Роберт Говард - Приключения Конана-варвара (сборник)
Но мужчины не сводили глаз с идола. Несмотря на свою отталкивающую внешность, уродец являл собой столь баснословное богатство, что у Конана голова пошла кругом.
– Кром и Йимир! – выдохнул Конан. – На эти рубины можно купить целое царство!
– Слишком большое, чтобы делиться им с варварами, – подхватил Зирас.
Эти слова, непроизвольно вырвавшиеся у спутника, привели Конана в чувство. Он успел пригнуться, и меч Зираса лишь со свистом рассек воздух у него над головой, едва не срезав прядь волос. Проклиная свою неосторожность, Конан отпрыгнул назад и выхватил скимитар.
Зирас налетел на него, как ураган, но Конан оказал ему достойный прием. Они кружили по залу вокруг ухмыляющегося идола, и клинки их скрещивались со звоном, высекая искры. Конан был крупнее коринтийца, но силой, сноровкой и опытом Зирас не уступал ему. Несколько раз Конану лишь чудом удалось избежать смерти.
Вдруг Конан поскользнулся на гладком полу, и скимитар дрогнул у него в руке. Зирас уловил этот миг и сделал молниеносный выпад. Его клинок должен был пронзить Конана насквозь.
Но киммериец оказался далеко не столь беспомощным, как выглядел. С ловкостью пантеры он выгнулся так, что лезвие просвистело у него под правой подмышкой, распоров его широкий халат. На долю секунды меч застрял в материи. Зирас нанес удар кинжалом, зажатым в левой руке. Лезвие зацепило правую руку Конана, но в то же мгновение он вонзил кинжал, который держал в левой руке, в бок Зираса, защищенный кольчужной рубашкой. Кольца ее лопнули, расходясь, и лезвие глубоко вошло Зирасу между ребер. Тот вскрикнул, покачнулся и повалился навзничь.
Конан выронил оружие и опустился на колено. Оторвав полоску ткани от своего халата, он принялся перевязывать одну из своих многочисленных ран. Закончив, он завязал узел зубами и оглянулся на кровавого бога, оскалившегося в злорадной ухмылке. На его морде, которая скорее подошла бы какой-нибудь горгулье, было написано вожделение. Конан вздрогнул, чувствуя, как по спине у него пробежал холодок: все предрассудки его народа вновь вернулись к нему.
Но он тут же взял себя в руки. Кровавый бог отныне принадлежал ему, но как его увезти отсюда? Если статуя отлита из золота целиком, сдвинуть его с места будет невероятно трудно, если вообще возможно. Однако, постучав по идолу черенком ножа, он убедился, что внутри тот пуст. Конан принялся расхаживать вокруг идола, думая о том, как вывезти их храма статую. Может быть, стоит разбить один из тронов, сделать из него волокушу, повалить на нее бога, а потом цепями, которыми крепилась дверь, вытащить его наружу с помощью лишних лошадей? И тут прозвучавший за спиной голос заставил его резко обернуться.
– Не двигайся! – Это был торжествующий вопль, в котором явственно звучали нотки кезанкийского диалекта Заморы.
Конан увидел в дверном проеме двух мужчин, целящихся в него из тяжелых изогнутых гирканских луков. Один из них был высоким, тощим и рыжебородым.
– Кераспа! – воскликнул Конан, наклоняясь, чтобы поднять оброненные скимитар и нож.
Второй из мужчин был коренастым здоровяком, который показался Конану смутно знакомым.
– Не двигайся! – повторил вождь кезанкийцев. – Ты подумал, что я отправился в свою деревню, верно? А я следил за тобой всю ночь, взяв с собой единственного из моих людей, кто не был ранен. – Он окинул идола оценивающим взглядом. – Если бы я знал, что в храме находится такое сокровище, давным-давно вывез бы его отсюда, несмотря на предрассудки и суеверия моего народа. Рустум, подними его меч и кинжал.
Мужчина, не веря своим глазам, уставился на голову ястреба, венчавшую рукоять скимитара Конана.
– Постой! – вскричал он. – Это же тот самый человек, который избавил меня от пыток в Аренджуне! Я узнаю его клинок!
– Замолчи! – проревел вождь. – Этот вор должен умереть!
– Нет! Он спас мне жизнь! А что я видел от тебя, кроме опасных заданий и жалкой платы? Я отказываюсь от своей клятвы верности тебе, шелудивый пес!
Рустум шагнул вперед, поднимая с пола меч Конана, но Кераспа развернулся в его сторону и спустил тетиву. Стрела ударила Рустума в грудь. Тот вскрикнул, зашатался и попятился. Силой удара его отбросило назад, к самому краю трещины. Не удержавшись, он взмахнул руками и рухнул вниз. Крик его становился все слабее и слабее, пока не стих окончательно.
