Джо Аберкромби - Полмира
Ее тяжелые шаги эхом отдавались в пустом коридоре.
– Через неделю, – отозвался отец Ярви. – Если Священная замерзнет, до дома не доберемся. Махнешь с нами, а? И не говори, что не скучаешь по хрусткому белому снегу!
Она рассмеялась:
– О да! Настанет погожий денек, и я сразу так: эх, ну что такое, сейчас бы замерзнуть до смерти! Останешься у нас, а? Разве тебе не по нраву южное солнце?
– Я слишком бледнокожий для него. Сгораю, а не загораю.
И Ярви горько вздохнул.
– А еще есть клятва, которую нужно сдержать.
Улыбка разом изгладилась с лица Сумаэль.
– Я и не думала, что ты серьезно относишься к клятвам.
– К этой отношусь очень серьезно, – тихо сказал отец Ярви.
– И что же, пойдешь против всего мира, чтобы исполнить ее?
– Надеюсь, до этого не дойдет.
Сумаэль фыркнула:
– Ну ты же знаешь, как оно бывает, с надеждами.
– А то, – пробормотал Бранд.
Ему казалось, что на самом деле ведутся два разговора – один явный, а другой тайный. А поскольку с разговорами у него всегда было не очень, да и тайных смыслов он никогда постигнуть не мог, он больше молчал. Как обычно.
Сумаэль распахнула тяжелые двери, те заскрипели на ржавых петлях. В темноте гулко отдавались их шаги.
– Она там, внизу.
Сводчатый коридор уходил в темноту, стены сплошь покрывал старый мох. Что-то метнулось и убежало у них из-под ног, прочь от мигающего света Брандова факела.
– Просто иди за мной, – велел Ярви.
Бранд устало кивнул:
– А что ж мне еще делать?
Они остановились перед решеткой. В темноте Бранд разглядел чьи-то поблескивающие глаза и подошел поближе, выше поднимая факел.
Мать Скейр, некогда служительница Ванстерланда, затем посол Праматери Вексен, сидела, привалившись к заросшей мхом стене, свесив бритую голову. Длинные татуированные руки безвольно повисли. На одной болтались аж пять эльфьих браслетов – из золота, стекла и полированного металла. Некогда Бранд исполнялся благоговейного ужаса, глядя на них. А теперь – по сравнению с тем, что носила Колючка – они казались дурацкой дешевкой.
– А, отец Ярви! – И Скейр вытянула длинную ногу, зазвенев железом. На голой лодыжке темнело железное кольцо, от которого тянулись цепи. – Пришел позлорадствовать?
– Разве что чуть-чуть. Но разве я виноват? Это же ты вступила в заговор с целью убийства Императрицы Виалины, разве нет?
Мать Скейр зашипела:
– Ничего такого я не делала! Праматерь Вексен отправила меня сюда проследить, чтобы этот надутый пузырь Микедас не наделал дел!
– Ну и как, получилось? – вежливо поинтересовался Ярви.
Мать Скейр красноречивым жестом продемонстрировала им железную цепь. Потом со звоном уронила ее на колени.
– Ты же сам все знаешь. Хороший служитель дает мудрый совет, но правитель все равно поступает так, как ему заблагорассудится. Ты привел этого увальня, чтобы попугать меня?
Голубые глаза матери Скейр остановились на Бранде, и хотя она сидела за решеткой, его пробрал холод.
– Он совсем не страшный.
– Напротив, я привел его, чтобы сделать тебе приятное! А вот та, что способна напугать кого хочешь, маленько поцарапалась – убить семерых дело нелегкое, сама понимаешь. Но она их убила, спасла Императрицу и разрушила все твои планы.
Бранд не стал его поправлять: на самом деле он убил двоих из этих семи. Но он не гордился убийством, и вообще ему казалось, что такими историями не стоит делиться.
– Но она уже поправляется. Возможно, она напугает тебя потом.
Мать Скейр отвела взгляд:
– Мы оба знаем, что никакого потом для меня нет. Надо было убить тебя тогда, в Амвенде.
– Ты хотела размотать мои кишки и оставить в пищу воронам. Я это очень хорошо запомнил, да. Но Гром-гиль-Горм сказал: зачем убивать, если можно продать?
– Это была его первая ошибка. А вторая – когда он тебе поверил.
– Ну, Горм, как и король Атиль, воин, а воины предпочитают действовать, а не размышлять. Вот почему они нуждаются в служителях. Вот почему он так нуждается в твоих советах. Вот почему праматерь Вексен так хотела разлучить вас. Так мне кажется, во всяком случае.
– Теперь уж я ему ничем не смогу помочь, – проговорила мать Скейр. – Ты, праматерь Вексен и герцог Микедас об этом хорошо позаботились.
– Не знаю, не знаю, – заметил Ярви. – Я, к примеру, отплываю вверх по Священной через неделю. Возвращаюсь в море Осколков.
И он выпятил губы и постучал по ним пальцем.
