Джоан Роулинг - Гарри Поттер и испорченный ребёнок
АЛЬБУС: Что?! Но как же, папа… Она ведь опасна!
ГАРРИ: Нет, Альбус.
АЛЬБУС: Она убийца! Я сам видел, как она совершила убийство!
ГАРРИ поворачивается и глядит на сына, затем переводит взгляд на ДЖИННИ.
ГАРРИ: Да, Альбус, она — убийца. А мы — нет.
ГЕРМИОНА: Мы должны быть лучше их.
РОН: Увы, так и есть. Досадно, конечно, но этот урок мы выучили назубок.
ДЕЛФИ: Лишите меня разума! Заберите память! Заставьте меня забыть, кто я есть!..
РОН: Нет. Мы заберём тебя в наше время.
ГЕРМИОНА: И тебя посадят в Азкабан. Как и твою мать когда–то.
ДРАКО: И ты там сгниёшь.
До слуха ГАРРИ доносится звук, похожий на шипение.
Звук, не похожий ни на что иное. Именно так звучала бы смерть, если бы стала звуком.
Га–а–арри Пот–т–т-т-тер…
СКОРПИУС: Что это было?
ГАРРИ: О боже… Только не сейчас.
АЛЬБУС: Что такое?
РОН: Волан–де–Морт.
ДЕЛФИ: Отец?
ГЕРМИОНА: Сейчас? Здесь?
ДЕЛФИ: Отец!
ДРАКО: Силенцио! (ДЕЛФИ беззвучно разевает рот, но её голоса больше не слышно) Вингардиум левиоса! (Она взмывает над сценой и исчезает за кулисами)
ГАРРИ: Он приближается. Прямо в эти мгновения…
ВОЛАН–ДЕ–МОРТ выходит из глубины сцены, пересекает её и спускается в зрительный зал. Он несёт с собой смерть — и каждый это знает.
АКТ ЧЕТВЕРТЫЙ, СЦЕНА ДВЕНАДЦАТАЯ
ГОДРИКОВА ВПАДИНА, 1981 ГОД
ГАРРИ беспомощно глядит вслед ВОЛАН–ДЕ–МОРТУ.
ГАРРИ: Волан–де–Морт собирается убить мою мать и моего отца — и я ничего не могу сделать, чтобы остановить его…
ДРАКО: Сам знаешь, что можешь.
СКОРПИУС: Папа, сейчас не время…
АЛЬБУС: Ты можешь, да. Но тебе нельзя этого делать.
ДРАКО: Оч–чень по–геройски.
ДЖИННИ берёт ГАРРИ за руку.
ДЖИННИ: Не сто́ит тебе это видеть, Гарри. Мы можем возвращаться.
ГАРРИ: Я позволю этому случиться… Но я не могу этого не увидеть.
ГЕРМИОНА: Тогда мы все останемся.
РОН: И все будем смотреть.
Слышны незнакомые голоса.
ДЖЕЙМС (где–то неподалёку): Лили, хватай Гарри и беги! Это он! Беги же! Я задержу его!..
На заднем плане видна вспышка, затем слышится смех.
Прочь отсюда, тебе ясно? Пошёл вон!
ВОЛАН–ДЕ–МОРТ (где–то неподалёку): Авада Кедавра!
Струя зелёного огня озаряет зрительный зал; ГАРРИ вздрагивает.
АЛЬБУС берёт его за руку. ГАРРИ судорожно сжимает руку сына — сейчас ему это очень нужно.
АЛЬБУС: Он сделал всё, что мог.
Рядом с ГАРРИ появляется ДЖИННИ и берёт его за другую руку. ГАРРИ в изнеможении склоняет голову, но жена и сын помогают ему держаться на ногах.
ГАРРИ: Вон там, в окне, моя мама… Я вижу её… Она такая красивая…
До них доносится звук вышибаемой двери.
ЛИЛИ (где–то неподалёку): Только не Гарри, только не Гарри, прошу, только не Гарри!..
ВОЛАН–ДЕ–МОРТ (где–то неподалёку): Отойди, глупая девчонка! Сейчас же отойди!
ЛИЛИ (где–то неподалёку): Только не Гарри, ну пожалуйста, пускай это буду я, меня убей вместо него…
ВОЛАН–ДЕ–МОРТ (где–то неподалёку): Это моё последнее предупреждение!
ЛИЛИ (где–то неподалёку): Только не Гарри! Пожалуйста… пощади… пощади… только не мой сын… прошу тебя — я всё сделаю…
ВОЛАН–ДЕ–МОРТ (где–то неподалёку): Авада Кедавра!
Словно молния пронизывает тело ГАРРИ. Он падает на пол, съёжившись от боли и горя.
Всё пространство вокруг нас заполоняет сдавленный крик.
И мы тоже можем только смотреть.
И постепенно всё уходит в небытие.
Конструкции сцены складываются и раскладываются уже по–другому. Сама сцена при этом начинает вращаться, увозя за кулисы ГАРРИ, его родных и друзей.
АКТ ЧЕТВЕРТЫЙ, СЦЕНА ТРИНАДЦАТАЯ
ГОДРИКОВА ВПАДИНА, ВНУТРИ ДОМА ДЖЕЙМСА И ЛИЛИ ПОТТЕРОВ, 1981 ГОД
Перед нами разрушенный дом — дом, не пережившего жестокого нападения.
