Мария Артемьева - Темная сторона Москвы
Однако наступившая осень подействовала на девушку как-то странно. Сырость и холод, которых она раньше не замечала — достаточно было тепло одеться, — теперь приводили к непрерывной вялости, слабости… Хуже того: на лице и руках у нее высыпали неожиданно гнойники. Да такие неприятные…
— Что это?! — в ужасе воскликнула врач-терапевт, когда Елена явилась к ней на прием и показала свои желтые мокнущие пятна на коже. Стараясь как-нибудь нечаянно не дотронуться до пациентки, участковая отправила ее в кожно-венерический диспансер.
В диспансере Елена сдала массу разных анализов и поговорила с разными врачами. Ей прописали несколько мазей от грибка, таблетки, промывания и курс уколов антибиотика… Елена послушно исполнила все рекомендации, но никакие лечебные процедуры не помогли.
Всякий врач при одном только взгляде на Елену сразу понимал, что с таким лицом — пятнистым, желтого цвета, с которого буквально капает гной, — женщина может выйти на работу только в том случае, если ее обязанность — играть в кино жену Франкенштейна. Нигде больше Елена показаться не могла. Мокнущие желтые пятна покрывали уже все ее тело. Мышцы слабели, конечности отказывались служить. Загадочное заболевание грозило превратить молодую женщину цветущего возраста в инвалида.
В конце концов, кто-то из врачей, сжалившись над несчастной, как последнее средство, сунул ей записку с адресом одной научно-исследовательской лаборатории в знаменитом медицинском институте: может быть, там ей помогут?
Елене пришлось выложить солидную сумму за нестандартный генетический анализ.
Зато его результат позволил, наконец, установить диагноз.
— В вашей крови мы обнаружили хлорофилл, — без обиняков заявил девушке профессор Константин Федорович Пауков, генетик и биохимик. — А генетический анализ показал, что клеточные аналоги имеются только у Ferocactus pilosus — ферокактуса волосистого. Честно скажу: вы поставили в тупик не только нашу лабораторию, но и весь институт…
Елена не сразу поняла, что именно ей говорят. А когда до нее дошло — едва не упала в обморок!
— Ваше заболевание вполне характерно для ферокактуса: это растение родом из американской горной пустыни, — вещал профессор Пауков. — Ферокактус не выносит темноты и холода — моментально начинается фитофтороз! Генетически вы — ближайший родственник этого растения, и я полагаю, единственная возможность вылечиться для вас — следовать своей природе. То есть вам необходимо создать такие условия, при которых кактус внутри вас — то есть вы… будет чувствовать себя в своей тарелке. А лучше всего вот что! Заведите-ка такого зеленого друга в доме! Это будет ваш индикатор, по нему вы хорошо изучите все условия, которые необходимы и вам, и ему для счастливой здоровой жизни. Условия не слишком сложные: жара и солнце при повышенной влажности, либо сухость при ярком солнце и прохладе. Вот ваше лечение. Можно попробовать еще и специальные примочки против фитофтороза — в цветочных магазинах продается, например, э-э-э…
Не дождавшись рецепта, Елена зарыдала — все-таки трудно привыкнуть к мысли, что ты отчасти кактус.
Доктор Пауков не был каким-то научным сухарем. Напротив, он был человек понимающий. Переждав кризисный момент, он дал пациентке успокоительного, а после долго и заботливо расспрашивал ее о родственниках, наследственных болезнях в анамнезе, о привычках и образе жизни. Ученому было крайне любопытно, каким путем девушка сумела породниться с кактусом и заполучить столь редкостную среди людей болезнь. Сочувствуя, Пауков пояснял:
— Я думаю, что вы… Как бы это сказать… Каким-то, понимаете, образом произошел горизонтальный обмен генами. Грубо говоря — вы что-то съели.
В конце концов добросовестный доктор Пауков раскопал тайну: всему виной оказался тот самый препарат, купленный в магазине «ПОХУДЕЙКА». Надо было внимательней читать английский текст! Как выяснилось, инструкцию перевели на русский не полностью.
Средство, которое помогло Елене стремительно сбросить сорок килограммов, являлось генно-модифицированным продуктом, основой которого как раз и послужил Ferocactus pilosus… В переводе с латинского — кактус мощный волосистый. Теперь Елена узнала, что означала симпатичная маркировка «FP cactaceae», которую она видела на капсулах.
