Роберт Говард - Приключения Конана-варвара (сборник)
– Должно быть, они следили за нами, – прорычал Зирас. – Конан, ты солгал! Их там совсем не сотня!
– Достаточно, чтобы перерезать нам глотки, – откликнулся Конан, пробуя, легко ли выходит из ножен его скимитар. – А Кераспа всегда может послать за подкреплением.
Зирас проворчал:
– У нас есть шанс уцелеть, если мы останемся здесь, за этой стеной. По-моему, ее построил тот же народ, что возвел и храм кровавого бога. Поберегите стрелы, пока они не пойдут в атаку.
Под прикрытием стрел, которые выпускали четверо их товарищей на флангах, кезанкийцы чуть ли не сомкнутым строем ринулись на штурм. Те, кто бежал в передних рядах, держали в руках небольшие круглые щиты. Позади них Конан разглядел рыжую бороду Кераспы – коварный и жестокий вождь подгонял своих соплеменников.
– Залп! – крикнул Зирас.
Стрелы вонзились в самую гущу людей, и на склоне остались неподвижно лежать три фигуры, но остальные продолжали бежать вперед. Глаза их пылали яростным огнем, а в руках сверкали клинки.
Обороняющиеся выпустили последние стрелы, а потом выпрямились во весь рост, обнажив мечи. Горцы волной накатились на стену. Кое-кто пытался подсаживать своих товарищей, помогая им перебраться на ту сторону; другие складывали валуны один на другой у подножия стены, сооружая импровизированные ступени. Вдоль всей линии заграждения звучал лязг клинков, шумные выдохи и проклятья умирающих. Конан снес башку одному кезанкийцу и увидел, как Сассан вонзил копье в раскрытый рот другому, причем с такой силой, что острие высунулось из затылка. Кочевник с побелевшими от бешенства глазами воткнул нож в живот одному из заморийцев. В брешь, образовавшуюся после того, как тот упал, ринулся очередной кезанкиец, который сумел перебраться через стену прежде, чем Конан остановил его. Гигант-киммериец получил рану в левую руку и ответным ударом разрубил противнику плечо.
Перескочив через тело, он врезался в группу мужчин, спрыгивавших со стены. У него даже не было времени посмотреть, как развивается сражение по обе стороны от него. Зирас сыпал коринтийскими проклятиями, а Аршак ругался по-гиркански. Кто-то вскрикнул в предсмертной агонии. Вдруг какой-то кочевник обхватил огромными ручищами мощную шею Конана, но киммериец напрягся и несколько раз ударил его ножом, пока кезанкиец не застонал, разжав объятия, и не свалился со стены.
Хватая воздух широко раскрытым ртом, Конан смог наконец оглядеться по сторонам. Атака захлебнулась. Несколько оставшихся в живых кезанкийцев, пошатываясь, улепетывали вниз по склону. Все они были ранены и истекали кровью. Из числа оборонявшихся все трое заморийцев были мертвы или умирали. Конан увидел Аршака, который сидел, прислонившись спиной к стене. Он прижимал руки к животу, и сквозь его пальцы сочилась кровь. Губы принца посинели, но он сумел выдавить кривую улыбку.
– Родился во дворце, – прошептал он, – а подыхаю среди груды камней! Ничего не поделаешь – судьба. Это проклятие сокровища – все, кто отправляется по следу кровавого бога, умирают. – С этими словами умер и он сам.
Зирас, Конан и Сассан молча обменялись взглядами – трое мрачных оборванных мужчин, забрызганных кровью. Все трое получили легкие ранения, но кольчуги уберегли их от смерти, в отличие от их товарищей.
– Я видел, как ускользнул Кераспа! – прорычал Зирас. – Он вернется в свою деревню и приведет с собой все племя. Так что нам надо спешить: мы должны найти идола и увезти его отсюда, из горной местности, пока он нас не настиг. Там хватит золота на всех.
– Согласен, – проворчал Конан. – Но прежде чем мы отправимся в путь, верни мне карту.
Зирас открыл было рот, чтобы возразить, но потом увидел, как Сассан поднял заморийский лук, наложил стрелу и прицелился в него.
– Сделай так, как говорит Конан, – посоветовал иранистанец.
Зирас пожал плечами и протянул измятый лист пергамента.
– Будьте вы оба прокляты! Но одна треть сокровищ – моя!
Конан мельком взглянул на карту и сунул ее в кошель на поясе.
– Хорошо. Я не держу на тебя зла. Ты – свинья, но если будешь честно вести себя с нами, мы не станем убивать тебя, верно я говорю, Сассан?
Сассан молча кивнул и принялся подбирать стрелы.
