Марк Лахлан - Фенрир. Рожденный волком
– Но разве ты не хочешь вернуться домой с золотом и овеянный славой? Неужели ты предпочтешь возвратиться из похода с пустыми руками, вместо того чтобы уничтожить своих врагов?
Конунг выпрямился.
– А в твоих словах есть некоторый резон, – признал он. – Рассказывай, как нам защититься от Ворона.
– Ты поклянешься не причинять нам зла?
– Клянусь, – сказал Гьюки, дотрагиваясь до распятого Христа на стене, – перед лицом Одина, который повесился на ясене ради мудрости.
– Ворон ни за что не захочет путешествовать по воде, – сказал Леший. – Ставь паруса. Вот и вся хитрость.
– Прекрасно, – сказал конунг. – Скоро рассвет. Как только встанет солнце, выходим.
В дверь часовни постучали. Пришел Кюльва. Он принес свечу, и в свете пламени его лицо казалось вытянутым.
– Я потерял еще одного брата, – сообщил он. – Хродинг только что умер от ран, которые нанес ему человек-волк. Я хочу знать, что сказал тебе этот парень. Ему все равно не отвертеться от хольмганга.
Рот конунга искривился то ли в улыбке, то ли в гримасе.
– Пусть твои братья покоятся с миром, Кюльва, – сказал он.
– Никто не имеет права отказать мне в исполнении закона.
– Верно, – признал Гьюки. – Только знай – твоего брата убил не воин.
– Почему же, это воин, на вид ему не меньше пятнадцати лет.
– Нет, – сказал конунг, – это женщина.
Кюльва широко раскрыл глаза.
– Что ж, – продолжал конунг, – можешь и дальше настаивать на хольмганге, но когда она умрет, всем станет ясно, что это был не мужчина. И тогда все узнают, что твой брат погиб от руки женщины. Хотя она и высокого рода. Она обручена с князем Олегом, правителем Альдейгьюборга. Пусть она сначала станет законной женой, чтобы ты мог потребовать вергельд с князя и не позорить свою родню этим поединком.
Кюльву едва ли не трясло.
– Женщина не смогла бы убить моего брата. Это не женщина!
– Кюльва, я дотронулся до нее и получил неопровержимые доказательства, – сказал конунг, – ее защищают могущественные силы. Женщина не убила бы твоего брата. А вот боги, действующие через нее, могли. Иначе как еще девственница народа франков смогла бы сразить такого воина, как Бродир?
– Надо изнасиловать ее и убить, – заявил Кюльва.
– Чтобы открыть всему миру, что Бродир умер от руки женщины? Я же сказал, только вергельд поможет тебе сохранить достоинство и не замарать честь семьи.
Кюльва кивнул.
– Но выкуп должен быть очень большим.
– Так и будет, – пообещал конунг. – Только не говори остальным, что на корабле женщина. Иначе начнутся ссоры.
Кюльва что-то пробурчал и вышел из часовни.
Гьюки развернулся к Элис:
– Что ж, госпожа, обещаю доставить тебя на место.
– И ты получишь за это награду, – сказала Элис.
Занялся холодный рассвет, сильный ветер дул с берега.
Драккары нагрузили добычей: несколько лошадей, несколько хороших стульев и ковров, много больших мешков с шерстью. Леший сидел на одном из мешков, сложенных на корме, и улыбался собственным мыслям. Девушка осталась при нем. Драккар был узкий, поэтому места для груза едва хватало. Мул пасся в кустарнике на берегу. Лешему было жалко расставаться с животным, не столько из сентиментальных соображений, сколько из-за того, что мул был единственным его достоянием, если не считать Элис, которую, как показала жизнь, не так-то легко удержать. Леший хотел захватить с собой волчью шкуру, однако викинги решительно заявили, что это nithing – таким словом они обозначали «проклятую вещь». Итак, было решено, что корабли зайдут в Бирку, чтобы поторговать и закупить провизии. Леший был знаком с тамошними торговцами; он не сомневался, что сумеет уговорить Элис бежать и ускользнет от викингов раньше, чем те поймут, что девушки у них уже нет. А в Бирке имеются лоцманы, которые ходят в земли народа русь по ночам и при хорошей луне. Если им пообещать награду от князя Олега, этого будет довольно, чтобы их с Элис отвезли.
Викинги уже были наготове, одни сидели на веслах, другие стояли в воде, готовясь оттолкнуть корабль от берега. В желудке у Лешего был вареный заяц, купленный Элис у северян, на плечах – плащ, купленный ею же, и он вот-вот отправится в сторону дома в сопровождении еще двух драккаров кроме того, на котором едут они. Ни один морской разбойник и близко не сунется к таким кораблям. Леший уютно завернулся в плащ и погрузился в мечты о вине, которое так хорошо пьется в Ладоге в солнечный денек, о храмовых девушках и о перченом мясе с рыночных прилавков.
Раздался дружный крик и грохот. Северяне, стоявшие в воде, столкнули корабль с песка и теперь забирались на борт. И тут Леший увидел, как к нему подходят два воина, и оба настоящие великаны.
– Убирайся, – приказал Кюльва.
– Что? – не понял Леший.
– Убирайся с корабля.
Конунг стоял за спиной воинов и, улыбаясь, глядел на Лешего.
– Ты обещал, что не причинишь мне зла, – сказал Леший. – Ты же поклялся!
– И я сдержу клятву. Вода здесь доходит всего лишь до пояса. Ты ведь умеешь плавать?
– Умею, но…
– Это все, что я хотел знать! – отрезал Гьюки. – Выбросьте эту восточную гниду с моего корабля.
Леший отбивался, но все было тщетно. Два викинга подхватили его и выбросили за борт прямо над последним веслом, о которое он чудом не ударился.
Здесь было мелко, и вода почти не смягчила падение. Леший шлепнулся на песок и едва не задохнулся.
– Эй, купец! – Элис швырнула что-то на берег. Его нож, которым он разрезал шелк. – Тебе пригодится оружие! – прокричала она.
Торговец поднял нож и поднялся сам, с него ручьями стекала вода.
– Ты ни за что не договоришься с Олегом без моей помощи! – закричал он конунгу.
Военачальник викингов только засмеялся.
– Я сражался вместе с ним под Миклагардом. Он мне как брат, он будет только рад встрече со мной!
Леший упал на четвереньки и ударил по воде кулаками.
– Это несправедливо! – закричал он. – Я боролся. Я терпел лишения. Перун, что мне сделать, чтобы ты сжалился?!
Никто его не услышал. Стройные драккары уже отошли от песчаного берега на расстояние двадцати своих корпусов.
Леший рухнул в воду, рыдая, жалея, что не может здесь утонуть, чтобы волны унесли его куда-нибудь туда, где жизнь легка, а золото падает прямо с деревьев. Он перекатился на спину.
– У меня ничего нет. Я ничего не получил в наследство. Я сам не оставлю наследства. У меня нет друзей, нет приятелей, нет родины. Я ничто. Ничто. Ничто! – Он бился на мелководье, словно выброшенная на берег рыбина, а потом вспомнил. Мул! – Хватит себя, жалеть, милый мой, – сказал он себе, поднялся и побежал во весь опор обратно к монастырю.
Элис смотрела, как он удаляется, нелепый маленький человечек, который, без сомнения, по-прежнему желает обрести богатство на чужом берегу. Ей было жалко его, но она ощущала странное облегчение. До сих пор она зависела от помощи других, теперь же была сама по себе. Она отвернулась от берега. Вокруг все было серо, серое на сером; линии, разделявшей небо и море, почти не было видно, и корабль как будто разрезал не воду, а небеса. Ее снова охватило прежнее чувство. Она уже ходила этим путем раньше. Она увидела себя на другом корабле, в другом времени, только вокруг было такое же серое свечение.
Однажды, вспомнила Элис, она решила свести счеты с жизнью, спрыгнула за борт такого же корабля и молила о смерти. Она помнила ошеломляющий холод, помнила, как непослушные руки и ноги взбивали воду, заставляя ее плыть против своей воли, мешая ей утонуть. И теперь она как будто разыгрывала сценку, словно ярмарочный актер, и ее нынешние поступки были всего лишь отголоском поступков, совершенных ранее. Непосредственная угроза жизни каждый раз была так велика – Ворон, волкодлак, викинги и даже местные жители, – что у нее до сих пор не было времени задуматься о том, что с ней происходит. Она не знала языка северян. До недавнего времени она понимала всего несколько слов. Когда она пыталась думать на их языке, почти ничего не получалось, только какие-то обрывки: «Я буду жить снова, Вали. Когда бог умер, сияющая магия вошла в меня».
Она вспомнила об исповеднике. Что с ним теперь? Она нисколько не сомневалась, что он погиб, и виновата в его смерти она. «Как была виновата и раньше». Этот голос принадлежал не ей, а скорее маленькой девочке.
Дни шли за днями, и корабль скользил через морской туман. Когда туман разошелся, их встретило яркое голубое небо с вытянутыми облаками, которые и сами были похожи на драккары на синей глади океана. Затем сгустились сумерки, и заходящее солнце превратило морскую гладь в отрез золотой парчи. Когда наступила ночь, задул попутный ветер, взошла круглая яркая луна, и вода засверкала под ней, словно ребристая спина дракона. Корабль не замедлял ход, он как будто летел по лунной дорожке, спасаясь от наступающей тьмы.
С одного из соседних кораблей их окликнули вполголоса.
