Александра Огеньская - Слепое солнце
— Потому что я тебя уже двадцать минут бужу, красавица ты спящая. Иди ешь. Я уже поужинала. Цезаря тоже накормила и выгуляла.
— Спасибо.
— Нужно мне твоё спасибо! Работа, знаешь ли, и ничего больше, — и этот сухой тон, и плохо прикрытая обида в голосе.
— Извини за сегодня. Я знаю, ты злишься, — тошнота, однако, оказалась больше раскаяния. Попробовал дышать глубже и ровней.
— Ошибаешься. Я не злюсь на людей, у которых едет крыша. — Холод. Арктический. — Иди ешь. Свинина и каша с грибами.
Упоминания про свинину были излишни. Подхватился с кровати, запнулся о Цезаря, больно стукнулся плечом об косяк, чуть не растянулся в прихожей, но до туалета добежал. Успел, чтобы не добавлять Мэве дополнительной работы, и "ничего более". Вывернуло наизнанку. Дышал ртом долго и рвано. Потом представил, что энергия из него должна была при "вскрытии" хлестать вот точно как сейчас… Снова вывернуло. Сделался пустой и лёгкий. Если мозги и съехали набекрень, то сейчас встали на место. Та троица, понятно, жаждет закончить обряд с участием такой замечательной болванки. В которую к тому же угрохана такая уйма энергии. И теперь ясно, что искать защиты у Верхних бессмысленно. Им тоже прежде всего нужен Источник. Они, конечно, великие гуманисты и филантропы, но Гауф полусерьезно сказал, что Джоша следовало бы пристрелить. И плевать, что Джош пока ничего не помнит — вспомнится помаленьку, а не вспомнится, помогут. У них наверняка есть еще пузырёчки… И интересно, что победит, алчность или ахимса? Что Верхние сделают с ходячим Источником, если он действительно Источник? Похоже, вариантов всего два. Первый — исходя из предположения о порядочности господ Верхних. Тогда они Джоша во избежание всяческих эксцессов нежно и аккуратно ликвидируют. Второй — исходя из предложения о непорядочности. И тогда всё-таки "вскроют". В общем, Джошу поровну: один черт, где помирать. Разве что долг перед Светом. Идти в конечном итоге некуда, никто не поможет.
Джош стоял коленями на холодном полу, ледяными пальцами вцепляясь в скользкие твердые бока унитаза, и страстно хотел жить. Сердце билось тяжело, в груди сдавило. Ни одного друга, которому можно было бы довериться безоглядно. Мартен далеко, да и раньше на него особо рассчитывать не приходилось, Мэва слишком близко, чтобы доверять.
Вот что. Нужно проверить, знают ли Верхние что про новые свойства детектива Рагеньского. Очевидно, нет. И нужно точно разведать, что этот самый детектив теперь собой представляет. Сил точно нет. Способности исчезли. Драная аура. Может, её так раздёргали, что Джош не годится теперь на роль Врат? Обычный простец без магической искры. Может, не убьют? Дико хочется еще пожить.
— Мэва, — слабо позвал. Тут же скрипнула дверь. Получается, ждала в коридорчике.
— Всё? — помогла подняться. Озабоченно потрогала лоб. — Опять горячий. Да что с тобой такое?! Через день болеешь! Детсадовец, ей-Богу!
— Гамбургером, наверно, траванулся. — Выдуманным, разумеется. — Мэва, ты мне… помоги, а? Пожалуйста!
— Помогу. Иди умойся и сними футболку, а я тебе постелю и чаю заварю.
— Не это. Мэва, пожалуйста, как друга прошу! — вцепился в теплую руку своими холодными мокрыми пальцами.
— Умойся и в постель.
Непреклонность воспитательницы детского сада.
— Мэва, я тебе очень хочу рассказать, но не могу, — нельзя. Доложит Беккеру. — Честно. Но мне очень нужна твоя помощь. Мы же столько лет были друзьями. Я ж благодаря тебе поступил! Мэва, я ж в тебя влюбился тогда!
— Вот что, у тебя горячка. Или всё же крыша едет? — потянула в душевую, подтащила к раковине, включила воду. — Умывайся. Футболку сними. Вот, постираю тебе. Чем не помощь, ага? Дураки вы, мужики, и не лечитесь.
— Мэва, я пока в своем уме. Мне нужна от тебя одна очень важная вещь. Только нельзя, чтобы Беккер про неё узнал. Обещаешь?
— Ну что мне с тобой делать? Не успокоишься же, — вздохнула. Сунула в руки полотенце. — Обещаю.