Лошади отряда Зираса были привязаны в проходе за стеной. Трое мужчин вскочили в седла и еще трех заводных лошадей повели за собой в поводу. На землю пала ночь, но, учитывая, что по их следу шел Кераспа, они немедля выступили в путь.
Конан не спускал глаз со своих спутников. Самое опасное время наступит тогда, когда золотой идол окажется в их руках и они перестанут нуждаться в помощи друг друга. Вот тогда Зирас и Сассан могут договориться между собой и напасть на Конана, или же кто-нибудь из них обратится к нему с предложением убрать третьего. Каким бы крутым и безжалостным ни был Конан, но его кодекс чести варвара не позволял ему первому пойти на предательство.
И еще он ломал голову над тем, что пытался сказать ему создатель карты перед смертью. Осторио умер, так и не закончив свое повествование о храме, когда кровь ручьем хлынула у него изо рта. Немедиец явно собирался предупредить его о чем-то – вот только о чем?
Занялся рассвет, когда они выехали из ущелья в долину, по обеим сторонам которой высились скалы. Попасть сюда можно было только одним путем – через тот проход, по которому они пришли. Всадники оказались на уступе шагов тридцати в длину. С одной стороны на расстоянии полета стрелы вздымался отвесный утес, а с другой взгляду открывалась глубокая пропасть. Отсюда, сверху, дна долины было не разглядеть – оно терялось в туманной дымке. Но мужчины лишь бегло взглянули в ту сторону, потому что все их внимание было приковано к представшему впереди зрелищу.
Там, на самом краю, стоял храм, сверкающий в лучах восходящего солнца. Он был вырублен из скалы и обращен к ним открытой галереей. Уступ вел к его огромной бронзовой двери, позеленевшей от времени.
Какая раса или культура построила его, Конан даже не пытался угадать. Он развернул карту и стал изучать значки на полях, ища указаний на то, как открыть дверь.
Но Сассан соскользнул с седла и побежал вперед, лишившись рассудка от жадности.
– Глупец! – проворчал Зирас, спрыгивая, в свою очередь, с коня на землю. – На полях карты Осторио оставил предостережение: что-то насчет того, что бог собирает кровавую жатву.
А Сассан уже нажимал на завитушки и украшения двери. Они услышали его торжествующий крик, когда она подалась под его руками. Но крик быстро сменился воплем ужаса, как только дверь, добрая тонна бронзы, качнулась вперед и рухнула прямо на него, раздавив иранистанца, словно жалкое насекомое. Гигантская металлическая плита погребла его под собой, и из-под нее потекли ярко-алые струйки крови. Зирас передернул плечами.
– Я же говорил, что он глупец. Осторио наверняка знал способ открыть дверь так, чтобы она не падала с петель.
«Одного ножа можно уже не опасаться», – подумал Конан.
– Это фальшивые петли, – сказал он, разглядывая механизм с близкого расстояния. – Эй, смотри! Дверь поднимается обратно!
Петли, как и говорил Конан, оказались ловкой подделкой. На самом же деле дверь крепилась шарнирными анкерами в углах, которые позволяли ей подниматься и опускаться, как подъемному мосту. Из верхних концов двери по диагонали тянулись цепи, исчезая в отверстиях, проделанных в верхних углах дверной рамы. И сейчас цепи с глухим скрежетом натянулись и стали медленно поднимать дверь в прежнее положение.
– Очень умно придумано, Конан, – заметил Зирас. – Теперь, когда бог получил свою жертву, путь должен быть свободен.
Он поспешно ступил на внутреннюю поверхность двери и вошел в храм. Конан последовал за ним. Они замерли на пороге и стали вглядываться в темноту с такой опаской, словно оказались в логове льва. В древнем храме царила мертвая тишина, которую нарушал лишь слабый шорох их шагов.
Спутники осторожно двинулись дальше, напряженно вглядываясь в полумрак. И вдруг из темноты, подобно солнечному лучу на рассвете, полыхнуло малиновое зарево. Они увидели бога, золотую статую которого украшали пылающие драгоценные камни.
Статуя, чуть выше человеческого роста, изображала невысокого мужчину с кривыми ногами, стоящего на базальтовой плите. Статуя была обращена лицом ко входу, и по обе стороны от нее виднелись два резных трона черного дерева, которые были инкрустированы драгоценными камнями и перламутром в стиле, не похожем на что-либо, созданное людьми.
Слева от статуи, в нескольких шагах от пьедестала, пол храма от стены до стены рассекала глубокая трещина шириной футов в пятнадцать. В незапамятные времена, скорее всего, еще до того, как был построен храм, скалу раскололо землетрясение. Очевидно, в эту черную бездонную пропасть на протяжении многих веков жестокие жрецы сбрасывали невинных жертв, ублажая своего бога. Стены покрывала искусная резьба, а над головой терялся в высоте потолок.
