Иные - Яковлева Александра
Борух пришел в галерею последним. Утренний свет, чистый и по-осеннему холодный, заливал ее от пола до потолка. Позолота и медь убранства горели на солнце, в лучах танцевала жемчужная пыль. В центре, там, где на полу блестела мозаика с воронами, стоял герр Нойманн — в бордовом домашнем халате и в странной кожаной маске, похожей на противогаз. Увидев Боруха, герр Нойманн снял маску, а под ней оказалось его обычное лицо, покрытое темной щетиной, с заломом от подушки на мягкой щеке. Чуть взъерошенный и очень домашний, он снова до рези в глазах напомнил Боруху отца.
По обе руки от герра Нойманна полукружьями стояли дети, мальчики справа, девочки слева, без младших как раз одиннадцать. Круг почти сомкнулся, в нем оставалось только одно свободное место.
Оно для меня, понял Борух.
Герр Нойманн жестом подозвал его, и Борух вошел в круг. Двенадцатый ворон под его ногами сверкнул золотым глазом. Борух смотрел то в пол, то на герра Нойманна — куда угодно, лишь бы не встречаться взглядом с Далией.
— Теперь, когда все здесь, — мягко сказал герр Нойманн, — я расскажу, зачем собрал вас. Наш дом и наша семья в большой опасности. Враг идет с востока, и он уже близко. Вы должны стать сильными — сильнее, чем когда-либо. Бесстрашными. Смелыми и даже безжалостными. Только так мы сможем защитить наши стены и друг друга. А я помогу вам. Сейчас мы все возьмемся за руки…
Он протянул руки Ансельму и Герте, а те — своим соседям. Вскоре Боруха тоже взяли за руки. Далия крепко стиснула его правую ладонь, Квашня — левую.
— Отлично. А теперь я прочту старинную молитву, а вы повторяйте за мной так точно, как сможете. Закройте глаза.
Герр Нойманн перешел на шепот — тот самый, громче выстрела, сильнее прибоя. Его голос забирался в голову и растекался, овладевая всеми мыслями. Рука Квашни дрожала, а рука Далии стискивала крепко, почти до боли. Они оба зашептали, и Борух подхватил молитву — непонятную, похожую на ту, которую часто произносили за завтраком. Только эта молитва была совсем особенная. Борух чувствовал, что она не для благодарности за еду и кров, не для мирной жизни — она для войны. Его губы двигались сами собой вслед за шепотом герра Нойманна:
— Wodan, fairrawandjan, gif mis handugein,
Balþein, jah sigis.
Frijond Þunr, gif mis swinþein.
Jah bajoþs sijaina miþ mis [1].
Когда последние отзвуки молитвы стихли, герр Нойманн сказал тем же накатывающим шепотом:
— Ваша победа в ваших руках. Нет страха. Нет боли. Нет милосердия.
Стоило последним звукам этого напутствия смолкнуть, и волна необыкновенной радости накрыла Боруха с головой. Вдруг он почувствовал себя очень большим — таким, что мог бы достать макушкой до неба, а руками обнять всю землю. И сильным — таким, что мог поднять целую гору и кинуть ее во врага. Далия продолжала крепко сжимать его руку, но больше он не чувствовал боли. Вся боль ушла вместе со слабостью маленького человека. На смену ей пришла неуязвимость, и Борух ощущал себя почти что богом.
Шепоток понесся по кругу, от герра Ноймана и дальше. Вскоре дыхание Далии коснулось обожженного пулей уха. Далия прошептала:
— Взошло новое солнце, и я ничего не боюсь. Мы одна семья. Передай дальше.
1.
Óдин, дальний странник, даруй мне мудрость,
Мужество и победу.
Друг Тор, дай мне свою силу.
И оба должны быть со мной (готск.).
1.
Óдин, дальний странник, даруй мне мудрость,
Мужество и победу.
Друг Тор, дай мне свою силу.
И оба должны быть со мной (готск.).
Аня
Она проснулась поздно и с опухшими от слез глазами. В утреннем ласковом свете все полуночные переживания казались не более чем призраками, фантомами ее собственного воображения.
