Стефани Майер - Сумерки / Жизнь и смерть: Сумерки. Переосмысление (сборник)
Я сжал губы, чтобы не дать им растянуться в улыбке, потом снова взглянул на Эдит. Она сидела, почти отвернувшись, но мне показалось, что ее щека слегка приподнялась, словно и она улыбалась.
Еще несколько минут – и все четверо встали из-за стола. Все они двигались легко и красиво, даже король выпускного бала. Странно было наблюдать, как они идут все вместе. Эдит на меня больше не взглянула.
С Джереми и его друзьями я просидел в кафетерии гораздо дольше, чем если бы обедал один. Не хватало мне только опоздать на урок в первый же день. У одного из моих новых знакомых, который вежливо напомнил мне, что его зовут Аллен, следующим уроком тоже был второй курс биологии. До класса мы дошли молча. Аллен оказался таким же стеснительным молчуном, как и я.
В классе он сел за лабораторный стол с черной столешницей, в точности такой, к каким я привык в своей бывшей школе. У Аллена уже был сосед. Занятыми оказались все места, кроме одного. Эдит Каллен, которую я узнал по странному металлическому блеску волос, сидела рядом с единственным свободным местом в среднем ряду.
Мое сердце вдруг заколотилось быстрее, чем обычно.
Направляясь по проходу между столами, чтобы назвать учителю свою фамилию и подать карточку на подпись, я как можно незаметнее посмотрел на Эдит. Когда я проходил мимо, она вдруг словно окаменела на своем месте. А потом вскинула голову с быстротой, которой я не ожидал, и уставилась на меня с необъяснимым выражением – не просто недовольным, а яростным, враждебным. Я в растерянности отвернулся и снова покраснел. В проходе я ненароком задел какую-то книгу, и мне пришлось схватиться за край стола. Сидящая за ним девчонка прыснула.
Насчет глаз я оказался прав: у Эдит были черные глаза. Черные, как уголь.
Миссис Баннер расписалась в моей карточке и выдала учебник. О знакомстве с классом и речи не было. Я сразу понял, что мы с ней поладим. Само собой, ей не оставалось ничего другого, кроме как отправить меня на единственное свободное место в центре класса. Не поднимая глаз, я направился к Эдит, смущенный, неловкий и не понимающий, чем заслужил ее враждебность.
Не глядя на Эдит, я положил учебник на стол и занял свое место, но успел все же заметить мельком, что моя соседка сменила позу. Она отклонилась от меня, отодвинулась на самый край своего стула и отвернулась, как будто от меня воняло. Я незаметно принюхался. От рубашки слабо пахло стиральным порошком. Но разве это вонь? Я отодвинул свой стул вправо, как можно дальше от нее, и попытался слушать учительницу.
Урок был посвящен строению клетки, а я его уже проходил. Но я все равно старательно записывал, не поднимая глаз.
Время от времени я, не удержавшись, поглядывал на свою странную соседку. За весь урок она так и не сменила неудобную позу на краешке стула, на максимальном расстоянии от меня, и все время прятала лицо за волосами. Я видел ее кулак, сжатый на левом бедре, жилы, проступившие под бледной кожей. До конца урока пальцы она так и не разжала. Длинные рукава ее белой рубашки без воротника были закатаны выше локтей, на предплечье под кожей перекатывались на удивление крепкие мышцы. Я невольно отметил, что ее кожа и вправду совершенство: ни веснушки, ни единого прыщика.
Этот урок, казалось, тянулся дольше остальных. Может, потому, что день наконец близился к концу? Или потому, что я все ждал, когда она разожмет кулак? Так и не дождался, а сидела она настолько неподвижно, словно даже не дышала. Что с ней такое? Неужели она всегда такая? Наверное, зря я поспешил осудить Джереми за то, как он неприязненно отозвался об этой девчонке за обедом. Может, дело вовсе не в том, что он затаил на нее обиду.
Но и я ни в чем не виноват перед ней, ведь она увидела меня сегодня впервые.
Перед самым концом урока миссис Баннер раздавала проверенные контрольные и попросила меня передать моей соседке ее работу. Я машинально взглянул на листок – сто процентов, высший балл – и только теперь узнал, как правильно пишется ее имя. Не через «i», а через «y». Никогда еще не видел, чтобы так писали, но в таком начертании это имя подходило ей еще больше.
Я взглянул на нее украдкой еще раз, придвигая ей листок, и сразу пожалел об этом. Она вновь пристально уставилась на меня черными, полными отвращения глазами. Я отшатнулся, такая от нее исходила ненависть, и в голове у меня вдруг мелькнуло выражение «убийственный взгляд».
