Рэмси Кэмпбелл - Страшные сказки. Истории, полные ужаса и жути (сборник)
Но девочка не послушала запрета родительского и все-таки отправилась к фрау Труде. Приходит она к ней, а фрау Труда и спрашивает:
– Отчего ты такая бледная?
– Ах, – отвечала она, дрожа всем телом, – я сильно испугалась того, что увидала.
– Что ж ты увидала?
– Увидала черного человека у вас на лестнице.
– Так то был углежог.
– Потом увидала я зеленого человека.
– Был то охотник.
– Потом увидала я красного человека.
– Так то был мясник.
– Ах, фрау Труда, до чего же мне было страшно! Посмотрела я в окошко, а вас не увидела, и сдается мне, был это сам дьявол с огненной головой.
– Ох-ох! – сказала та. – Стало быть, видела ты ведьму в истинном обличье. А я-то давненько тебя дожидаюсь, хочу, чтобы ты мне послужила и немного посветила.
Тут превратила она девочку в деревянный чурбак и кинула его в огонь.
А когда пламя как следует разгорелось, подсела поближе, стала греться и сказала:
– Вот теперь-то стало светло!
Брайан Ходж
Лохматый Питер и его друзья
Про особняк, где они размещались, говорили, что за долгие годы не случалось, чтобы над ним хоть раз засияло солнце, а когда шел дождь, он был ледяным, как на Северном полюсе. Что ж, так и должно было быть, ведь в их жизни солнце тоже не светило невесть как давно, а может, его лучи и вообще никогда не касались их несчастных лиц.
Они не были предназначены для солнечных дней и парков, для лодочных прогулок и пикников. Упаси бог. Они были другими детьми, чей удел – грозы с градом, зловещие и мрачные закоулки, кораблекрушения и бедствия.
При этом они все же были востребованы. Посетить их означало увидеть будущее, свою судьбу в конце неверного пути и схватиться за голову в надежде, что еще не все потеряно. Взглянуть на них значило понять, что для большинства, почти для любого другого ребенка в мире, не зашедшего так далеко, как они, есть еще шанс исправиться и покончить с заблуждениями.
И потому, каким бы мрачным и зловещим ни было их обиталище, люди сюда приходили. Прямо рвались сюда. Приезжали полные машины, порой даже полные автобусы. Одну экскурсию для них проводили утром, одну днем и (видимо, для тех, кто хотел обеспечить своему ребенку бессонную ночь, полную кошмаров) еще одну вечером. Плату у входа принимал мистер Крауч с суровым лицом или, даже чаще, миссис Крауч с еще более непроницаемым лицом, и экскурсия начиналась. Можно было задерживаться сколько угодно, где только захочется – иногда такие лишние минуты необходимы, чтобы идея достигла сознания особо упрямого или тупого ребенка, – хотя, топчась на одном месте, вы рисковали упустить часть полезных разъяснений мистера Крауча. Питер слушал его болтовню уже очень долго. Наверное, если бы старик заболел или – еще лучше – свалился с лестницы и сломал свою мерзкую цыплячью шею, он, Питер, смог его заменить и ни разу бы не сбился.
Вот и сейчас он прислушивался – слух у него был удивительно острым, – отмечая, что с прошлого, да и позапрошлого раза не изменилось ни словечка.
– Этого хмурого паренька зовут Каспар, – доносился снизу голос мистера Крауча, всегда начинавшего свой тур с комнаты Каспара. – И трудно найти более подходящее имя для таких, как он, потому что если только он не возьмется за ум, то скоро превратится в привидение, вот увидите.
– А что с ним не так? – спросила женщина из толпы. – Выглядит терпимо.
– Он вообразил, что еда, которую ему подают, слишком плоха для него. Уж как пытались его бедные родители впихнуть в него хоть кусочек, но он только плотнее сжимал губы. Что же им оставалось делать, как не привезти его сюда, а? А ведь он был когда-то здоровым мальчуганом. Можно даже сказать, пухлым мальчуганом. А сейчас? Вы только посмотрите.
На этом месте всегда была драматичная пауза.
– Ну-ка, покажи свои ребра, малыш. Продемонстрируй свои ребра этим добрым людям.
Тут публика всегда начинала дружно ахать.
– Хотите попробовать его покормить? – обращался к кому-нибудь мистер Крауч.
– Нет, нет, спасибо… может, не надо, – отнекивался кто-то.
– Ерунда. Идите-ка сюда и просто протяните ему вот это. Увидите сами, что будет.
Раздавался щелчок и лязганье дверцы такой ширины, чтобы передать то, что не пролезло бы между прутьями решетки. Например, миску.
Питер знал, что за этим должно последовать. Но этого не произошло. Сегодня. Иногда и так бывало.
– Говори свои слова, малыш! – пророкотал мистер Крауч. – Скажи слова!
