Майкл Муркок - Глориана; или Королева, не вкусившая радостей плоти
– Там! – возопил сир Вивиан. – Вон там! Я его вижу! – Он обернулся позвать Королеву, причудливо покачнулся в седле, вцепился в конскую гриву, затем неловко сверзился, таща за собой седло и прочее, с мчащегося зверя.
Королева проскакала мимо, не успев натянуть поводья, Квайр же мигом осадил черную кобылу и соскочил, дабы склониться подле стонущего рыцаря.
– Спина. Бесы! Думаю, Квайр, я сломал позвоночник.
– Царапина, не более, – сказал Квайр. – Что случилось?
– Конюх – предатель. Соскользнула подпруга. Слетел я. Надо обо всем заботиться самому. От дворцовых конюхов никакого прока, они только и умеют, что запрягать кареты. Ай! – Он мучался от ужасной боли.
Королева и Том Ффинн галопировали обратно. Вдалеке, у подножия холма, лай гончих делался громче и злее. Сир Орландо Хоз, Алис Вьюрк при нем, мрачно взглянул на Квайра сверху вниз.
– Что? Очередное происшествие? Вы сильно пострадали, сир Вивиан?
– Перелом позвоночника. Я жив. – Он потел от мучений. – Лучше позовите конюхов, пусть приволокут какую-либо доску! – Он поднял глаза на друга. – Как там охота, сир Орландо?
Хоз хладно посмотрел вниз.
– О, я полагаю, вскоре лисенок будет пойман.
Глава Тридцать Первая,
В Коей Мастер Толчерд Представляет Величайший Свой Успех, а Отношения Соперников и Любовников Достигают Переломного Момента
Почти совершенно забросив публичные покои, Королева развлекала гостей в пещерах, в напитанных тяжелым амбре взаимосоединенных помещениях своего сераля, где празднующим прислуживали мальчики и девочки с намасленными, голыми телами, а также странные люди всех мастей – карлы, гиганты, гермафродиты. Если в прошлом году темой Осеннего Маскерада было Вакхово Пиршество, то ныне ею стала более прямолинейная вакханальная интрига, на кою сонная Королева и сардонический Квайр взирали с общего ложа на постаменте над основной поверхностью, где, будто бражничая в некоей северной Византии, гости возлежали на подушках и разнеживались от пищи, и страсти, и вина.
Незримые музыканты играли томную музыку, под кою танцоры мастера Патера, ведомые Алис Вьюрк и Филом Скворцингом, дрыгали ногами без особой поспешности. Мир словно расслабился в роскошестве и нечестивой беспечности. Сцена освещалась малым числом светильников и факелов, однако все алкали тьмы, и расцветка костюмов, равно как и обстановки, была густа и насыщенна.
Сир Эрнест Уэлдрейк, оголенный до талии и являющий крест-накрест иссеченную спину, возвысил винный кубок до почти утерявших чувствительность уст леди Блудд. Другой рукой он держал книгу, из коей читал:
Ал виноград живой,Как бы в крови,Рубинова гроздь величаваНас колдовством обожгла,Для времени стала отрава,К часу льнул час, и мглаБровью к дрожащей бровиНас в хижине сей свела,В хижине сей величавой,Где я и моя, ты и твойЖаждали мертвой любви.
Хмурясь, леди Блудд отверзла очи, не чуя, как вино струйкой сочится по подбородку, и уставилась с некоторым любопытством на малый пук лилий в своей правой руке. Она вновь закрыла глаза и задышала глубже.
Сир Эрнест едва не возобновил чтение, когда два исполина, черный и белый, распахнули асимметричные двери покоев, впуская доктора Ди в платье с колдовскими символами, свитки под мышками, семенящего торопливо, вкупе с мастером Толчердом в лучшем из его облачений, вслед за доктором, и Гермистонским таном в клановой шотландке, замыкающим.
– Смотри-ка, – молвил Фил Скворцинг с пола, возлагая высокомерную длань на невыдающееся бедро, – к нам пожаловал мастер Толчерд, весь лощеный, холеный и мудреный, да еще в каменьях. – Кое-кто засмеялся, но не Квайр и не Королева.
Доктор Ди в отвращении метнул в Фила мрачный взгляд, мастер Уоллис потянул юношу на себя, тот вырвался, ощерился, прошелся по покоям, приветствуя различных своих друзей, в то время как Уоллис стоял, разинув рот и глаза умоляюще, потом обернулся.
Гермистонский тан застыл, будто напоролся на Горгоновы очи.
– Ариох! Что здесь такое? – Огромная борода его встопорщилась. – Я не видел ничего хуже за все скитания меж мирами.
На сие Королева улыбнулась. Она воздела пальцы:
– Идите же к нам, дражайший мой тан. Вы принесли вести о своих приключениях? Приведете ли вы новых пленников, как привели нам капитана Квайра?
Тан попунцовел, затем уставился на Квайра.
– Капитан, сия женщина вас растлила!
Королеву развлекло и сие тоже.
– Напротив, сир!
– Что сие за место?
– Здесь обретают усладу, – сказала она.
