Джо Аберкромби - Герои
Бледноснег выглядел его прямой противоположностью. За истекший час с лишним у него шевелилась только челюсть, медленно пережевывающая ломтик чагги. От этой каменной невозмутимости Кальдер лишь сильнее дергался. Да и вообще от всего. Пугал внезапный скрежет заступов: вот он в нескольких шагах за спиной, а в следующую секунду его уже нет как нет: подхватил и унес порыв ветра. Ветер вообще обнаглел: трепал волосы, издевательски хлестал по лицу, кидал в глаза мелкий сор и промозгло прохватывал до костей.
– Какой паскудный ветер, – посетовал принц.
– Ветер – это хорошо, – возразил Бледноснег. – Скрадывает шум. А если прохладно тебе, выросшему на Севере, то представь, каково им, которые родом из теплых мест. Так что все нам на руку.
Хорошо сказано, досадно, что он сам этого не учел, только, черт возьми, тепла от этого не прибавлялось. Одной рукой он запахивал на груди плащ, а другую прятал под мышкой; зажмурил и один глаз.
– Я ожидал от войны ужасов, но никогда, черт возьми, такой скуки.
– Терпение, – Бледноснег тихо сплюнул и утер с подбородка брызги. – Терпеливость – штука не менее грозная, чем боевое оружие. Я бы сказал, даже пострашней, поскольку немногие ею располагают.
– Воитель.
Кальдер рывком обернулся, нащупывая рукоять меча. Из ячменя возник человек. Лицо его было вымазано грязью, только белела кожа вокруг глаз. Лазутчик. Может, Кальдеру и самому не мешало бы так вымазать лицо. Похоже, этот воин толк в своем деле знал. Кальдер ждал, что заговорит Бледноснег, потом до него дошло, что вождь – это он.
– А, ну да. – Он выпустил меч, сделав вид, что нисколько не удивлен. – Чего?
– Мы в окопах, – прошептал вновь прибывший. – Отправили нескольких парней Союза обратно в грязь.
– Они там, по-твоему, готовы? – осведомился Бледноснег, даже не оборачиваясь.
– Да какое там, – улыбка лазутчика выглядела бледной и кривой. – Большинство вообще спали.
– Самое время убивать.
Хотя можно поспорить, согласились бы с этим убитые. Старый воин поднял руку:
– Ну как, будем?
– Будем.
Кальдер, морщась, полз по ячменю. Злак этот оказался острее, жестче и куда неласковей на ощупь, чем ему представлялось. Прошло совсем немного времени, а руки уже все как есть истерты; не очень помогало и понимание того, что они приближаются к врагу. Что и говорить, Кальдер куда более привычен следовать в противоположном направлении. Чертов ячмень. Когда вернется обратно цепь отца, надо будет издать закон, запрещающий выращивать эту гадость. Только мягкие злаки, под страхом… Он в сердцах вырвал перед собой пару щетинистых колосьев и замер.
Менее чем в двадцати шагах упруго трепетали на флагштоках штандарты. На обоих вышито золотое солнце, поблескивающее в свете десятка фонарей. Следом пятачок лысой топкой земли, защищая которую погиб Скейл – полого идущий к реке склон, кишащий лошадьми Союза. Сотни тонн крупного, лоснящегося, угрожающего вида конского мяса – и это, судя по прерывистому свету факелов, еще не предел: коней прибывало все больше и больше; под испуганное всхрапыванье и ржанье толкались в темноте крупы, цокали по плитам моста копыта. Хватало и людей: они окриками направляли лошадей, летали по ветру приказы. Все к тому, чтобы как следует подготовиться к атаке и через несколько коротких часов втоптать в землю Кальдера с его ребятами. Мысль об этом уюта, скажем прямо, не прибавляла. Потоптать, оно конечно слегка и можно, но куда лучше, если ты сидишь в седле, а не лежишь под тяжелыми, убийственными копытами.
Возле штандартов топтались двое часовых – один, обхватив себя руками, а алебарду сунув под согнутый локоть; второй топал в попытке согреться. Меч у него был в ножнах, а щитом он защищался от ветра.
– Идем? – шепнул Бледноснег.
Кальдер поглядел на этих бедняг и задумался о милосердии. Оба не были готовы к тому, что сейчас грозило свершиться. Торчать здесь им едва ли не безотрадней, чем ему, а это само по себе кое-что. Интересно, есть ли у них жены, которые их ждут. Жены с детьми в мягких животах, которые сейчас, может, спят, свернувшись под мехами, и берегут возле себя нагретое для мужа место. Он вздохнул. Стыдно, конечно, что они сейчас не при своих женах, ведь другого случая им не представится. Хотя милосердием не изгнать Союз с Севера, равно как не выкурить Черного Доу с трона отца.
– Идем, – кивнул он.