– Как ты думаешь, Бранд, сможем мы захватить пассажира? Завезем его в Вульсгард?
– Почему бы и нет, – пожал плечами Бранд.
Тут Ярви вздернул брови, словно его только что осенила гениальная мысль:
– А что, может, у нас на борту найдется местечко для матери Скейр?
– Нас покинула одна таинственная лысая женщина, – согласился Бранд. – И освободилось место для другой.
Служительница Горма нахмурилась. Ей, конечно, очень хотелось попасть на борт их корабля, но она не хотела подавать виду.
– Не играй со мной, мальчик.
– А я и не умею, – невозмутимо отозвался Бранд. – Детство, знаете ли, слишком рано закончилось. Не успел научиться.
Мать Скейр медленно поднялась во весь свой немалый рост и прошлепала босыми ногами к решетке – насколько цепи пустили. И чуть подалась вперед. Тени бежали по исхудавшему лицу.
– Ты предлагаешь мне жизнь, отец Ярви?
– Поскольку она в моих руках, я думаю, да. Лучшего применения ей, я, по крайней мере, не вижу.
– Угу.
И Мать Скейр заломила бровь:
– Какая замечательная приманка. И никакого крючка внутри, правда?
Ярви тоже наклонился к решетке, так что их лица разделяло не более фута:
– Мне нужны союзники.
– Против Верховного Короля? Каких союзников я могу тебе привести?
– В нашей команде есть ванстерец. Хороший парень. Гребет хорошо. И в щитовом строю хорошо ходит, правда, Бранд?
– Ну да. Гребет хорошо.
Бранд вспомнил, как Фрор пел Песнь Бейла на холме над Запретной.
– И со щитом хорош.
– Я увидел, как он дерется плечом к плечу с людьми Гетланда. И понял, что мы очень похожи, – сказал Ярви. – Мы молимся одним и тем же богам под одним и тем же небом. Мы поем такие же песни на том же языке. И мы одинаково страдаем под ярмом Верховного Короля, и ярмо это все тяжелее.
Мать Скейр оскалилась:
– А ты спишь и видишь, как бы вызволить Ванстерланд из страшного рабства, да?
– Почему бы и нет? Ведь вместе с Ванстерландом я могу освободить и Гетланд! Мне совсем не понравилось ходить в рабском ошейнике, который на меня надела капитан галеры. И мне совсем не нравится быть рабом выжившего из ума, пускающего слюни старикашки в Скегенхаусе.
– Союз между Гетландом и Ванстерландом? – Бранд мрачно покачал головой. – Мы ж воевали со времен, когда еще никакого Верховного Короля не было! С тех пор, как Гетланд стоит! Безумие какое-то.
Ярви повернулся и одарил красноречивым взглядом: мол, чего разболтался?
– Иногда так сразу и не поймешь, где заканчивается безумие и начинаются хитрость с коварством.
– А ведь парень прав.
Мать Скейр вцепилась руками в решетку и повисла на ней, как пьяный на старом друге:
– Нас разделяет вековая вражда, ненависть…
– Нас разделяют мелочные счеты и обычное невежество. Оставь гневные речи воинам, Мать Скейр, нас с тобой ждут другие дела. Праматерь Вексен – вот наш истинный враг. Это она сорвала тебя с места и отправила с рабским поручением. Ей плевать на Ванстерланд, на Гетланд – на всех нас. Ей нужна власть, абсолютная власть – вот и все.
Мать Скейр склонила голову к плечу и сощурила холодные голубые глаза:
– Тебе не победить. Она слишком сильна.
– Герцог Микедас тоже был слишком силен, и посмотри, что с ним сталось – ни власти, ни даже целой черепушки.
Она прищурилась еще сильнее.
– Король Атиль никогда на это не пойдет.
– Я сам разберусь с королем Атилем.
Но она не сдавалась:
– Гром-гиль-Горм никогда на это не пойдет.
– Ты недооцениваешь себя, мать Скейр. Я вот не сомневаюсь в твоих способностях к убеждению.
Глаза ее превратились в ярко-голубые щелки:
– Ну уж с тобой мне здесь не сравниться, отец Ярви.
И вдруг она распахнула глаза и сунула руку сквозь решетки – да так быстро, что Бранд отшатнулся и едва не выронил факел.
– Принимаю твое предложение.
Отец Ярви взял ее за руку, а она с неожиданной силой дернула его к себе:
– Но ты же понимаешь – я ничего не могу обещать.
– Меня теперь не очень интересуют обещания. Если хочешь привлечь кого-то на свою сторону, предложи ему желаемое, а не заставляй клясться.
И Ярви выдернул руку:
– На Священной скоро похолодает – осень. Я припасу теплой одежды.
Потом они вместе шагали через темноту, и отец Ярви положил Бранду руку на плечо:
– Ты молодец.
– Да я ж вообще ничего не сказал!
– Нет, не сказал. Но умный знает, когда нужно молчать, а когда говорить. Ты удивишься, сколько умных людей не в состоянии постичь эту простую вещь.
