Роберт Говард - Приключения Конана-варвара (сборник)
– Парень, – промолвил второй из мужчин, – назови мне свое имя, чтобы мои братья в Ванахейме знали, кто из людей Вульфхайра последним пал от меча Хеймдала.
– Не в Ванахейме, – прорычал черноволосый воин, – а в Валгалле[23] ты поведаешь своим братьям о том, что встретил Конана из Киммерии.
Хеймдал взревел и прыгнул вперед, и меч его сверкнул разящей молнией. Когда клинок пропел в воздухе и обрушился на его шлем, высекая из него злые синеватые искры, Конан покачнулся и перед глазами у него заплясали красные круги. Но он устоял на ногах и, собрав последние силы, нанес ответный удар, так что его меч насквозь пробил нагрудную пластину, ребра и сердце врага. Рыжеволосый воин упал к ногам Конана и умер.
Киммериец выпрямился во весь рост, держа меч в обессилевшей руке и чувствуя, как на него наваливается невероятная усталость. Искрящийся снег резал ему глаза, как ножом, а небо казалось усохшим и невероятно далеким. Он отвернулся от поля брани, на котором золотоволосые воины лежали вповалку со своими рыжебородыми убийцами. Он сделал всего несколько шагов, и вдруг ослепительное сияние снегов померкло. На него накатил приступ слепоты, и он опустился на снег, опираясь на одну руку в кольчужной сетке, а другой тщетно пытаясь смахнуть с глаз пелену – так лев встряхивает гривой.
И вдруг его полуобморочное состояние прорезал серебристый смех, и взор его прояснился. Он поднял голову – в окружающем пейзаже проявилась какая-то странность, которую он не мог осознать и дать ей определение. Земля и небо обрели незнакомый оттенок. Но он недолго ломал над этим голову. Прямо перед ним, покачиваясь, словно тростинка на ветру, стояла женщина. Его затуманенному взору тело ее казалось вырезанным из слоновой кости, и, не считая вуали из прозрачной и тонкой ткани, она была обнаженной, как новорожденное дитя. Ее босые ноги были белее снега, который попирали. Она снова засмеялась, глядя сверху вниз на растерянного воина, и смех ее был слаще шелеста серебристых струй фонтана и сочился ядовитой насмешкой.
– Кто ты? – прошептал Конан. – И откуда пришла?
– Какая разница? – Голос ее звучал нежнее арфы с серебряными струнами, но в нем проскальзывали жестокие нотки.
– Зови своих людей, – сказал он, хватаясь за меч. – И хотя силы изменили мне, я не дамся им живым. Я вижу, что ты из рода ванов[24].
– С чего ты взял?
Он окинул взглядом ее непокорные кудри, которые поначалу показались ему рыжими. Теперь Конан видел, что они не рыжие и не золотистые, а сочетают в себе богатство обоих цветов. Он смотрел на нее как зачарованный. Волосы ее отливали волшебным эльфийским золотом; солнце искорками играло в их прядях, так что воину было больно смотреть на них. Глаза ее также не были ни пронзительно-голубыми, ни чисто серыми: они все время меняли цвет, обретая оттенки, подобрать которым названия он не мог. Ее алые губы улыбались, и от стройных ног до шапки вьющихся волос тело ее, словно вырезанное из слоновой кости, было безупречным, как мечта богов. Кровь жарко застучала у Конана в висках.
– Я не знаю, – сказал он, – то ли ты из Ванахейма и являешься моим врагом, то ли из Асгарда[25] и считаешься моим другом. Я побывал во многих странах, но нигде не встречал такой, как ты. Твои кудри ослепляют меня своим сиянием. Никогда не доводилось мне лицезреть таких волос, даже у самых светлых дочерей Асира. Клянусь Аургельмиром…
– Кто ты такой, чтобы клясться Аургельмиром? – насмешливо перебила она его. – Что ты можешь знать о богах льда и снега, ты, пришедший с юга на поиски приключений среди чужих и враждебных тебе племен?
– Клянусь темными богами моего народа! – в гневе вскричал он. – Хотя я не принадлежу к золотоволосым воинам Есира, никто не владеет мечом лучше меня. Сегодня вокруг меня пали четырежды по двадцать мужчин, и я один уцелел на поле брани, где разбойники Вульфхайра сошлись с волками Браги. Скажи мне, женщина, видела ли ты, как блестят доспехи на снежной равнине или как вооруженные мужчины идут по льду?
– Я видела, как иней сверкает на солнце, – ответила она. – И я слыхала, как шепчет ветер над вечными снегами.
Он со вздохом покачал головой.
– Ниорд должен был присоединиться к нам еще до начала битвы. Боюсь, он и его воины угодили в засаду. Вульфхайр и его люди лежат мертвые… Я думал, что на много миль вокруг нет ни одной деревушки, потому что война занесла нас далеко, но ты не могла пройти большое расстояние по снегу, ты ведь совсем голая. Отведи меня к своему племени, если ты из Асгарда, потому что я едва стою на ногах после полученных ударов и устал убивать.
