Наль Подольский - Повелитель теней: Повести, рассказы
Сашка явно был в дурном настроении. Думая, что ему неприятна внезапная и специфическая популярность, я постарался скорей увести его от ларька, но его нервозность не проходила.
Оказалось, летом, оставшись один, Сашка решил, что пора обнародовать свое изобретение. Он хотел научить архитекторов разбивать тени.
Начал он на удивление толково. Он нашел корреспондента молодежной газеты, который счел эту историю заманчивой и набросал даже заметку под названием «Повелитель теней». В управлении архитектуры их приняли благосклонно и отправили в проектный институт. Но там захотели узнать, что скажут специалисты по оптике, и пришлось идти в оптический институт. Те же сказали, что это известный оптический эффект, хотя они и не против, чтобы им пользовались.
— Понимаешь, — уныло объяснил Сашка, — они там столько всего наоткрывали, что у них уже ум за разум зашел, им что ни покажи — не удивятся: «эффект», да и все… А эти тоже — им обязательно инструкцию подавай, и чтоб подпись была профессорская.
Понятно, желающих сочинять инструкцию к «эффекту» среди оптиков не нашлось. Дело зашло в тупик, встреча «за круглым столом» в редакции ничего не изменила, и корреспондент отступился от Сашки.
Но сейчас Сашка не выглядел побежденным. Похоже, у него в запасе была еще какая-то выдумка, он туманно намекал, что «еще им докажет». Он очень переменился, стал нервно-сосредоточен и об «играйте на солнце, детишки» больше не вспоминал: ему было необходимо «им доказать».
Он, как видно, действительно что-то затеял, потому что стал появляться реже, а потом на несколько дней и вовсе исчез. А когда я его наконец увидел, вид у него был до крайности озабоченный, он куда-то спешил.
— Приходи сюда завтра пораньше, — пригласил он меня таинственно.
Я завел будильник, опасаясь проспать, и к шести был в условленном месте. Сашка был уже здесь, усталый, с разорванным рукавом, но бодрый и как будто взволнованный.
Город еще не проснулся, автомобилей не было, и шаги редких прохожих звонким эхом отдавались в пустых влажных улицах. Небо стало уже голубым и солнечным, а здесь внизу сохранялись серебристые прохладные сумерки.
Сашка ждал меня у подъезда большущего дома кубических очертаний. Против него, через улицу, стоял двухэтажный старинный дом, бледно-оранжевый, с круглым чердачным окном и с колоннами по краям балкона. Наверное, он когда-то был окружен садом, тихий особняк за городом, неподалеку от морского берега. Потом сюда пришел город, и с тех пор, как напротив вырос бетонный гигант, этот дом больше ни разу не видел солнца: тень куба была столь обширна, что особняк во всякое время суток оставался в ее пределах.
Именно это место и выбрал Сашка, чтобы продемонстрировать, на что способно его изобретение. Отведя меня от дома, он молча показал вверх.
Да, там было на что посмотреть! По краю крыши выстроились диковинные зубцы, словно на спине у дракона. Я не мог не узнать их — это были зубцы с Сашкиных картонок, фантастически выросшие в размерах.
— Фанера, — коротко пояснил он.
Как он ухитрился все это соорудить ночью один — уму непостижимо. Потому-то у него и был бодро-усталый вид, вид человека, хорошо сделавшего нелегкую и важную работу. И конечно, он волновался, как всякий исследователь перед началом решающего эксперимента.
Солнце перевалило через конек крыши гиганта, и все зубцы были уже освещены. Их тени проходили сейчас поверх оранжевого дома и падали на землю где-то за ним, так что пока мы ничего не видели. Оставалось ждать.
Оранжевый дом по-прежнему оставался в тени, но вскоре на его крыше возникло слабое красноватое свечение, оно становилось все более ярким и начало ползти вниз, на фасад дома.
А через четверть часа вся средняя часть особняка была залита солнечным светом, рисовавшим на фасаде фигуру в виде клина, сужавшегося немного книзу. Этот солнечный клин занимал большую часть дома, только два окна с одной стороны оставались в тени.
На Сашку было приятно смотреть. И хотя он, дымя сигаретой, поглядывал на оранжевое сияние особняка небрежно, будто все так и должно быть и нет тут ничего особенного, я видел абсолютно счастливого человека.
Теперь оставалось самое интересное — как все это воспримут другие. Первым вышедшим из подъезда был пожилой мужчина с расстроенным, усталым лицом. Зябко кутаясь в плащ и глядя перед собой в землю, не заметив ни нас, ни солнечной бреши в тени дома, он удалился неуверенной походкой.