В этот момент звонок вдруг грянул так громко, что я вздрогнул, а Эдит Каллен сорвалась с места. У нее была походка танцовщицы, все идеальные линии ее тонкого тела двигались в полной гармонии друг с другом. Повернувшись спиной ко мне, она выскочила за дверь прежде, чем остальные успели встать.
Я словно примерз к стулу, тупо глядя вслед Эдит. Какая она все-таки грубая и резкая. Я начал вяло собирать вещи, стараясь не поддаться замешательству и угрызениям совести. С какой стати я чувствую себя виноватым? Я ничего такого не сделал. С чего вдруг? Мы ведь с ней даже не познакомились.
– Это ты Бофорт Свон? – раздался девчоночий голос.
Обернувшись, я увидел симпатичную девушку с детским личиком и светлыми волосами, старательно выпрямленными утюжком. Она дружески улыбалась мне и явно не считала, что от меня воняет.
– Бо, – с улыбкой поправил я.
– А я Маккайла.
– Привет, Маккайла.
– Помочь тебе найти следующий класс?
– Вообще-то я в спортзал. Думаю, не заблужусь.
– Мне туда же. – Она страшно обрадовалась, хотя в этой маленькой школе такие совпадения неудивительны.
Мы отправились на урок вместе. Маккайла оказалась болтуньей – почти все время говорила она одна, и меня это вполне устраивало. До десяти лет она жила в Калифорнии, поэтому хорошо понимала, как мне не хватает здесь солнца. Выяснилось, что и на английском мы в одной группе. Из всех, с кем я познакомился в этот день, она была самой приятной и легкой в общении.
Но перед тем, как мы вошли в спортзал, она спросила:
– Ты что, ткнул Эдит Каллен карандашом? Никогда не видела ее такой.
Я поморщился. Значит, не только я заметил ее странности. Видимо, Эдит Каллен обычно ведет себя иначе. Я решил закосить под дурачка.
– Ты про девчонку, с которой я сидел на биологии?
– Ага, – подтвердила Маккайла. – Унеслась как ужаленная.
– Без понятия, – ответил я. – Мы с ней не разговаривали.
– Странная она какая-то, – вместо того, чтобы уйти в раздевалку, Маккайла медлила. – Если бы тебя посадили со мной, мы бы обязательно поговорили.
Улыбнувшись ей, я ушел в мужскую раздевалку. Хорошая девчонка, и я ей, кажется, понравился. Но этого слишком мало, чтобы забыть странные события предыдущего урока.
Учительница физкультуры, тренер Клапп, нашла для меня спортивную форму, но не стала настаивать, чтобы я немедленно переоделся и приступил к занятиям. В Финиксе на физкультуру в старших классах надо было ходить только два года. А здесь она была обязательной все четыре. Мой персональный ад.
Я смотрел четыре волейбольных матча одновременно и вспоминал, сколько травм заработал – и причинил – играя в волейбол. Меня мутило.
Наконец прозвенел звонок с последнего урока. Я нехотя потащился в административный корпус, относить карточку. Дождь утих, но налетел сильный ветер, вдобавок похолодало. Я застегнул молнию на куртке и сунул свободную руку в карман.
Но едва войдя в теплую приемную, я обомлел.
Прямо передо мной, у стойки, стояла Эдит Каллен. Я сразу узнал ее по растрепанным бронзовым волосам. Похоже, она не слышала, как я вошел. Прислонившись спиной к стене, я ждал, когда очкастый секретарь освободится.
Эдит убеждала его негромко и нежно. Суть разговора я уловил сразу же: она просила перенести биологию в ее расписании с шестого урока на какое-нибудь другое время, какое угодно.
Не может быть, чтобы она добивалась этого из-за меня. Должна быть еще какая-то причина, что-то наверняка случилось до того, как я вошел в кабинет биологии. Недовольство на лице Эдит наверняка объяснялось чем-то совершенно иным. Не может быть, чтобы совершенно незнакомый человек с первого взгляда проникся ко мне столь сильной антипатией. Не настолько я важная персона, чтобы так остро реагировать на меня.
Дверь снова открылась, холодный ветер пронесся по приемной, зашелестел бумагами на столе, потрепал мои волосы. Вошедшая девушка молча подошла к стойке, положила какую-то бумагу в проволочный лоток и снова вышла. Но Эдит Каллен словно окаменела, потом медленно обернулась и снова уставилась на меня в упор. Ее лицо было неправдоподобно безупречным, без единого изъяна, который придал бы ей хоть что-то человеческое, а глаза смотрели пронзительно и горели ненавистью. На миг мне стало по-настоящему страшно, настолько, что волосы на руках встали дыбом. Как будто я предчувствовал, что сейчас она достанет пушку и пристрелит меня. Взгляд длился всего секунду, но был холоднее пронизывающего ветра. Эдит снова повернулась к секретарю.
