Кассандра Клэр - Город священного огня (др. перевод) (ЛП)
— Это правда? — спросил люк.
Магнус покачал головой и скривился.
— Нет. Это того не стоит. А с моим отцом всегда что-то на кону.
Люк напрягся. Они с Магнусом не были близки, но колдун ему всегда нравился, он испытывал к нему уважение. А также к Катарине Лосс, Рагнору Феллу и другим, работающим с Сумеречными Охотниками на протяжении многих поколений. Ему не нравилась безысходность в его голосе или потерянный взгляд.
— Разве ты не можешь заплатить его цену? Если на кону твоя жизнь?
Магнус устало посмотрел на Люка и снова рухнул на каменный пол.
— Не факт, что я должен буду платить по счетам, — сказал он и закрыл глаза.
— Я… — начал было Люк, но Рафаэль осуждающе покачал головой. Он согнулся у плеча Магнуса, обхватив его за колени. Темные вены выступили на его висках и горле, верный признак того, что Рафаэль давно не кормился. Люк мог только представить, как странно выглядела их компания: голодный вампир, умирающий колдун и оборотень, караулящий у окна.
— Ты ничего не знаешь о его отце, — тихо сказал он. Магнус не двигался, снова заснул, его дыхание было прерывчатым.
— А ты, судя по всему, знаешь?
— Однажды я заплатил большую сумму, чтобы добраться до этой информации.
— Зачем? Толку тебе с нее?
— Мне нравится быть в курсе всего, — сказал Рафаэль. — Никогда не знаешь, какая информация может пригодиться. Он знал мою мать; было бы справедливо узнать, кто его отец. Когда-то Магнус спас мне жизнь, — добавил вампир без всяких эмоций. — Когда я только стал вампиром, мне хотелось умереть. Я считал себя проклятым. Он остановил меня от выхода под солнечный свет… Магнус показал мне, как ходить по священной земле, как произносить имя Господа, как носить крест. Он не наделил меня магией, лишь терпением, но, так или иначе, это спасло мне жизнь.
— Так ты его должник, — сказал Люк.
Рафаэль снял куртку и быстрым движением подложил ее под голову колдуна. Тот заерзал, но не проснулся.
— Думай, что хочешь. Я все равно не выдам его секреты.
— Ответь только на один вопрос, — сказал Люк, прислоняясь к холодной каменной стене. — Может ли отец Магнуса нам помочь?
Тот засмеялся в ответ: кратко, громко, без всякой забавы.
— Смешной ты, оборотень. Возвращайся к своему караулу, и если тебе не чужды молитвы, то начинай молиться, чтобы отец Магнуса не решил нам помочь. Если ты и можешь мне в чем-то довериться, то это в этом.
— Ты что, съел три пиццы? — Лили смотрела круглыми глазами на Бэта со смесью отвращения и веселья.
— Четыре, — ответил он, кладя уже пустую коробку пиццы поверх стопки с остальными и безмятежно улыбаясь. Майя почувствовала прилив любви к нему. Она не поделилась с ним своим планом о встрече с Морин, и он ни слова не сказал ей по этому поводу, лишь сделал комплимент ее таланту к скрытности. Он согласился сесть с ней и Лили, чтобы обсудить их союз, хоть и не особо жаловал вампиров.
И оставил ей сырную пиццу, так как знал, что она не любила какие-либо еще добавки. Девушка доедала свой четвертый кусок. Лили, изящно расположившись на краю стола в вестибюле полицейского участка, курила длинную сигарету (наверное, рак легких не особо пугал тех, кто уже был мертв) и с подозрением разглядывала пиццу. Майе было плевать, сколько съел Бэт — надо же было чем-то поддерживать его гору мышц — пока он был согласен составить ей компанию во время встречи. Лили сдержала свое слово по поводу Морин, но она все равно вызывала у Майи мурашки.
— Знаете, — сказала вампирша, покачивая своей ногой. — Должна сказать, я ожидала чего-то более… интересного. А не телефонного марафона. — Она сморщила носик.
Майя вздохнула и огляделась. Вестибюль полнился оборотнями и вампирами. Наверное, такое здесь впервые. Повсюду были стопки бумаг со списком контактов важной нежити, которые им удалось вымолить, одолжить, украсть и выведать — оказалось, вампиры вели наблюдение за тем, кто где главный — и все общались по телефону или компьютеру, звоня и отправляя письма главам кланов и стай, а также каждому колдуну, которого им удалось выследить.
— Слава богу, феи централизованы, — сказал Бэт. — Один Благой двор, один Неблагой двор.
Лили ухмыльнулась.
— Земля под холмом простирается намного дальше, чем видит глаз. Но в этом мире мы можем добраться только до Дворов.