Вчера она просто перенервничала, запуталась в чувствах. Сначала — восхитительный вечер, красота и звон бокалов. Потом — этот жуткий случай с Борухом, она снова потеряла контроль, и праздник был испорчен. И хоть ей впервые удалось остановиться, а после не уснуть глубоким сном, похожим на смерть, ее мысли все равно спутались.
Что бы ни происходило между Максом и Катариной вчера или все те годы, что они знакомы, — ее это не касается. Макс просто друг. Хороший, очень галантный, очень красивый — но друг. И не более того. Не более.
Она попыталась уложить свои короткие волосы так, как это делала Катарина. Получилось не идеально, но все же лучше, чем обычно. На полочке в ванной нашлись духи, которых Аня раньше не замечала. Она нажала на грушу, и облако пряного фруктового аромата обняло ее. Осенняя медовая сладость, свежая анисовая нота. Вчера она впервые почувствовала себя красивой женщиной, и это пойманное за хвост ощущение взрослой уверенности хотелось продлить еще хоть на день — назло всем, кто раньше связывал Аню, одергивал, прятал. Она есть. Она существует и занимает место в пространстве — столько, сколько нужно. Она видима, осязаема и хорошо пахнет. А еще у нее есть сила — ее марево, сметающее прочь врагов, оберегающее близких.
Аня смотрела на себя в зеркало и видела марево в глубине черных зрачков. Как тень, оно всегда принадлежало ей. Жило внутри, было частью ее тела, ее самой. Пора взглянуть на марево в упор, без страха и ненависти. Присвоить этот дар, к худу он или к добру. Научиться жить с ним, управлять им — как Макс. Стать, наконец, цельной.
Она спустилась в столовую как раз к обеду. Макс сидел во главе центрального стола. Рядом сосредоточенно стучали ложками младшие дети. В столовой, обычно шумной несмотря на дисциплину, сегодня стояла непривычная тишина. Старшие сосредоточенно жевали, смотря каждый в свою тарелку — ни шепотков, ни смеха, как бывало раньше. Наверное, еще не отошли после вчерашнего, подумала Аня, и ее укололо привычным стыдом, стоило только вспомнить об осколках и увидеть перевязанную руку Герты.
Заметив Аню, Макс улыбнулся, махнул, подзывая. Она села на лавку рядом с ним. Тут же ей принесли тарелку с наваристым гуляшом.
— У меня есть идея, — сказал Макс, наклонившись ближе, будто их мог кто-то подслушать, а главное, понять.
— Какая идея?
Мимо их стола пробежал Борух с пустой тарелкой — он уже закончил и спешил на уроки. Аня попыталась его окликнуть, но Борух даже не посмотрел в ее сторону. Наверное, вчера она так его напугала, что теперь он ни за что ее не простит, с горечью подумала Аня.
— Не обращай внимания, — сказал Макс, тоже проводив Боруха взглядом. — Он еще не оправился, но с ним все будет в порядке. Лучше поговорим о наших планах на выходные.
— Наших планах?
— Да. Ты ведь хотела учиться, насколько я помню? Есть одно место, где нам никто не помешает. — Макс отодвинул пустую тарелку, встал из-за стола. — Ешь и собирайся. Жду тебя в холле через полчаса. Возьми вещи, которые могут пригодиться, об остальном я позабочусь.
Он коротко кивнул и вышел из столовой, оставив Аню в полном недоумении.
Она расправилась с гуляшом так быстро, как могла, и поспешила наверх, чтобы собраться. Что Макс задумал? В какое такое место хочет ее отвести? Сердце стучало в одном ритме со звонкими каблуками, когда она взбегала по лестнице. Щеки горели теплым румянцем. Таинственность Макса странным образом будоражила и волновала ее.
Поднявшись на последнюю ступеньку, она шагнула на мягкий ковер и вдруг поняла, что стук каблуков по камню еще звучит — вкрадчивым эхом за спиной, так, будто пытается скрыться.
Аня обернулась — никого.
Она прибавила шагу — стук тоже ускорился, зазвенел в ушах серебряными молоточками. Чей-то взгляд буравил ей спину, преследуя. Но сколько бы Аня ни оборачивалась, она никого не замечала. Если это и впрямь человек, а не плод ее разыгравшегося воображения, он явно не хотел себя раскрывать.