— У него какое-то горе, ему не до этого, — заметил Сашка грустным голосом, с которым вовсе не вязалась его радостная улыбка.
Следующим был молодой человек в очках, студенческого вида. Он шумно скатился с последнего марша лестницы и вылетел из подъезда с такой скоростью, что мы с Сашкой еле успели убраться с его пути.
Далее появилась женщина с хозяйственной сумкой, а за ней — еще две. Все они одинаково спешили, у всех были похожие сумки, и все одинаково безучастно смотрели вперед, не поворачивая головы ни вправо, ни влево. Можно было подумать, что это — такой фокус: трижды подряд из парадной выходит одна и та же женщина.
Затем люди пошли сплошным потоком, и теперь уже все ужасно спешили, и ни один из них не взглянул даже краешком глаза на дом, впервые за много лет купавшийся в солнечном свете.
— Они не смотрят ни на что, — огорчился Сашка, — нужно обратить их внимание.
Но как это сделать, было непонятно. Они вылетали из подъезда поспешно, как пчелы из улья, и заговорить с ними о тени их дома было так же сложно, как затеять с летящей пчелой разговор о ландшафте.
Тем не менее удобный случай вскоре подвернулся. По лестнице спустился мужчина, седоватый, с орлиным профилем и с большим желтым портфелем. Он никуда не бежал и стал чинно прогуливаться перед домом, поглядывая иногда на часы.
— Доброе утро! — обратился к нему Сашка с приветливейшей улыбкой.
— Здравствуйте, — после некоторой паузы вяло ответил тот.
— Вы не видите здесь ничего необычного? — Сашка показал на оранжевый дом жестом радушного приглашения.
— Вам что, делать нечего? — На лице незнакомца сквозь вялость неожиданно проступило злобное выражение. Он брезгливо оглядел экзотический Сашкин костюм. — Занялись бы чем-нибудь лучше!
Тут к тротуару подкатила легковая машина, и он исчез за услужливо откинутой водителем дверцей.
— Я теряю квалификацию: не признал большого начальника, стыд-то какой! — весело откомментировал Сашка, но его улыбка была уже далеко не такой радостной, как час назад.
Поток выходящих заметно поредел, и я начал терять надежду. Но вдруг появились две девушки, одна возбужденно шептала подруге на ухо, а та кусала яблоко и хихикала.
— Доброе утро, барышни, — галантно поклонился им Сашка. Те остановились, глядя на него, как мне показалось, одобрительно.
— Вам не кажется, что этот дом освещен необычно? — приступил он к делу.
— Это слишком старо, — фыркнула жевавшая яблоко.
— В такую-то рань и с такими глупостями! — укорила Сашку вторая, однако довольно ласковым голосом.
Они снова двинулись и ловко обогнули Сашку, но через несколько шагов оглянулись.
— Приходите завтра в это же время! Или еще пораньше, — пригласила его первая.
— И придумайте что-нибудь поновее, — пропела вторая.
Они тут же забыли про нас и стали переходить улицу, выбивая по мостовой каблучками дробный аллюр.
Люди из подъезда выходить перестали, наступило затишье. На Сашкино чудо никто так и не обратил внимания, но он не казался обескураженным.
— Я предвидел это, — пояснил он с некоторым апломбом, — и послал кое-кому приглашения.
И действительно, не успели мы выкурить по сигарете, как подкатил милицейский патрульный «газик»; он с рычанием развернулся перед подъездом и замер, но мотора не заглушил. За ним те же маневры, только бесшумно, проделал черный лимузин с занавесками на окнах.
Лишь теперь я понял Сашкин замысел: чтобы привлечь внимание к своей идее, он решил с ее помощью устроить общественный беспорядок и отдаться в руки закона.
Из патрульного «газика» вылезли четыре милиционера и стали недоуменно оглядываться.
Черный же лимузин оказался настоящей сюрпризной коробочкой, но сначала из него выскочил всего лишь один юркий старичок в серой велюровой шляпе; вздергивая козлиной бородкой, он тоже начал осматриваться.
Сашка смотрел на все это с радушной и отчасти смущенной улыбкой, словно встречающий гостей юбиляр. Расчет его оправдался: на другой стороне улицы уже собралась маленькая стайка зрителей.
Старичок быстро оценил обстановку. Оглядевши огромный куб дома и солнечный клин посредине его необъятной тени, он обернулся к лимузину и поманил кого-то пальцем.
На его призыв дверца открылась и выпустила высокую девицу в очках, с фотоаппаратом на шее. Старичок ей показал, что снимать, и она щелкала фотоаппаратом. Шофер лимузина тем временем опустил боковое стекло и принялся грызть семечки, ловко сплевывая кожуру через узкую щель.
