Стефани Майер - Сумерки / Жизнь и смерть: Сумерки. Переосмысление (сборник)
В этом доме сразу становилось ясно, что Чарли так и не оправился после развода с моей матерью. Неуютное ощущение.
Заявляться в школу слишком рано не стоило, но и дома не сиделось. Надев куртку, похожую на костюм биозащиты, я вышел под дождь.
Он моросил по-прежнему, слишком мелкий, чтобы сразу же промокнуть под ним. Я достал ключ, который мы всегда прятали под карнизом у двери, и запер замок. Новые непромокаемые ботинки странно хлюпали, мне недоставало привычного хруста гравия под ногами.
В машине было сухо и хорошо. Видимо, Бонни или Чарли вычистили кабину, но от бежевой обивки сидений по-прежнему слабо пахло табаком, бензином и мятной жвачкой. Двигатель завелся сразу, только очень громко – пробудился к жизни, взревел и на полной громкости продолжал работать вхолостую. Ну что ж, должен же быть хоть один минус у этого антиквариата. Зато древнее радио работало – на такой подарок я не рассчитывал.
Школу я отыскал без труда – как и многие другие здания, она располагалась чуть в стороне от шоссе. Догадаться, что это школа, было бы непросто, если бы не указатель «Средняя школа Форкса». Школа представляла собой несколько одинаковых корпусов из темно-красного кирпича. Деревья и кусты здесь росли так густо, что о размерах школьной территории можно было только догадываться. А как же казенная атмосфера? Где забор из сетки и металлоискатели?
Я припарковался перед первым зданием, на двери которого висела неприметная табличка «Администрация». Поблизости больше никто не ставил машины, и я сообразил, что это запрещено правилами, но все-таки решил узнать, как пройти к учебным корпусам, вместо того чтобы нарезать круги под дождем. Что я – идиот?
Внутри горел яркий свет и было теплее, чем я рассчитывал. Помещение оказалось маленьким, в приемной со складными стульями и оранжевым в крапинку ковролином теснились на стенах объявления и грамоты, громко тикали большие часы. Повсюду в больших пластмассовых горшках торчали комнатные растения – как будто снаружи мало зелени! Комнату делила пополам длинная стойка, заставленная проволочными лотками, полными бумаг, с яркими этикетками, приклеенными к лоткам спереди. За одним из трех столов, помещавшихся за стойкой, сидел лысеющий очкастый толстяк. Он был в футболке, и мне сразу стало неловко за собственную одежду, словно я утеплился не по погоде.
Очкастый поднял голову.
– Чем могу помочь?
– Меня зовут Бо Свон, – сообщил я, и его глаза сразу вспыхнули. Так я и знал – обо мне уже сплетничают. Сынок шефа полиции и этой вертихвостки наконец-то вернулся на родину.
– Ясно, – отозвался очкастый, порылся в опасно накренившейся кипе бумаг на своем столе и наконец нашел то, что искал. – Вот, Бофорт, здесь твое расписание и карта школы, – он выложил на стойку несколько листов бумаги.
– Пожалуйста, просто Бо.
– А, хорошо, Бо.
Он перечислил мои уроки, пометил маркером на карте, как пройти до каждого корпуса, и вручил мне карточку, в которой должен был расписаться каждый учитель, а я – принести ее обратно после уроков. Потом он улыбнулся мне и так же, как и Чарли, выразил надежду, что в Форксе мне понравится. Я в ответ постарался улыбнуться как можно естественнее.
Когда я вернулся к своему пикапу, остальные ученики уже начали съезжаться. По территории школы я ехал, следуя размеченным полосам движения. Машины здесь были по большей части еще древнее моей, а дорогих тачек я вообще не заметил. В Финиксе мы жили в небогатом районе, но относился он к престижному округу Пэрадайз-Вэлли. Новый «мерседес» или «порше» на школьной стоянке – обычное явление для тех мест. А здесь самым шикарным был новенький серебристый «вольво», который сразу бросался в глаза. Но я все равно заглушил двигатель сразу же, как только нашел, где припарковаться, чтобы его громовой рев не привлекал ко мне внимания.
В пикапе я изучил расположение корпусов, стараясь запомнить его: если повезет, мне не придется весь день разгуливать по территории школы, уткнувшись в карту. Потом я затолкал свои вещи в рюкзак, закинул его за спину и тяжко вздохнул. Все не так уж плохо, соврал я себе. Ну реально же это не вопрос жизни и смерти, а просто учеба в школе. Никто меня не укусит. Наконец я выдохнул и выбрался из машины.
Набросив капюшон, я зашагал по дорожке в толпе подростков. И с радостью заметил, что в своей простой черной куртке выделяюсь среди них разве что ростом, но тут уж ничего не поделаешь. Я ссутулился и опустил голову.
