"Самая страшная книга-4". Компиляция. Книги 1-16 (СИ) - Парфенов Михаил Юрьевич
– Это хорошо, врачи стране нужны, но и немецкий нужно учить. Хаб ихь дас рихтиг гезагт, Макс?
– Йа, фрау Гринюк, – привычно ответил Максимка. В школе он учился на пятерки только по немецкому языку.
– Может, чаю выпьете?
– Нет, нет, дякую, мы не голодные! – невпопад ответил зна́ток и, взяв Максимку под локоть, потащил того на улицу. – Спасибо вам огромное! До свидания, Анна Демидовна!
– Да не за что, мне несложно. Удачи вам, – закрыв дверь, она посмотрела в окошко на две удаляющиеся фигуры – молодого, но уже седого, мужчины, опирающегося на узловатую трость, и верткого мальчишки, который без остановки что-то рассказывал. Пожав плечами, учительница села писать письмо в Германию.
А Демьян шел молча, размышляя о чем-то своем, пока Максимка говорил про школу и пятерки по немецкому и про то, какая хорошая училка Анна Демидовна. Зна́ток внезапно прервал монолог:
– Слухай, хлопчик, скажи-ка мне… Кхм, кое-что.
– Да, дядька?
– А она не замужем?
– Хто?
– Анна Демидовна твоя, хто! – Демьян вновь покраснел и вытер платком выступивший на лбу пот – наверное, от жары.
– Да нет вроде… А вам зачем?
Зна́ток не ответил, продолжая шагать в сторону дома и думая о чем-то своем. Над Задорьем в зените стояло солнце – жаркое, живое, бесстрастное, как и ангелы на нем, безразличные к людским печалям.
Нечистая деревня
– Да твою ж дивизию! – завопил Федорыч, выкручивая баранку руля и роняя пепел с папиросины на широкую грудь, обтянутую тельняшкой. – Чтоб я еще хоть раз тут поехал! Чтоб хоть раз!..
Асфальтированная трасса Минск – Москва кончилась, ушла в сторону, и старенький грузовик-полуторка вот уже полчася трясся по разъезжей колее. Сидевшие в кабине Демьян и Максимка держались за что попало, но и от этого толку было чуть: от каждого рывка по паршивому шляху их швыряло по всему салону. Федорыч матерился, со злобой дергал рычаг переключения скоростей, мотал туда-обратно руль, уходя от рытвин и ям на дороге.
Старый грузовичок ехал в деревню со смешным названием Малые Сычевичи – в семидесяти километрах от Задорья.
А началось все так: в обед к дому знатка подъехал, фыркнув глушителем, потрепанный ГАЗ-АА. Из кабины вылез хромой водила и безапелляционно заявил, мол, Демьяну позарез нужно ехать с ним.
Максимка-то подумал, что почту привезли – нелюдимый угрюмый Федорыч числился почтальоном, развозил между глухими выселками посылки, продукты, пенсию; в общем, был вроде деревенского курьера. И вот кому-то внезапно приспичило увидеть знатка в такой дыре, как Сычевичи.
– А чаго там? – вякнул Максимка.
– Чаго-чаго… По твоей части шо-то, колдун-ведун ты наш, – мрачно отвечал Федорыч, трепя Полкана за холку; тот даже не тявкнул – сам ткнулся лобастой башкой в широкую ладонь, признал. – Бабки с Сычевичей жить не могут, как тебя видеть хотят. Мне денег уплочено туда и обратно тебя доставить.
– Не колдун я, – привычно поправил Демьян.
– А мне якая разница? Ты хоть груздем назовись, главное – в кузов полезай.
В общем, так и тронулись, оставив Полкана на суседку. Вроде и недалеко, но, как съехали с трассы, Максимка с каждой минутой все больше жалел, что напросился с Демьяном – от таких виражей зад, казалось, превратился в один большой синяк. Водитель мрачно молчал, то и дело приподнимаясь на сиденье, чтоб выжать сцепление. Зна́ток едко откомментировал:
– А ты завсегда так, вприсядку, или тольки с пассажирами?
– Хошь – высажу, пешком пойдешь, на своих двоих.
– Дак, мож, мне идти и не треба? Ты бы хоть рассказал, что там стряслось.
– Сами все скажут, – рыкнул Федорыч, – Да не боись, заплотют табе, шарлатан.
– Ты за помелом-то следи, товарищ мичман.
– А ты меня не пугай! Пуганые мы! В одной сумке кишки, в другой – треугольники. Во, видал? – Федорыч стукнул по ноге, где от колена тянулся железный протез. – Мне одна твоя «коллега» травки пихала да отвары, я мазал-мазал – ни хрена. Вот ногу и отняли – гангрена.