– Моя деревня находится отсюда намного дальше, чем ты в состоянии пройти, Конан из Киммерии, – засмеялась она. Раскинув руки в стороны, она закружилась перед ним, соблазнительно склонив золотистую головку и поглядывая на него искрящимся взором из-под длинных шелковистых ресниц. – Разве я не красива, о воин?
– Ты прекрасна, как рассвет, занимающийся над заснеженной равниной, – пробормотал он, пожирая ее горящими, как у волка, глазами.
– Тогда почему бы тебе не встать и не пойти за мной? Что же это за могучий воин, если пал ниц передо мною? – протянула она с издевкой, сводящей его с ума. – Ложись в снег и умри подобно прочим глупцам, Конан Черноволосый. Ты не сможешь последовать за мною туда, куда я пойду.
Изрыгая ругательства, Конан заставил себя подняться. Его синие глаза сверкали яростью, а черты смуглого лица исказились от гнева. В душе у него бушевал ад, но в висках билась жажда обладать этим соблазнительным телом, и кровь быстрее заструилась у него по жилам. Страсть, столь же сильная, как физическая боль, переполняла его существо, так что небо и земля налились кровью перед его затуманенным взором. Перед охватившей его горячкой отступили усталость и слабость.
Он не промолвил ни слова, сунул свой окровавленный меч в ножны и шагнул к ней, расставив руки, готовые впиться в ее мягкую плоть. Она ответила ему взрывом смеха, отпрыгнула назад и побежала, оглядываясь на него и хохоча. Издав низкое рычание, Конан последовал за ней. Он забыл о битве, о воинах в доспехах, что лежали в собственной крови, забыл о Ниорде и разбойниках, не успевших к началу сражения. Он забыл обо всем, кроме стройной белой фигурки, которая, казалось, парила, а не бежала впереди него.
Они теперь были одни на заснеженной равнине. Поле кровавой брани осталось далеко позади, но Конан шел вперед с молчаливым упорством своего народа. Ноги его в тяжелых сапогах проваливались сквозь хрустящий наст; он застревал в сугробах и выбирался из них только благодаря своей звериной силе. Но девушка все так же танцевала на снегу, невесомая, как пушинка, парящая над поверхностью воды; ее босые ноги почти не оставляли следов на изморози, покрывшей наст. Несмотря на жар в его жилах, холод уже проник под кольчугу воина и забрался под меховую тунику, а девушка в своем невесомом прозрачном одеянии бежала легко и изящно, словно танцевала в благоуханных розовых садах Пуатани.
Она стремилась вперед, а Конан неумолимо следовал за нею. Черные ругательства срывались с потрескавшихся губ киммерийца. Крупные вены на его висках вздулись и пульсировали, а оскаленные зубы скрежетали.
– Тебе не уйти от меня! – проревел он. – Если ты приведешь меня в западню, я сложу головы твоих соплеменников горкой у твоих ног! А если спрячешься от меня, я разорву горы на части, но найду тебя! Я пойду за тобой в ад, если понадобится!
Клочья пены срывались с губ варвара, когда до него долетал сводящий с ума звонкий смех. А девушка все дальше и дальше уводила его за собой в ледяную пустыню. Шли часы, солнце уже клонилось к горизонту, и местность вокруг стала другой: бескрайние равнины сменились покатыми холмами, убегавшими вдаль неровными, ломаными грядами. Далеко на севере он разглядел горные вершины: укутанные вечными снегами шапки отливали голубым и розовым в кроваво-красных лучах заходящего солнца. Над головами у них вспыхнуло полярное сияние. Его пелена раскинулась на полнеба – ледяные полотнища холодного жгучего света, меняющие оттенки, ширящиеся и разгорающиеся все ярче.
Небо над ним сверкало и потрескивало незнакомыми огнями и отблесками. Снег переливался всеми цветами радуги: то небесно-синим, то кроваво-красным, то холодно-серебристым. Но Конан упрямо пробирался сквозь ледяное, искрящееся заколдованное царство, и перед ним в хрустальной дымке маячила одна-единственная реальность – белое тело, танцующее на снегу вне пределов его досягаемости, недоступное и манящее.
Он больше не удивлялся странности происходящего – даже когда на его пути встали две гигантские фигуры. Пластины их доспехов были белыми от инея, их шлемы и топоры покрывала корка льда. На выбившихся кудрях лежал снег, ледышки замерзли в бородах, а глаза их холодом могли соперничать с огнями, бушевавшими над головой.
– Братья! – вскричала девушка, танцуя между ними. – Смотрите, кто идет за мной! Я привела вам мужчину на заклание! Вырвите у него сердце, и мы положим его трепещущим на стол моему отцу!
