Рик Янси - Ступени, ведущие в бездну

Тот, что сидел от Уортропа слева, отреагировал с быстротой, неожиданной для человека столь мощного сложения: он нырнул за обрезом. Их разделяли всего два фута, но обрез мог с тем же успехом быть в Гарлеме. Моя пуля пробила здоровяку шею, разорвала сонную артерию, и кровь, более яркая, чем вино, которое он пил недавно, полилась из раны. Мальчишка нырнул под стол. Уортроп сорвался с места и бросился ко мне, на ходу протягивая руки, но я на него не смотрел: меня занимал лишь пистолет, который достал из кармана второй громила. Мне казалось, будто я на бешеной скорости несусь по темному тоннелю, в конце которого с энергией тысячи солнц сияет его рожа. Я видел только ее, и ничего больше. Больше мне ничего не нужно было видеть.

Со скоростью солнечного луча я метнулся мимо монстролога, приставил дуло пистолета к широкому лбу громилы и спустил курок.

Остался мальчишка.

Книга тринадцатая

Рай

И я, уже предчувствуя пределВсех вожделений, поневоле, страстноПредельным ожиданьем пламенел.

Часть первая

Глава первая

Я совершаю кругосветное плавание сквозь годы и возвращаюсь на то же место, ибо время – это непростительная ложь, и мать с отцом вечно вальсируют в пламени, и незнакомец вечно склоняется надо мной с вопросом: «Знаешь, кто я?», и вот что я должен вам сказать, вот что вам непременно нужно знать: каждый из нас куда больше и ничуть не меньше своего отражения в янтарном глазу.

Слушаете ли вы меня, понимаете ли? У кольца нет конца. Оно вечно, как давно затихшие крики умершего человека. Доводилось ли вам прожить час, в который уместилась бы вечность? Видеть страх в горстке пепла?

Вселенная полна бессвязной болтовни. За пределами моего поля зрения, на расстоянии одной десятитысячной дюйма от него, есть пространство – без света, без тени, без языка и без размеров; это Ничто, бесконечно малое, бесконечно глубокое, как зрачок янтарного глаза; это уродство величиной с булавочный укол, тьма, проникающая до самых бездонных глубин, конец кольца, у которого, как известно, нет конца.

В нем я, а со мной вы, и мальчик в поношенной шапчонке, и мужчина в запачканном белом халате, и тварь в банке, и бессмертная куколка, вечно разрывающая свой панцирь, вечно рождающаяся на свет.

Его глаза – это мои глаза, глаза мальчика в шапочке на два размера меньше, который прячется под столом: широко раскрытые, недоуменные, вопрошающие, напуганные глаза. Долгий темный путь приближается к завершению, и я не позволю ему увидеть безликий ужас в его конце; я тот волнолом, о который разобьется черная волна, я не дам приливу захлестнуть и утопить его. Этого не должно быть: тварь скребется в банке, мужчина в запачканном белом халате говорит: «Ты должен привыкать к подобным вещам».

Я могу спасти мальчика под столом; могу избавить его от янтарного глаза; это в моей власти.

Если подниму дуло револьвера на уровень его глаз. Знаешь, кто я?

– Нет! – закричал Уортроп и ударил меня по руке в тот самый миг, когда я уже готовился спустить курок. Пуля впилась в потолок, кусок штукатурки упал на стол, опрокинув бутылку, и вино потекло, красное, точно кровь Христа из-под копья римлянина. Монстролог схватил меня за руку, вырвал у меня револьвер, с силой развернул и толкнул к двери.

Дверь за нами захлопнулась. Хриплые крики, выстрел, но мы уже вырвались из темного коридора и бежим по булыжнику переулка, стертому десятками тысяч ног до почти зеркальной гладкости; рука Уортропа держит мое плечо, точно клещи, мы огибаем Элизабет-стрит, петляя задворками жилых домов, где за круглыми столами сидят мужчины, играют в карты и пьют граппу, а мальчишки стучат монетами в закопченную стену, где слышен смех и в окне третьего этажа мелькает лицо красивой девушки, и Уортроп тяжело дышит мне прямо в ухо:

– Что ты там делал, дуралей?

Наконец кишки доходных домов извергли нас на Хьюстон, где он поймал такси, распахнул дверцу и запихнул меня внутрь. Называя шоферу адрес, он сам прыгнул на сиденье, и автомобиль тут же сорвался с места. Несколько кварталов он держал на коленях револьвер, не сводя глаз с окон и бормоча что-то себе под нос, пока я пытался восстановить дыхание.

– Спасал вас, – выдавливаю, наконец, я.

Он стремительно поворачивается ко мне и рычит:

– Что ты говоришь?

– Вы спрашивали, что я там делал, вот я и отвечаю.

– Спасал меня? Ты так думаешь?

Его трясло от ярости. Его кулак взлетел к самому моему лицу, задрожал и через секунду снова упал на его колено.