Быстрый, как атакующая кобра, Кераспа выхватил из колчана новую стрелу и наложил ее на лук прежде, чем безоружный Конан успел напасть на него. Конан с кошачьей ловкостью метнулся к нему, собираясь прикончить, как вдруг инкрустированный рубинами бог сошел с пьедестала и с громким металлическим лязгом шагнул к Кераспе.
Со страшным криком вождь спустил тетиву, и стрела ударила ожившую статую в плечо, срикошетила и полетела, кувыркаясь, вверх. А идол выбросил вперед длинные руки и схватил Кераспу за руку и за ногу.
С губ вождя слетали клочья пены, он кричал, как резаный, а бог повернулся и, тяжело ступая, понес его к расщелине. Происходящее заставило Конана замереть на месте, он был не в силах пошевелиться от ужаса, а теперь бог еще и перекрыл ему путь к выходу. Попытаться обойти его справа или слева означало оказаться в пределах досягаемости его длинных, как у обезьяны, рук. Кроме того, идол, при всей своей тяжеловесной неуклюжести, двигался с легкостью взрослого мужчины.
Кровавый бог подошел к краю расщелины и поднял Кераспу высоко над головой, чтобы швырнуть того в пропасть. Конан увидел, как распахнулся рот Кераспы в самой середине его усеянной клочьями пены бороды, и по ушам резанул его дикий крик. Когда с Кераспой будет покончено, статуя, вне всякого сомнения, примется за него самого. Значит, древним жрецам не приходилось самим сбрасывать свои жертвы в пропасть; воображение услужливо дорисовало Конану картину того, как это происходило на самом деле.
Когда бог переступил с одной золотой ноги на другую, готовясь обрушить Кераспу вниз, Конан пошарил рукой позади себя и наткнулся на деревянную ножку одного из тронов. В свое время его наверняка занимал кто-либо из высших жрецов культа или особо приближенных лиц. Конан обернулся, ухватил массивный стул за спинку и приподнял его. Жилы его затрещали от чудовищного напряжения, но он швырнул трон через голову, и тот угодил золотому идолу прямо между лопаток в тот самый миг, когда тело все еще кричащего Кераспы полетело в пропасть.
От удара трон разлетелся в щепки. Толчок получился таким сильным, что идол не устоял на месте. Его отшвырнуло к самому краю расщелины, и на долю секунды он застыл там, размахивая руками в тщетной попытке удержать равновесие, но потом рухнул в пропасть. Конан отбросил обломки трона и осторожно заглянул в расщелину. Крики Кераспы стихли в глубине. Конану даже показалось, что он расслышал глухой удар, с каким идол мог врезаться в стену отвесного обрыва и отлететь в сторону, но на самом деле он не был в этом уверен. Окончательного грохота так и не последовало; внизу царила гробовая тишина.
Конан провел тыльной стороной ладони по лбу, смахивая пот, и криво усмехнулся. С проклятием кровавого бога было покончено, впрочем, как и с самим божеством. Невзирая на все то богатство, что рухнуло в пропасть вместе с идолом, Конан ничуть не жалел о том, что купил свою жизнь такой ценой. В мире полно и других сокровищ.
Он поднял с пола скимитар, лук Рустума и вышел на яркий утренний свет, чтобы оседлать своего коня.
Дочь ледяного великана
Устав от цивилизации с ее магией, Конан отправился обратно в родную Киммерию. Однако после месяца, проведенного в пьянстве и распутстве, он стал настолько противен самому себе, что решил присоединиться к своим друзьям в набеге на Ванахейм.
Стих лязг мечей и топоров, замерли вдали крики умирающих, на окрашенный кровью снег опустилась тишина. Лучи неяркого солнца, ослепительно сверкающие на снежных равнинах и ледяных торосах, высекали серебряные искры из лат и сломанных клинков, которые лежали рядом с павшими. Безжизненные руки по-прежнему сжимали треснувшие рукояти мечей; головы в шлемах, запрокинутые в предсмертной агонии, нацелились в небо рыжими и черными бородами, словно вознося последние мольбы Аургельмиру[22], ледяному колоссу, богу расы воинов.
На окровавленном снегу, усеянном телами в доспехах, стояли двое мужчин, пронизывая друг друга яростными взглядами. Над ними висело бездонное зимнее небо, вокруг простиралась бескрайняя равнина, у ног их громоздились трупы.
Они медленно брели навстречу друг другу, похожие на привидения, идущие к месту свидания в мире мертвых. В гнетущем молчании они остановились друг напротив друга. Оба были высокими и крепко сбитыми, словно тигры. Оба лишились щитов, а доспехи их были покрытыми вмятинами и царапинами. Кровь застыла на их кольчугах; клинки отсвечивали алым. Их рогатые шлемы носили следы жестоких ударов. Один был безбородым и черноволосым; кудри и бородка второго были того же красного цвета, что и кровь на залитом солнечными лучами снегу.