— Ну, на данный момент, другие миры никого не интересуют, — сказала Майя, потягивая шею и почесывая затылок. Она сама весь день сидела на телефоне и отправляла письма, потому очень устала. Вампиры присоединились к ним лишь после наступления ночи, они должны были работать до утра. Пока оборотни спят.
— Ты понимаешь, что сделает с нами Себастьян Моргенштерн, если выиграет? — Лили задумчиво окинула взглядом комнату. — Сомневаюсь, что он проявит милосердие к тем, кто работает против него.
— Может, он убьет нас первыми, — сказал Майя. — Но убьет в любом случае. Знаю, вы, вампиры, любите логику, здравый смысл и продуманные, осторожные союзы, но это не тот случай. Он хочет сжечь весь мир. На этом все.
Лили выдыхает дым.
— Ну, это будет большим неудобством, учитывая, как мы относимся к огню.
— Ты же не передумала, правда? — спросила Майя, изо всех сил стараясь не выдать свое волнение. — Когда мы раньше разговаривали, ты довольно уверенно выступала против Себастьяна.
— Мы идем по опасной дорожке, вот и все, — ответила Лили. — Никогда не слышала выражение: «Без кота мышам раздолье»?
— Слышала, — Майя оглянулась на Бэта, бормотавшего что-то грубое на испанском.
— Сотни лет Нефилимы придерживались своих правил, и удостоверились, чтобы мы делали так же. За это их откровенно ненавидят. Теперь они спрятались в Идрисе, и глупо было бы делать вид, что нежить не воспользуется определенными… преимуществами, пока их нет.
— Возможностью есть людей? — поинтересовался Бэт, складывая кусок пиццы пополам.
— И не только вампиры, — сурово сказала Лили. — Феи любят издеваться и мучить простолюдин, только Охотники останавливали их. Они снова начнут красть человеческих детей. Колдуны будут торговать своей магией по наивысшим ценам, как…
— Волшебные проститутки? — Все подняли взгляд в удивлении; Малкольм Фейд появился в проходе, смахивая белые снежинки с и без того белых волос. — Это ты собиралась сказать, не так ли?
— Вовсе нет, — Лили явно сбили с толку.
— Ой, говори, что хочешь. Мне все равно, — весело сказал колдун. — Я ничего не имею против проституции. На ней держится наша цивилизация. — Он струсил снег с пальто. На нем был простой черный костюм и поношенный тренчкот; он полностью отличался от эксцентричного Магнуса с его блестками. — Как вы, люди, вообще выносите снег?
— «Вы, люди»? — Бэт ощетинился. — Имеешь в виду оборотней?
— Имею в виду жителей Восточного побережья. Кто бы нуждался в погоде, если бы можно было избежать ее? Снег, град, дождь. Я бы переехал в Лос-Анджелес в один миг. Кстати, вы знали, что один миг, это единица измерения времени? Это шестидесятая доля секунды. Вы ничего не успеете сделать за один миг.
— Знаете, — начала Майя, — Катарина говорила, что вы довольно безобидный…
Малкольм выглядел довольным.
— Катарина говорила обо мне?
— Не могли бы мы перейти к сути? — попросила Майя. — Лили, если ты беспокоишься, что Сумеречные Охотники накажут всю нежить, если кто-то из нас сорвется, пока они в Идрисе, ну, именно поэтому мы сейчас этим занимаемся. Убеждаемся, что нежить не нарушит соглашение, что Охотники пытаются вернуть наших представителей, что Себастьян тут настоящий враг — это минимизирует шансы, что хаос вне Идриса повлияет на то, что будет в случае битвы, или когда все это закончится…
— Катарина! — внезапно вскрикнул Малкольм, будто вспомнил что-то приятное. — Чуть не забыл, зачем я сюда вообще пришел. Она попросила мне связаться с вами. Она в морге в больнице Бет Израиль и хочет, чтобы вы сейчас же туда пошли. О, и еще она попросила захватить клетку.
Один из кирпичей у окна немного выступал из стены. Джослин убивала время, используя металлический зажим своей заколки, чтобы вытащить его. Она была не настолько глупой, чтобы думать, что может сделать дыру, через которую можно было бы сбежать, но надеялась, что кирпич сможет послужить ей оружием. Чем-то, что она могла обрушить на голову Себастьяна.
Если она сможет себя заставить это сделать. Если не замешкает.
Такое уже случалось, когда он был ребенком. Она держала его в своих руках и знала, что что-то с ним было не так, что-то было непоправимо испорчено, но в то время она не смогла воспользоваться своим знанием. Какая-то часть ее сердца верила, что его еще можно было спасти.