По руинам шагает ХАГРИД.
ХАГРИД: Джеймс?
Оглядывается.
Лили?
Вне себя от горя, он идёт медленно, боясь увидеть слишком многое слишком рано.
И тут он замечает хозяев дома и останавливается, как громом поражённый.
Боже… Боже ж ты мой… Этого не может… да как же… Я не… Мне про всё рассказали, но я… я так надеялся, что ошиблись…
Он глядит на друзей и склоняет голову. Затем он что–то бормочет, достаёт из глубоких карманов помятые цветы и кладёт их на пол.
Простите меня… мне сказали, он сам сказал — Дамблдор то есть, сказал, что мне нельзя тут с вами… Сейчас сюда магглов понаедет, с этими их синими мигалками, нельзя будет, чтобы такого здоровилу здесь застали, ну правда же?
Всхлипывает.
Как же ж тяжело с вами расставаться… Хочу, чтоб вы знали: вас никогда не забудут — ни я, ни кто другой…
И тут он слышит звук — где–то хнычет младенец. ХАГРИД поворачивается в ту сторону и начинает шагать чуть быстрее. В какой–то момент он останавливается и склоняется над детской кроваткой, от которой словно исходит свет.
Ну, здравствуй. Ты, должно быть, Гарри? Привет, Гарри Поттер. Я — Рубеус Хагрид. Я буду тебе другом — понравится тебе это или нет. Потому что тебе нелегко пришлось, пускай ты этого пока и не знаешь. И тебе нужны будут друзья. А теперь идём–ка со мной; не возражаешь?
Комната освещается мигающими синими огоньками, придающими ей какой–то неземной вид. Хагрид бережно поднимает на руки МЛАДЕНЦА ГАРРИ и затем, не оглядываясь, направляется к выходу.
И нас окутывает ласковое затемнение.
АКТ ЧЕТВЕРТЫЙ, СЦЕНА ЧЕТЫРНАДЦАТАЯ
ХОГВАРТС, КЛАССНАЯ КОМНАТА
Взбудораженные СКОРПИУС и АЛЬБУС вбегают и захлопывают за собой дверь.
СКОРПИУС: Не могу поверить, что я это сделал…
АЛЬБУС: А уж я как не могу в это поверить…
СКОРПИУС: Роза Грейнджер — Уизли! Я пригласил Розу Грейнджер — Уизли!
АЛЬБУС: И она тебе отказала.
СКОРПИУС: Но я её пригласил! Я, считай, посадил боб, из которого в конце концов вырастет бобовое дерево, и оно приведёт нас прямо к великолепному дворцу — дворцу бракосочетаний!
АЛЬБУС: Тебе бы, дружище, сказки писать — цены б тебе не было.
СКОРПИУС: Я бы даже согласился с тобой — вот только Полли Чепмэн и вправду пригласила меня на школьный бал.
АЛЬБУС: В параллельной реальности, когда ты был значительно — значительно! — более популярным, тебя пригласила другая девушка. И это означает… это что означает?
СКОРПИУС: Ну да, если рассуждать логично, то мне лучше ухаживать за Полли. Ну или позволить ей ухаживать за мной. В конце концов, она признанная красавица… Но всё же Роза — это Роза.
АЛЬБУС: Знаешь, если рассуждать логично, то ты болван. Роза тебя терпеть не может.
СКОРПИУС: Не совсем так: она просто привыкла к тому, что терпеть меня не может, но ты, надеюсь, заметил, как она на меня смотрела, когда я её приглашал? В её взгляде уже не было отвращения — только жалость.
АЛЬБУС: А жалость что — лучше, что ли?
СКОРПИУС: Жалость — это всего лишь начало, мой друг, это фундамент, на котором будет строиться дворец — дворец любви!
АЛЬБУС: Вообще я искренне думал, что из нас двоих первым заведу себе девчонку.
СКОРПИУС: А, ну конечно, само собой, первым, как же иначе… Наверное, собираешься охмурить эту новую профессоршу Зелий, у которой глаза с поволокой — она тебе по возрасту как раз подходит. Ну что, угадал?
АЛЬБУС: У меня нет пунктика насчёт женщин старше меня!
СКОРПИУС: И у тебя как раз будет время, целая куча времени, чтобы её соблазнить. Потому что Розу убалтывать придётся долгие годы…
АЛЬБУС: Я заценил твою уверенность.
По лестнице идёт РОЗА. Проходя мимо них, она останавливается и разглядывает обоих.
РОЗА: Привет.
Ни один из ребят не решается ответить. Она останавливает взгляд на СКОРПИУСЕ.
Я тут подумала — для того, чтобы что–то могло сбыться, надо хотя бы дать ему шанс…
СКОРПИУС: Всё принял и всё понял!
РОЗА: Вот и прекрасно. «Король скорпионов»…
Уходит с улыбкой на лице. СКОРПИУС и АЛЬБУС переглядываются. АЛЬБУС ухмыляется и хлопает СКОРПИУСА по руке.
АЛЬБУС: А может, ты и прав — почему бы всему не начаться с жалости?
СКОРПИУС: На квиддич идёшь? Слизерин играет с Пуффендуем — матч века!
АЛЬБУС: Так мы же вроде терпеть не могли квиддич?