– Уберите прочь этот гадкий суп! – крикнул Каспар, но голос его звучал неубедительно. Так тоже бывало, иногда.
Снова раздался щелчок, а мистер Крауч захихикал:
– Видите? А я вам говорил, так-то. Неисправим, и ему недолго уж осталось. Не дотянет и до конца месяца, если хотите знать мое мнение.
Если слушать мистера Крауча, Каспару оставалось жить не больше месяца вот уже несколько лет.
– А теперь мы идем к Паулине! – восклицал мистер Крауч, перекрывая шарканье подошв, а затем раздавался новый изумленный вздох, опережающий даже пояснения хмурого старика.
– Любила баловаться со спичками, так-то. Любой котенок знает, что это опасно, но только не она. И вот, полюбуйтесь, что с нею сталось. Больше похожа на ящерицу, чем на девочку, вот как побаловался с ней огонь.
На этом месте мистер Крауч протягивал Паулине коробок с единственной деревянной спичкой, не больше, чтобы она не принялась за прежние шалости, а гости не получили бы больше впечатлений, чем ими было оплачено.
– Держи, дорогуша, – говорил он обычно. – Поглядим на твои фокусы.
Чирканье, потрескивание, потом шипение. Слышался очередной общий вздох, а иногда возмущенный ропот.
– Пусть вас это не тревожит, господа, – успокаивал мистер Крауч. – Она же ничего не чувствует. Если в этом почерневшем огрызке языка осталось хоть одно нервное окончание, то я – король Сиама!
Стадо покорно (как и полагается стаду) продолжило движение, топоча, поднялось по лестнице на следующий этаж, и люди, как часто случалось у следующей двери, начали переговариваться и ворчать, что комната пустая, они ничего не видят.
– Так ли? – спросил мистер Крауч. – А если постараться и вглядеться получше?
Постепенно, спустя некоторое время, стал доноситься одобрительный шепот.
– Их тут трое, так-то, но в глаза не бросаются. Думали, что это очень весело дразнить темнокожих, скажем, тех, у кого кожа немного темней, чем их собственная. Вернее, темнее, чем была их собственная. – Тут мистер Крауч всегда подпускал смешок, радуясь собственной шутке. – Вот и подкрасили их, окунули в чернила, так что сейчас разглядеть можно только белки глаз. Сдается, вы бы лучше рассмотрели проказников, поулыбайся они чуток, но мы все не можем дождаться этого события.
Мистер Крауч постучал по прутьям решетки:
– Не до смеху вам теперь, верно, бедолаги?
Экскурсия продолжалась, группа шла по коридору и снова вверх, и к этому времени уже кто-нибудь непременно плакал, может, даже многие юные посетители заливались слезами и пищали, и обещали – о, как они обещали! – Питер слышал все обещания, которые давали испуганные дети, тысячи таких обещаний. Обещания быть хорошими: исправиться. Обещания никогда больше так не делать и не забывать вести себя как полагается.
Дальше была очередь Филиппа, неугомонного вертлявого мальчишки, который не мог спокойно усидеть на месте и носился по комнате, пока весь не покрылся кровоподтеками, почти такими же темными, как чернильная кожа Черных Мальчиков.
За ним следовал глупый Летающий Роберт, который опрометчиво пошел гулять с зонтом в страшную непогоду и был унесен налетевшим порывом. Еще глупее было то, что он не догадался выпустить из рук зонтик и поднимался все выше, выше, над крышами домов, а потом рухнул на мостовую – видать, даже ветер и тот от него устал, а уж как устали родители от такого слабоумного сынка.
– Уверен, люди добрые, вы и не знали, что руки и ноги могут гнуться под такими углами, – услужливо, как всегда, показывал мистер Крауч.
Затем шел Фред, которого не любил никто, даже среди одиноких и несчастных обитателей этого дома, над которым никогда не сияло солнце, а дождь всегда был холодным. Фред был злым и жестоким, вредным и противным, готовым поиздеваться над каждым живым существом, четвероногим или двуногим. Окажись на его месте кто угодно другой, Питер сходил бы с ума от жалости каждый раз, слыша, как мистер Крауч спускает и натравливает собаку, слыша битву за колбасу, которая никогда не доставалась плачущему мальчишке… но для Фреда Питер делал исключение.
Наконец, экскурсия добиралась до соседней двери, еще одна комната, и будут здесь.
Голос мистера Крауча становился вкрадчивым и лукавым:
– Помаши этим добрым людям, Конрад. Вот так. Как следует маши, еще, еще. А теперь двумя руками.
Когда Конрад исполнял требование, раздавались крики и визг уже не толпы, а отдельных людей. Это были голоса отцов и матерей, девочек и мальчиков, писклявые и басовитые. И всегда хотя бы кто-то один пронзительно визжал. Всегда.