– А как мазал? После заката? А крестик ты сымал? А на месяц глядел? Так-то, мож, к фельдшеру надо было идтить?
– Может, и надо было, а я на вашего брата-шарлатана повелся, вот и…
Демьян поморщился, давая понять – разговор окончен. Федорыч закурил очередную папиросу, позыркал мрачно сквозь дым, но долго молчать не смог, протянул Демьяну лопатообразную ладонь, обезображенную наколкой-якорем.
– Лады, ты не злись, я сгоряча. Твоя правда. Не поверил я. Не мазал ни хрена. И к фельдшеру не поехал. Мне уж и жизнь не мила была, такого наглядевшись, одно спасение – глаза залить… Нормальный ты мужик, пусть и дурной маленько. Мир?
– У нас двадцать лет мир, Федорыч. А ногу я твою не чапал.
– Не трогал – твоя правда. И мир давно, тоже не врешь. Дай-ка пацану яблоко, вон, в кармане лежит.
Максимке сунули большое красное яблоко, тот захрустел, разглядывая панораму за окном – скачущую картинку из берез, елей и кустов, наросших поверх глубокой заболоченной канавы.
Дорога стала чуть ровнее, ГАЗ повернул, и в лесу возникла широкая прогалина, за которой ярко заблестело серебром нечто массивное и шумное. Максимка аж высунулся в окно, чтоб разглядеть лучше.
– Дядька, а это шо там?
– А-а, это ГЭС ихняя местная. Гидроэлектростанция, во! – ответил Федорыч. – Ща получше видать буде. Она малая совсем, правда, но зараз расширяют, новую турбину строят. Вам, кстати, тоже электричество дает. Наша Рыбчанка весь край кормит.
С пригорка видно было и правда лучше. Федорыч подрулил к краю нависающего над ГЭС обрыва, остановил машину. Максимка рассматривал сооружение, казавшееся ему колоссальным, немыслимым – ничего подобного он ни разу в жизни не видал. Река Рыбчанка врезалась в дамбу и спадала из шлюзов шумным белым потоком, размывающим землю у берегов, крутящим турбины внутри дамбы. Шлюзы выглядели как три жадных дыры, с хлюпаньем всасывающие и выбрасывающие воду – от висящей в воздухе водной взвеси разглядеть их было сложно, но Максимка каким-то мальчишеским чутьем проник в глубины мощного механизма, узрел вертящиеся внутри него сотни шестеренок, подшипников, толстых зубчатых колес. Увидел – и в испуге отпрянул обратно. Он как-то успел больше попривыкнуть к лесной нечисти, чем к бездушным и самостоятельно работающим механизмам, созданным руками человека.
Демьян, видать, почуял то же, что и он, проговорил вполголоса:
– М-да-а, тут Бога нет… Да и дьявола тоже нема.
Под дамбой, у разрытого русла измельчавшей реки, копошились несколько человек в рабочей униформе. Рядом с ними в грязи лежал здоровенный серебряный цилиндр с могучими лопастями. Увидев грузовик, рабочие замахали руками. Федорыч дернул за рычаг и нажал на газ, сказал:
– Поехали-ка отседа подобру-поздорову. Секретный объект, мабыть.
Деревня разительно отличалась от обширного, цветущего жизнью Задорья. Маленькая, посреди глухого леса, с пришибленными к земле перекошенными избами. Не деревня даже, а вёска.
Располагалась она в низине, куда машина спускалась, скользя шинами по закисшей стежке. В конце концов Федорыч остановился, устало махнул рукой:
– Туда вам! За поворотом деревня, по правому галсу… Не поеду дальше. А то потом хрен вылезу.
– Обратно-то приедешь? – спросил Демьян, пожимая руку старому матросу.
– А то! Тока через три дня буду, ты уж тут бабок ублажай, шоб поболей заплатили. О-о-о, нахмурился знову! Да не зыркай ты так, а то яшчэ проклянешь ненароком!
Водила хохотнул, удобнее устраивая протез на педали газа и примеряясь, как бы сдать обратно по дороге. Демьян ухмыльнулся, показал кукиш.
– Ехай ужо. Попутного ветра, товарищ мичман!
– Бывай, товарищ партизан.
Взяв еще по яблоку от Федорыча, направились в сторону Сычевичей. Грязищи было и впрямь море разливанное, аж сапоги засасывает. «Оползень, что ли?» – подумал Максимка. Будто с холма вода стекает.