Отныне, покупая продукты в магазинах, девушка тщательно изучала этикетки. Но это зря… Ведь генно-модифицированные продукты у нас пока никак не маркируют…
Доктор Пауков советовал Елене приобрести ферокактус, чтобы в домашних условиях изучить его привычки и пристрастия.
— Главное: правильный образ жизни! — настаивал доктор.
Образ жизни Елена поменяла кардинально, ориентируясь на предпочтения своего зеленого друга.
Солнце в комнатах в достаточной мере заменили лампы дневного света, прохладу создавали кондиционеры. Квартира, в общем и целом, потребовала минимальных переделок.
Мокрые желтые пятна с лица Елены постепенно сошли. Вернулась прежняя упругость мышц и кожи. Правда, вместе с этим волосы на руках и ногах тоже излишне укрепились, сделавшись ненатурально колкими…
Но это, впрочем, пустяки.
Ведь современная косметика предлагает столько прогрессивных средств для эпиляции!
Камера-оракул
Ул. Большая Никитская, Манеж
События, произошедшие на станции «Александровский сад» в мартовскую неделю накануне выборов Президента России в 2004 году, не попали в официальные отчеты.
Удивляться этому не приходится. Немного найдется людей, способных отнестись к фактам серьезно, когда речь идет о сверхъестественном. Предсказание будущего, выполненное самопроизвольно современной видеотехникой? Поверить в такое следственным органам было б, пожалуй, не проще, чем в Деда Мороза.
* * *На входе в вестибюль станции «Александровский сад» установлены видеокамеры. В этом нет ничего необычного; видеокамеры установлены повсюду в метрополитене, особенно в центре.
Одна из видеокамер станции расположена таким образом, что помимо входа в метро захватывает еще и часть городской панорамы напротив, а также — угол знаменитого экзерциргауза, или Манежа.
Странности начались во вторник, 9 марта, вечером, в самое горячее время суток, когда толпы москвичей осаждают метро, возвращаясь с работы или учебы домой.
В охранном пункте станции «Александровский сад» дежурил молодой служащий Владислав Ершов. Скучая, он наблюдал кадры, передаваемые с четырех видеокамер узловой станции: три из вестибюля «Александровского сада» и один — со станции «Боровицкая». Везде одно и то же: толпы входящих людей, толпы прорывающихся на пересадку и почти никого, кто хотел бы выйти… Как вдруг Ершов заметил, что одна из панорамных видеокамер показывает совершенно пустой вестибюль и закрытые стеклянные двери. И это в час пик?!
Ершов засомневался: может быть, он что-то пропустил? На всякий случай уточнил у своего сослуживца, дежурившего в тот день вместе с ним: может быть, вестибюль этот закрыт? Может, там проводятся ремонтные работы? Сослуживец, Геннадий Карагаев, удивился вопросу и сообщил, что нет, станция работает в обычном режиме. Более того, он сам только что побывал в том вестибюле и лично видел, какой там сейчас наплыв народу.
Ершов и Карагаев вместе всмотрелись в экран и увидели, что за дверями пустого вестибюля… горит здание Манежа! Языки огня вздымаются все выше, ветер относит их ко входу в метро, и временами пламя вспыхивает так ярко, что экран видеокамеры засвечивается!
— Чертовщина какая-то, — заметил Карагаев, завороженно наблюдая пожар.
— Надо звонить 01! — Ершов уже схватил трубку телефона, но напарник его остановил.
— Погоди! Я только что оттуда. Никакого пожара нет. Шли люди, там все нормально…
Кто-кто, а охранники хорошо понимают, что за ложный вызов им придется отвечать. Решили проверить: выбежали наружу, протолкались сквозь гущу идущих, как ни в чем не бывало, людей… На улице убедились: Манеж стоит, огня нет и в помине. Нет даже дыма. Даже запаха гари!
Тогда что и откуда транслирует видеокамера?!
Розыгрыш? Запись? Видеомонтаж?
Осмотрели видеокамеру — на первый взгляд, с нею все было в порядке. Вернулись в дежурку и, посовещавшись, вызвали мастера по ремонту, отвечавшего за работу системы видеонаблюдения.
Мастер явился спустя сорок минут; к этому моменту камера, будто опомнившись, исправно показывала то же самое, что и все другие: толпы москвичей, осаждающих двери вестибюля. Никакого пожара в Манеже больше не было.
Причем не было даже в записи: каким-то необъяснимым образом та часть видеопленки, на которой должны были сохраниться кадры пожара, оказалась стерта. При этом и Ершов, и Карагаев утверждали, что не стирали видеозаписи.