Бледноснег поднял руку и, сидя на корточках, сделал пару жестов сначала в одну сторону, затем в другую. Кальдер не понял даже, кому эти знаки предназначены, не говоря уже об их смысле, но все сложилось как по волшебству.
Часовой со щитом неожиданно зашатался. Второй обернулся к нему и пошатнулся тоже. Видимо, им обоим перерезали глотки. Два черных силуэта бережно опустили часовых наземь. Третий подхватил при падении алебарду и засунул ее себе под локоть. С ехидной улыбкой он корчил из себя солдата Союза.
Из колосьев показалась горстка северян и скрытно устремилась вперед; оружие играло слабыми бликами от вновь проглянувшей из-за туч луны. Не далее чем в двадцати шагах от того места трое солдат Союза барахтались в сорванной ветром палатке. Кальдер закусил губу: представить невозможно, чтобы его людей не заметили на открытом пятачке земли, да еще в свете фонарей. Вот один северянин ухватился за флагшток в попытке его выдернуть.
– Эй! – окликнул его солдат Союза, с легкой растерянностью приподняв заряженный арбалет.
В эту неловкую секунду паузы все затаили дыхание.
– Ых, – вырвалось у Кальдера.
– Черт, – сказал Бледноснег.
Солдат нахмурился.
– Ты кто та…
Он грудью поймал стрелу. Щелчка тетивы не было слышно, но виднелось черное оперение. Встречный выстрел южанина пришелся в землю, а сам он с воплем упал на колени. Это вспугнуло лошадей неподалеку, одна уронила и поволокла по грязи донельзя удивленного конюха. Из-за этого не совладали с палаткой трое солдат: двое одновременно выпустили парусину из рук, и ветер метнул ее прямехонько в лицо третьему. Кальдеру схватило живот.
Ночь с пугающей внезапностью извергла новых солдат Союза – с дюжину, а то и больше, пара с факелами, пламя которых сдувало вбок очередным порывом ветра. Откуда-то справа по ушам резануло эхо высокого воя – там как из ниоткуда вынырнули люди, поблескивая мечами. Во мраке замелькали тени; рыжий отсвет факела выхватывал то чье-то оружие, то руку, то контуры лица. Нельзя даже толком уловить, что происходит; вот факел, судя по всему, вышибло из руки, и уже нельзя разглядеть ничего. Слева вроде как тоже завязалась схватка. Кальдер дергался при каждом звуке. Он чуть не подпрыгнул, когда ему на плечо положил руку Бледноснег.
– Лучше пошевеливаться.
Уговаривать Кальдера не пришлось, он помчался по ячменю, как кролик. Слышны были чей-то вой, смех, ругань, непонятно, свои или вражеские. Что-то просвистело совсем рядом – стрела? Или ветер играет со стеблями? Колосья опутывали лодыжки, хлестали по икрам. Он запнулся и упал вниз лицом, Бледноснег помог ему подняться.
– Да стой ты уже, остановись!
Он как вкопанный стоял во мраке, согнувшись и уперев руки в колени; ребра вздувались как кузнечные меха. Сумятица голосов. Хвала небесам: северяне.
– Они идут следом?
– Где Хейл?
– Мы захватили те чертовы флаги?
– Те гады даже не знали, куда соваться.
– Мертвый он. Схлопотал стрелу.
– Мы их добыли!
– Они таскали вокруг этих своих, черт бы их побрал, коняг!
– Я думал, нам и сказать будет нечего.
– А вот принцу Кальдеру было что сказать.
При упоминании своего имени Кальдер поднял взгляд и увидел, что на него с улыбкой смотрит Бледноснег, держа в кулаке штандарт. Улыбка была примерно как у кузнеца, у которого любимый подмастерье наконец выковал на наковальне нечто, достойное продажи.
Кальдер вздрогнул, почувствовав тычок в бок, и понял, что это второй штандарт, свернутый в рулон. Солдат, сияя под лунным светом улыбкой на перемазанном грязью лице, предлагал этот рулон ему. Улыбались почти все, глядя при этом на него, Кальдера. Как будто он сказал что-нибудь смешное. Содеял что-то великое. Сам Кальдер ничего подобного не чувствовал. У него лишь всплыла идея, совершенно без усилия, и он привлек к ее осуществлению других, причем на их долю перепал и связанный с этим риск. В голове не умещалось, чтобы его отец вот так созидал свою великую репутацию. Но видимо, так уж устроен мир. Кто-то славен тем, что совершает насилие. Кто-то призван его задумывать и просчитывать. А есть те немногие, избранные, кто наделен талантом ставить и то и другое себе в заслугу.
– Принц Кальдер?
Тот, что улыбался, снова предложил ему флаг.
Что ж. Если им нужен кто-то для восторгов, зачем же их разочаровывать.
– Нет, я не принц.
Он схватил штандарт, развернул, впервые за всю ночь вынул меч, и воздел его в темное небо с криком:
