Джо Аберкромби - Полмира
Повисло молчание, снаружи кто-то прошел с факелом, рыжий свет осветил Колючкину щеку, на щеке проступил шрам в форме звездочки. Бранд опустился на колени, лицом к лицу с ней:
– Мы можем уехать.
– Нет. Не можем.
– Отец Ярви. Это он подбил тебя на это. Это все обман, мошенничество чистой воды. Как с этим отравителем в Ялетофте. Это его хитрый план…
– А хоть бы и так? Я не ребенок, Бранд, я все понимаю. Я дала клятву отцу Ярви. И королеве. И я прекрасно понимала, что к чему. Я знала, что должна буду выйти на поединок. Я знала, что могу умереть, защищая ее.
– Если поедем верхами, к утру будем уже в десяти милях отсюда.
Она сердито отпинала одеяло и опрокинулась на спину, закрыв руками лицо.
– Мы не сбежим, Бранд. Ни ты, ни я. Я сказала Горму, что ему пришел конец. Все очень расстроятся, если я не явлюсь, как ты считаешь?
– Мы можем поехать на юг, в Тровенланд. Наняться на корабль, поплыть вниз по Священной. В Первогород. Виалина приютит нас. Ради всех богов, Колючка, он же Крушитель Мечей…
– Бранд, хватит! – рявкнула она, да так неожиданно, что он отшатнулся. – Думаешь, я всего этого не знаю? Думаешь, у меня в голове все это не крутится, как чертов осиный рой? Думаешь, я не знаю, что по всему лагерю люди сидят, задают себе те же самые вопросы – и получают те же самые ответы?
И она наклонилась вперед, блеснув глазами:
– Я скажу, что ты можешь для меня сделать, Бранд. Ты можешь стать единственным человеком в лагере, который думает, что я выиграю. Или просто притвориться, что так думает. Это не твой выбор, а мой. Я его сделала. А ты выбирай – хочешь ты стать со мной плечом к плечу или нет.
Он стоял на коленях и моргал, словно ему только что залепили пощечину. Затем он сделал длинный вздох, и выдохнул.
– Я всегда буду рядом. Буду стоять плечом к плечу с тобой. Всегда.
– Я знаю. Просто это я должна сегодня бояться.
– Прости.
И он протянул руку и дотронулся в темноте до ее лица, и она прижалась щекой к его ладони.
– Просто… Мы так долго к этому шли. Я не хочу тебя терять.
– А я не хочу теряться. Но ты же знаешь – именно для этого я и рождена.
– Если кто и победит его, так это ты.
Еще б поверить в это…
– Я знаю. Но у меня не слишком много времени.
И она взяла его за запястье и потянула в постель.
– И я не хочу потратить его на разговоры.
* * *Бранд сидел с Колючкиным мечом на коленях и полировал его.
Он отполировал его до зеркального блеска, от рукояти до блестящего кончика. Звезды погасли, и небо посветлело, и Матерь Солнце поднялась из-за Амонова Зуба. Сталь сверкает. Клинок наточен. Но он водил и водил по нему тряпицей, бормоча молитвы Матери Войне. Точнее, он бормотал одно и то же, одно и то же:
– …пусть она не умрет, пусть она не умрет, пусть она не умрет…
Чего не имеешь, то и хочешь. А когда получаешь, вдруг наваливаются сомнения. И тогда ты понимаешь, что можешь это потерять – о, тогда оказывается, что тебе это так нужно, так нужно…
Отец Ярви бормотал свои собственные молитвы, приглядывая за стоявшим на огне горшком. Время от времени он бросал туда высушенные листики то из одного мешочка, то из другого. Варево пахло немытыми ногами.
– Хватит уже полировать-то, – сказал он.
– Я не могу быть рядом с ней.
И Бранд перевернул меч и принялся яростно протирать его с другой стороны.
– Все, что я могу, это полировать меч и молиться. И я собираюсь этим заниматься до упора.
Бранд знал, что Колючка не выкажет страха. Но она сидела, положив локти на колени и свесив руки, и даже немного улыбалась, и эльфий браслет на ее запястье ярко горел. На левой у нее был стальной наруч – и все, доспеха она не надела. Только кожаную куртку, прошитую стальными кольцами, туго перевязанную ремнями и поясом, чтобы ничего не болталось. И не за что было ухватиться. Над ней стояла королва Лайтлин и заплетала ее спутанные волосы, туго-туго, умело и быстро, словно убирала ее к свадьбе, а не к бою. Обе они не выказывают страха, – храбро держатся, да. Две самые храбрые женщины в лагере. Которым есть что терять в случае поражения. Им двоим больше всех нужна победа.
И тут Колючка поглядела на него, и Бранд кивнул в ответ. И тоже не выказал страха. Во всяком случае, сделал все, чтобы не показать, как боится. А что он мог еще сделать? Это, да полировать меч и молиться.
– Она готова? – пробормотал отец Ярви.
– Это Колючка. Она всегда готова. Что бы себе ни думали эти идиоты.
Воины начали собираться с первым светом, и теперь вокруг стояла и перешептывалась целая толпа. Люди толпились между шатрами и заглядывали друг другу через плечо. Мастер Хуннан стоял в первом ряду и хмурился так, что, казалось кожа сейчас со лба слезет. Бранд видел их недовольные лица, чувствовал их злость и растерянность. Как это так, какая-то девка сразится за честь Гетланда, а они, присягнувшие воины, будут стоять праздно и смотреть. И кто, главное дело? Девка, которая не прошла испытание. Девка, которую обвинили в убийстве. Она ж даже кольчуги не надела! И щита у ней нет!
Колючка явно плевала на всех их перешептывания и уничтожающие взгляды. Она поднялась – высокая, стройная, быстрая, как паук, прям как Скифр, только выше, и шире в плечах, и сильнее. И она раскинула руки и пошевелила пальцами, сжала зубы, прищурилась и оглядела долину.
Королева Лайтлин положила ей руку на плечо.
– Да пребудет с тобой Матерь Война, мой Избранный Щит.
– Она всегда со мной, моя королева, – отозвалась Колючка.
– Время близко.
И отец Ярви перелил свое варево в чашку и протянул ее здоровой рукой:
– Выпей это.
Колючка принюхалась и отшатнулась:
– Как воняет-то!
– Все полезные отвары пахнут плохо. Это обострит твои чувства, приглушит боль. И ты будешь двигаться быстрее.
– А это не жульничество?
– Мать Исриун воспользуется любыми средствами, будь уверена.
И Ярви снова протянул ей исходящую паром чашку:
– Поединщик королевы должен победить. Остальное – пыль под ногами.
Колючка зажала нос и выпила чашку до дна. Потом сморщилась и сплюнула.
Ральф шагнул вперед, держа щит на манер подноса. На нем лежали два только что наточенных кинжала.
– Точно кольчугу не наденешь?
Колючка покачала головой.
– Скорость – вот мой доспех и главное оружие. Я буду двигаться быстро, нападать неожиданно, и всегда нападать, а не защищаться. А вот они мне пригодятся.
И она взяла клинки и вложила их в ножны на груди и на боку.
– Еще один – пусть он принесет тебе удачу.
И Бранд протянул кинжал, который сковала Рин, тот, что он брал с собой на корабль. Тот, что спас ему жизнь в степи.
– Я его сберегу, не волнуйся, – и Колючка засунула его за пояс сзади.
– Пусть он тебя убережет, – пробормотал Бранд.
– Сколько у тебя клинков, – усмехнулся отец Ярви.
– Меня однажды застали врасплох безоружной, и мне не понравилось, – сказала Колючка. – Лучше умереть до зубов вооруженной.
– Ты не умрешь.
Бранд хотел, чтобы в голосе чувствовалась уверенность. Хотя сердце его разрывалось.
– Ты убьешь этого ублюдка.
– Да.
И она наклонилась поближе:
– Я щас обосрусь от страха.
– А по тебе не скажешь.
– Страх делает тебя осторожной, – пробормотала она, сводя и разводя руки. – Страх помогает выжить.
– Без сомнения.
– Эх, была бы здесь Скифр…
– Тебе больше нечему у нее учиться.
– Немного эльфьей магии нам бы не помешало. Так, на всякий случай.
– Ага, чтоб тебе славы не досталось? Нет уж.
И Бранд показал ей меч, сначала одну сторону, потом другую. Края клинка морозно взблескивали – еще бы, он с первым светом стал их надраивать.
– Не сомневайся.
– Не буду, – сказала она и пристегнула меч сбоку.
И протянула руку за топором.
– А ты почему сомневался? Тогда, на берегу?
Бранд задумался. Перебрал в уме весь этот долгий, странный год. Вспомнил тот день, песчаный берег и что на нем случилось.
– Я хотел творить добро.
И он крутанул топором. Лезвие, испещренное письменами на пяти языках, вспыхнуло.
– Однако если подумать, я просто дурак.
– Если б не сомневался, ты бы меня победил.
– Может быть.
Колючка просунула топор в петлю.
– Я бы провалила испытание, и Хуннан в жизни не дал бы мне второго шанса. Я бы не убила Эдвала. Меня бы не обвинили в убийстве. Я бы не поступила в ученицы к Скифр, не проплыла бы на корабле по Священной, не спасла бы Императрицу, и обо мне бы не пели песни.
– А меня бы взяли в поход, – сказал Бранд. – И я стал бы гордым воином Гетланда и делал то, что прикажет мастер Хуннан.
– А моя мать выдала бы меня замуж за какого-нибудь старого дурака, и я бы неправильно носила его ключ и отвратительно шила.
– И ты не вышла бы на поединок с Гром-гиль-Гормом.
– Нет. И мы бы… и между нами бы ничего не было.
Он долго смотрел ей в глаза:
– Я ни о чем не жалею.
– Я тоже.
И она его поцеловала. Последний поцелуй перед бурей. Мягкое прикосновение ее губ. Горячее дыхание в холоде утра.