Аттестат зрелости (СИ) - Рюмин Сергей
— Ну, наградной же, Мария Гавриловна! — сказал Шишкин. — А что вам самой-то ездить, ноги топтать?
— Кстати, Дубовицкого уволили по дискредитации, — сообщил Шишкин. — Участковый у вас здесь новый, молодой. Вроде парень нормальный. Придет, познакомитесь. Ты мой телефон-то не забыл? — обратился он ко мне.
— Где-то записан, — ответил я.
— Обращайся, если что.
Шишкин встал, направился на выход. Вслед за ним пошел и я. Ужин остывает.
За макаронами по-флотски я весь издумался — что же от меня хотел Вень Венич? Ведь всё, что он мне наговорил, в ауре горела желтыми искрами. Что же он всё-таки хотел?
На следующий день прямо перед первым уроком стоило мне заикнуться Нине Терентьевне о необходимости оформления паспорта, как она тут же освободила меня от занятий.
— Езжай! Езжай немедленно! — в приказном тоне отозвалась она. — Завтра доложишь. И смотри у меня…
— У меня завтра соревнования, Нина Терентьевна! — напомнил я. — В 9.00 начало. Я ж вам справку приносил.
— Тогда в понедельник!
Она даже погрозила мне пальцем.
Пришлось ехать. Я зашел домой за свидетельством о рождении, переоделся. Не фотографироваться же в школьной форме!
Фотокарточки для паспорта мне сделали по срочному тарифу за час.
С этим набором документов в половине двенадцатого я постучался в дверь кабинета начальника паспортного стола нашего РОВД.
Начальница паспортного стола милиционерша в мундире с погонами майора Ольга Ивановна Кручина (ударение на «и», а не на «у», о чём она меня сразу предупредила) посмотрела на меня, задумчиво сказала:
— Ковалёв? Ты ж к четырем должен подойти? Хорошо, что пораньше пришёл!
И загадочно пояснила:
— Пятница, понимаешь? Давай документы. И заполняй бланк в двух экземплярах.
После того, как я заполнил бланки, расписался, она протянула мне записку с цифрами:
— Идешь в сберкассу, платишь 2 рубля госпошлину. Квитанцию принесешь мне. Сберкасса через дорогу. Понял? Жду.
Минут через сорок (очередь пришлось выстоять, куда ж деваться?) я принес квитанцию с синим штампом.
— Молодец! — похвалила меня Ольга Ивановна. — Во вторник придешь ко мне за документом.
Свободного времени было вагон и маленькая тележка, и я набрал с таксофона номер Геннадия. Он оказался дома. Только как-то непонятно кряхтел и кашлял в телефон, всячески намекая, что сегодня и в ближайшие дни встречаться не сможет.
— В чём дело, Гершон Самуэльевич? — не выдержал я. — Что случилось?
— Скрутило меня, молодой человек! — недовольно прокряхтел фарцовщик. — Ревматизм. Что ж непонятного? Видите, на улице какая погода?
Погода на улице, действительно, не радовала: холодно, пасмурно, да мелкая противная изморозь до кучи.
— Я могу вас избавить от этой напасти, — предложил я.
— От какой? — буркнул в трубку еврей. — От этой паршивой осенней погоды? От неё избавить может только господь бог.
Я засмеялся.
— У меня есть волшебная таблетка от вашей болячки, — объявил я. — И она случайно у меня с собой. Через полчаса я буду у вас.
Конечно же, я опоздал. На целых десять минут. Геннадий, кряхтя и стеная, открыл мне дверь. Укоризненной фразы насчет «точности — вежливости королей» я не услышал.
У скрюченного, стоящего передо мной буквой «г» еврея поясница была обмотана толстой шалью, а лицо светилось немыслимой скорбью. Вылитый Коробейников из «12-и стульев».
— Я надеюсь, молодой человек, вы не шутили насчет волшебных таблеток, — проскрипел он, поворачиваясь ко мне задом. — Дверь сами прикройте, только поплотнее, и закройте на цепочку, пожалуйста.
Цепочка на двери выглядела посолиднее, чем какая-нибудь цепь на будке волкодава…
Я разулся, снял куртку и последовал за ним в зал. Гершон Самуэльевич сел в кресло, опираясь на трость двумя руками. Я расположился в кресле напротив.
— Скрутило меня, — пояснил он. — Денис Владимирович упомянул, что вы имеете некоторое отношение к народной медицине и иногда практикуете лечение нетрадиционными методами. Об этом я, собственно, вспомнил, когда вы позвонили мне. Иначе бы мы с вами не встретились бы.