– Ты только что подписал мне смертный приговор, вот что ты сделал.

Глава вторая

Абрам фон Хельрунг передал мне бокал портвейна и сам опустился на диван рядом со мной. От него пахло сигарой и старостью. Я слышал, как дыхание с клекотом вырывается из его широкой, как бочка, груди.

– Ничего, Уилл, ничего, – приговаривал он. – Все хорошо, успокойся. – И хлопал меня по колену.

– Какого дьявола, фон Хельрунг? – взвился Уортроп. Он стоял у окна, выходившего на Пятую авеню. Точно прирос к месту с тех пор, как мы вошли. Не вынимая руки из кармана с револьвером.

– Потише, Пеллинор, – пожурил его старый учитель. – Уилл Генри еще совсем мальчик…

Монстролог разразился грубым смехом.

– Этот мальчик только что хладнокровно отправил на тот свет двоих! Точнее говоря, он в одиночку ухитрился объявить войну каморре, которая не ограничится местью ему, или мне, или даже вам, мейстер Абрам. Убитые были не какими-нибудь там нижними чинами; это племянники самого Компетелло, сыновья его младшей сестры, так что расправа с нами будет всеобъемлющей и полной!

– Нет, нет, мой дорогой друг, нет! Давайте не будем тратить время на разговоры о войне и мести. Компетелло разумный человек, и все мы, слава богу, тоже разумные люди. Мы поговорим с Компетелло, все ему объясним…

– О, да, и он, конечно, поймет, что десять тысяч долларов полностью компенсируют убийство его родственников!

– Доктор фон Хельрунг сказал мне, что он вам должен, – сказал я, стараясь контролировать свой голос. Это давалось мне с трудом. – Какой ему был смысл похищать вас…

– Заткнись, ты, безмозглый щенок! – заорал монстролог. – Нарушать закон Черной Руки нет никакого смысла.

– Именно поэтому я его нарушил!

Уортроп открыл рот, закрыл его и снова открыл:

– Я могу убить тебя сам и избавить их от лишних хлопот.

– Так был Компетелло в долгу перед вами или нет? – спросил я.

– Пеллинор, – тихо, но настойчиво заговорил фон Хельрунг. – Мы должны ему все рассказать.

– Что рассказать?

– Зачем? – бросил Уортроп, не обращая на меня внимания.

– Чтобы он понял.

– Много ему чести, фон Хельрунг, – с горечью сказал доктор. И продолжал смотреть в окно.

Фон Хельрунг сказал:

– Долг был выплачен, все счеты забыты, и Компетелло не за что было больше платить.

Я встряхнул головой. Я ничего не понимал. Возможно, Уортроп был прав, и я действительно дурак.

– Тот, кого застрелили в Монстрариуме, был сторожем и союзником, а не вором, – объяснил фон Хельрунг.

– Он был…? Что вы хотите сказать, мейстер Абрам? Что он был из каморры?

– О, господи! – завопил Уортроп, по-прежнему стоя к нам спиной.

– Пеллинор и я сочли разумным выставить в нашей штаб-квартире стражу, просто чтобы приглядеть за всем до начала конгресса. Это я предложил нанять парнишку Компетелло. Он заметил ирландцев, когда те пробирались в здание, пошел за ними следом, но беднягу подстерегли и напали на него сзади… остальное тебе известно. Трофей украли у нас из-под носа.

– Нет, – твердо сказал Уортроп. – Его собственноручно передал похитителям некий психически неуравновешенный подмастерье, обладающий интеллектом трехпалого ленивца!

– Хватит этих грубых, бессмысленных оскорблений, – решительно сказал фон Хельрунг. И погрозил доктору пальцем.

– Хорошо; отныне я буду оскорблять его исключительно осмысленно.

– Доктор Уортроп не был виноват в убийстве того парня из Монстрариума, – сказал я. – Так зачем же его похитили? – Я, как положено трехпалому ленивцу, честно пытался понять все до конца.

– Потому что мое похищение не имело к этому никакого отношения! – монстролог не выдержал. – Господи, фон Хельрунг, вот теперь вы понимаете всю тяжесть того бремени, под которым я ежедневно изнемогаю?

Фон Хельрунг опять потрепал меня по колену.

– Пеллинор отправился к Компетелло, чтобы выразить ему свои соболезнования и попросить его о помощи, как я и говорил тебе вчера, Уилл. Мой ученик проигнорировал совет не будить спящее лихо и не подумал о том, что не стоит обращаться за помощью к тому, кто только что заплатил долг кровью. Компетелло обиделся, как я и думал, – фон Хельрунг смотрел на Уортропа, из-под кустистых белых бровей. Потом он повернулся ко мне. – Остальное ты знаешь. Компетелло предложил доктору «погостить» у себя, а за «гостеприимство» назначил плату. Не ради денег как таковых, я полагаю, а просто в качестве урока.