Третий корпус я заметил сразу же, как только обогнул здание школьного кафетерия: большая черная цифра «три» была нарисована на его восточном углу, на белом квадрате. Я вошел в дверь следом за двумя дождевиками не пойми какого пола.
Класс оказался маленьким. Хозяева дождевиков остановились у двери и повесили их на крючки в длинном ряду. Я сделал то же самое. Оказалось, я шел за девчонками – блондинкой с кожей как фарфор и еще одной, тоже бледной, с русыми волосами. По крайней мере, я не буду выделяться здесь своим цветом кожи.
Я отдал свою карточку учительнице – строгой, с редеющими волосами, которую, судя по табличке на столе, звали мисс Мейсон. Увидев мою фамилию, она уставилась на меня, к моему лицу, само собой, прилила кровь, щеки и шея наверняка пошли позорными красными пятнами. Хорошо еще, что мисс Мейсон отправила меня на заднюю парту, не устраивая цирк с представлением всему классу. Я постарался втиснуться за парту для карликов как можно незаметнее.
Пялиться на меня, сидящего сзади, моим новым одноклассникам было непросто, но они все же ухитрялись. Я не поднимал глаз от списка литературы, который вручила учительница. Список был обычным: Бронте, Шекспир, Чосер, Фолкнер. Все это я уже читал. Хоть какое-то утешение и… скучища. Я задумался, пришлет ли мать мою старую папку с сочинениями, или сочтет, что это нечестно. Мысленно я заспорил с ней, пытаясь убедить, а тем временем мисс Мейсон бубнила свое.
Затрещал звонок, и бледная тощая девчонка в прыщах, с черными волосами, блестевшими жирно, как разлитая нефть, наклонилась через проход между партами, чтобы поболтать со мной.
– Ты Бофорт Свон, да?
От нее прямо-таки несло услужливостью, как от подсказчика из шахматного клуба.
– Бо, – поправил я. Все сидящие в радиусе трех парт разом обернулись.
– Где у тебя следующий урок? – спросила она.
Пришлось искать в сумке расписание и сверяться с ним.
– В шестом корпусе, политология у Джефферсона.
Куда ни посмотри, всюду любопытные взгляды.
– Я иду в четвертый корпус, но могу показать тебе дорогу… – не просто услужливая, а прилипчивая. – Я Эрика, – добавила она.
Я выдавил из себя улыбку.
– Спасибо.
Надев куртки, мы вышли под дождь, который сразу припустил сильнее. Несколько человек шли за нами вплотную, чуть не наступая на пятки, как будто подслушивали. Не хватало мне паранойи.
– Ну как, большая разница с Финиксом, а? – спросила Эрика.
– Очень.
– Там ведь редко идут дожди?
– Раза три-четыре в год.
– Ого! И как же там тогда? – изумилась она.
– Солнечно, – ответил я.
– Что-то ты не выглядишь загорелым.
– У матери частичный альбинизм.
Она нерешительно вгляделась в мое лицо, и я чуть не застонал. Похоже, с дождевыми тучами чувство юмора несовместимо. Еще несколько месяцев – и я отучусь от сарказма.
Мы обогнули кафетерий в обратном направлении, направляясь к южным корпусам возле спортзала. Эрика проводила меня до самой двери, хотя номер корпуса был виден издалека.
– Ну, удачи тебе, – пожелала она, когда я взялся за дверную ручку. – Может, на других уроках еще встретимся, – полным надежды голосом добавила она.
Стараясь не слишком обнадежить ее, я улыбнулся и вошел в здание.
Остаток утра прошел примерно так же. Учительница тригонометрии мисс Варнер, которую я в любом случае невзлюбил бы за ее предмет, стала единственной, кто велел мне выйти к доске и представиться классу. Я заикался, краснел, а по пути на место путался в собственных ногах.
За два урока я запомнил несколько лиц в каждом классе. Всякий раз находился кто-нибудь посмелее остальных – называл свое имя, спрашивал, нравится ли мне Форкс. Я старался проявлять дипломатичность, а чаще просто врал. Зато карта мне ни разу не понадобилась.
На каждом уроке учителя поначалу звали меня полным именем, и это здорово бесило, хотя я сразу поправлял их. Понадобились годы, чтобы отучить людей вокруг называть меня Бофортом: спасибо деду, удружил – помер за несколько месяцев до того, как я родился, и мать, конечно, сочла своим долгом назвать меня в его честь. В Финиксе давно уже никто не вспоминал, что Бо – просто уменьшительное от имени. И вот теперь придется начинать все заново.
Один парень сидел со мной и на тригонометрии, и на испанском, а потом мы вместе отправились обедать в кафетерий. Парень был коротышкой, не доставал мне даже до плеча, но его буйная курчавая шевелюра немного сглаживала разницу в росте между нами. Его имени я не запомнил, поэтому только улыбался и кивал, а он трепался об уроках и учителях. В смысл слов я не вдумывался.