Он замолчал, выжидающе глядя на меня. Я весело осклабился.
— Запросто, — заявил я. — У вас, кроме ревматизма, еще и сердечко пошаливает, и язва в желудке имеется. И, как мне кажется, диабет имеет место быть, как и пара камней в почках справа.
— Господин, простите, товарищ Устинов просветил? — язвительно поинтересовался старый фарцовщик и возмутился. — Надеюсь, ваш смех не имеет отношения к моему состоянию?
— Не угадали, Гершон Самуэльевич, — осклабился я. — Помните анекдот про того, кто рентген изобрел? Немцы заявили, что это был их физик Рентген, а наши в ответ, что еще в 16 веке царь Иоанн Грозный своим боярам говорил: «Я вас, млядей, насквозь вижу!» Это по первому вопросу.
Еврей усмехнулся, но очень уж криво. Я продолжил:
— Я вас могу вылечить, уважаемый Гершон Самуэльевич, от всего этого безобразия. У вас даже зубы новые вырастут.
— Юноша! — скривившись в очередной раз, через силу выдавил еврей. — Я считал вас более серьезным человеком. Вы же тут мне продолжаете нести какую-то ерунду. Извините, но покиньте мой дом… Мне не до споров с вами. Совсем.
Я видел, что ему не до споров со мной. Еврей сидел передо мной в старых тренировочных штанах, клетчатой видавшей виды рубахе, вокруг поясницы обмотанный шалью, еле сдерживался, чтобы не застонать от терзавшей его боли.
— Ладно, — решился я. — Сейчас.
Я встал, сходил на кухню, нашел граненый стакан, налил полстакана воды из чайника с плиты, принес в зал. На виду у Гершона Самуэльевича демонстративно подержал стакан в руках, поставил на ладонь, взглянул через него в окно на свет, протянул ему:
— Пейте!
Гершон Самуэльевич осторожно взял стакан в руки, нахмурился:
— Это что?
— Пейте, пожалуйста, Гершон Самуэльевич!
Он отпил глоток, другой. Во время второго глотка я запустил в него конструкт «айболита». Мне почему-то показалось, что процесс лечения надо с чем-то связать — с «заговоренной» водой, травами или еще чем-то. Чтобы показать еврею, что я не волшебник, не маг, а кто-то попроще, например, травник или знахарь. Хотя для него я всё равно буду чудотворцем.
Гершон Самуэльевич выпил воду до дна, поставил стакан на бортик книжного шкафа. Замер, закрыв глаза. Заклинание действовало мгновенно. Осторожно встал, сел. Снова встал. Подозрительно взглянул на меня:
— Вы хотите сказать, что вылечили меня?
— Нет, — отрицательно покачал я головой. — Чтобы вылечить вас от всех ваших болячек полстакана заговоренной воды недостаточно. Чуть-чуть поправить вам здоровье — да.
Еврей повернулся вправо, влево. Присел, как на физкультуре, вытянув руки вперед, встал, присел, встал.
— Ну, у меня уже не болит ничего! — довольно воскликнул он.
— А язва? А диабет? А камешки справа? — хмыкнул я. — Да и сердце тоже.
— Хорошо! — еврей развязал и снял с пояса шаль. — Что вы хотите?
Он вышел в другую комнату, оставив дверь открытой.
— Говорите, говорите! — крикнул он. — Я слушаю. Сейчас переоденусь и выйду.
— Я вылечил одного человека от врожденного диабета полностью, полностью поправил ему организм, — сказал я. — Он должен был мне заплатить пять тысяч рублей. Он решил меня обмануть. В результате заплатил больше. Вы ж понимаете, что знахарь может не только лечить…
Гершон Самуэльевич, уже в другом одеянии, в спортивном костюме, стоял в дверном проёме и внимательно меня слушал. Я развёл руками.
— Понимаете, это совсем не высокая цена за полностью обновленный организм. Когда ничего не болит вообще — ни зубы, ни сердце. Мне же потом после всех этих процедур приходится очень долго восстанавливаться самому. Да и всякие ингредиенты для этого прикупать тоже не так-то просто…
Гершон Самуэльевич сел в кресло напротив меня. Он выглядел уже совсем по-другому, заклинание подействовало.
— Но пять тысяч это всё равно очень много, Антон, — сказал он осторожно.