– Мадам… – Доктор Ди изменился лицом. По одной стороне его змеился длинный, частично заживший шрам. Ди попытался прикрыть его седыми волосами. – Мы привели вам тана, потому что он желает кое-что до вас донести…
– Вы развлечете нас, милый тан? Помните: вы явились на Осеннее Пиршество.
– Развлеку? Нет, увы, мадам. Я виделся с маркграфом Симлы. Татары выстроились вдоль границ Империи и приготовляются на нас напасть. По их сведениям, война начнется в середине сего месяца. Здесь присутствует изменник, что их оповещает.
– Кто сей изменник, сир? – Легко.
– Маркграфу неведомо.
Королева опустила глаза на сира Орландо Хоза, что сидел не без стесненности на своих подушках.
– Вы что ни день встречаетесь с татарским послом, сир Орландо. Многое ли он вам сообщил?
Сир Орландо повел плечами.
– Ничего определенного, мадам. Полагаю, татары желают войны, как наверняка желает ее и всякий иной. Но вы, я знаю, не расположены слушать подобное.
– Вы не слишком конкретны, сир.
– Убаша-хан намекнул на то, что Татария имеет в виду атаковать части Индии и Катая, едва разразится война меж другими народами. Сие, они уверены, незатруднительно, коль скоро, как он выразился, воспылает весь шар земной. – Сир Орландо вещал беззаботно, как утративший надежду убедить собеседника в своей правоте.
– Однако же никаких точных вестей?
– Нет, мадам. Когда Жакотты пойдут против Арабии, сие, несомненно, станет знаком.
– Велите доставить сколько-то Жакоттов ко Двору, – сказала она.
Он взглянул на нее в надежде.
– Завтра, мадам?
– На следующей неделе, – молвила она.
– Вестимо, мадам.
Квайр прошептал:
– Возможно, здесь тебе следует действовать поспешнее. Угрозой, например, Жакоттам, что их могут осудить и казнить как изменников.
– В Альбионе нет казней.
– Сие лишь угроза.
– Вестимо. Сир Орландо! – позвала она снова. – Велите сообщить Жакоттам, что они совершают предательство в отношении Державы. Напомните о прежней мере наказания.
Сир Амадис Хлебороб взметнул угрюмый взгляд. Потер лоб, как если бы хотел прочистить мозги.
– Вы более ничего не сделаете с моими вестями, мадам? – вопросил тан.
– Что еще мы в силах сделать, сир?
– Расследовать. Всякий день Держава сползает к Хаосу!
Она взяла и вобрала в себя огромный кубок вина, как бы отвечая Гермистону.
– Я не допущу безнадобного кровопролития, сир, как вы отлично знаете.
– Вы удерживали мир от крупных войн тринадцать лет, – молвил он. – Ныне вы подносите лучину к пушке, что просигналит величайшую войну из всех. Я видел подобные мирового масштаба войны в своих странствиях. Я видел разорение целых континентов – сожженных дотла. Сие и есть судьба Альбиона?
– Разумеется, нет, сир.
Тан сделался мрачен.
– Я отбываю в поисках места повменяемее. – Он взглянул на Квайра. – Она совращает вас, мудрец, всячески уловляя и помутняя ваш рассудок.
Капитан хранил молчание.
Тан смотрел на Ди и Толчерда, даже на Квайра, как бы ожидая, что те к нему присоединятся, но они остались на местах. Он зашагал вон из сераля, и тартан его шелестел гневной, бессильной волынкой.
– Женщину – замуж! Всю гниль – распустить! Хоу!
Мастер Толчерд тактично выждал, когда его друг уйдет; затем выдвинулся, неловок в своем убранстве.
– Мадам, я обещал вам сие зрелище немало месяцев тому. – Конфузливо. – Оно наконец готово. Если консорт сыграет музыку, что я им приготовил, ваши танцоры явятся.
– Мы в нетерпении, мастер Толчерд, – излила она благодарность на его лысую и потную голову.
Взмах руки в сторону галереи музыкантов – и зазвучала бойкая, восхитительная мелодия: разительный контраст с той, что зачала сей вечер. Королева взяла очередной бокал вина. Квайр раскинулся на ложе, рассеянно гладя ее руку.
Мастер Толчерд ударил в ладоши. Из дальнего конца покоев принялись возникать фигуры. То были танцоры в сверкающих костюмах, столь быстроноги и изящны, что труппа мастера Патера смотрелась сборищем калек. Они танцевали все ближе и ближе, крутя пируэты, воспаряя, соприкасаясь руками, и по мере продвижения их к обезлюдевшей арене делались яснее словно бы застывшие маски их лиц – металлические маски с пустотой в глазах и ничего не выражающими ртами. Тут был Харлекин в шахматном костюме и ряд различных клоунов – Дзанни, Пьерро, – Колумбина, Исабелла, – Доктор и дряхлый Панталон. Тут был Скарамуш с показной удалью и длинной шпагой, румяный мушкетер. И они плясали в ряд перед Королевой; потом единомоментно согнулись в поклонах и реверансах, едва прервалась музыка. Каждая деталь их костюмов состояла из металла. Руки-ноги были металлическими и переливались цветами. Из металла были и лица.