— Устрой мне разговор с Верхним, который меня в Лазарете лечил. Фамилию не помню, а звали Кшиштоф. Сможешь?
— Ты серьезно? — неизвестно, чего она там ждала, каких там экзотических просьб… Но, судя по тону, нынешняя просьба вышла куда занимательней. — Или это ты так бредишь?
— Мэва, ради нашей прежней дружбы! Помнишь в Колледже… Ещё на поступлении…
— Ага. Не нужно было тебе тогда помогать. Может, сейчас нормальным бы человеком был.
Имеет ввиду, не стал бы оперативником, не ослеп бы?
— Не знаю. Так поможешь?
— Если и вправду очень нужно, и если он вправит тебе мозги, да подлечит — помогу. Я тебя никогда не предавала, клянусь Светом. — Невероятно искренне, невероятно пламенно.
Верить очень хотелось, но не моглось. Промолчал. Пустой желудок успокоился, поползла сонливость. Скоро опять "опрокинет".
— Иди ляг, я свежего чаю заварю. А потом приду.
Вечер плавно перетёк в ночь, из приоткрытого окна поддувал вечерний влажный ветерок. Жалел хозяина и лизал руки Цезарь. Мэва тоже жалела, но рук не лизала, чему Джош был несказанно рад. Крыша ехала, но пока не столь фатально.
— … Мэв, а мы с тобой так дружили, что мне все ребята завидовали. А еще в тебя Аскольд влюбился, а ты его отфутболила. Помнишь?
— Помню. Ну, больно-то он и убивался. А потом женился на какой-то серой квочке из милосердных и счастлив. А я, между прочим, одно время была всерьез намерена за тебя выскочить.
— Шутишь? Ты же меня иначе как олухом и балдой и не звала никогда? — дремотно поинтересовался Джош из глубины расслабленности и отупения.
— А ты и есть балда и олух. Так что теперь?
…- Балда! — шипит Мэва и сама расправляет непутевому кавалеру загнувшийся воротничок сорочки. Выпускной бал, все парни пришли со своими подружками, Мэва и Джош, хоть официально и не "дружат", традиционно вдвоем. Мэва недавно дала отворот-поворот какому-то пылкому воздыхателю с факультета древних языков, Джош так и не решился на серьезные отношения с очаровательной светлокудрой Барбарой, студенткой предпоследнего курса "Общества". Поэтому Джош с Мэвой опять вместе, опять не разлей вода. К изумленной зависти окружающих. С первого до последнего курса.
На Мэве неприлично короткое платье вызывающего изумрудного металлика — другие девушки смотрят на неё с плохо прикрытой враждебной завистью и осуждением. Ещё бы — сами они вряд ли бы рискнули натянуть нечто подобное. Тут нужны сумасбродность и точеная фигура Мэвы. И хочется, и колется. А стройные мэвины ноги скорее открыты, нежели прикрыты подолом платья. А каблуки делают их почти по-мультяшному длинными. И, ей-Богу, грех такие ножки прикрывать еще хоть на миллиметр.
Джош ради торжественности случая нагладил белоснежную сорочку, при значительной поддержке Мартена повязал галстук, натянул придирчиво подобранный пиджак. Когда пришёл за Мэвой, получил за старание вознаграждение — восхищенное прицокивание. Потом, правда, нашла кучу недостатков. Вот сейчас её чем-то воротничок не устроил.
— Мэва, на нас смотрят! — воспротивился заботе Джош. В конце концов, взрослые люди, а всё как в детском садике!
— Естественно, смотрят. На твой безобразно загнутый воротник. И вообще, пусть смотрят. У меня одна причёска вышла почти семь злотых. Потом еще маникюр, педикюр, платье и босоножки. В общем и целом, сотенку отдала.
Информация заставила Джоша поглядеть на подругу другими глазами. Сто злотых! Это же средненький простецкий ноутбук или хороший прорицательский шар! На один вечер? Мэва легко рассмеялась:
— Ну, должна же я была почувствовать себя женщиной в кои-то веки! А то пятьдесят парней, ни один из которых "шпильку" от "горочки" отличить ни в состоянии! Я уже сама себе парнем в юбке казаться начала. А когда мне "пэшка" вместо помады приснился, поняла, что пора уже себя в божеский вид приводить.
— Возможно, — пожал плечами Джош. Лично он в снящихся "пэшках" ничего катастрофического не усматривал. Ему самому частенько снились длинные вереницы оружия от тех же "Р-99" до сложных сетей и "цветков". И он находил такие сны приятными. Хотя, может, у девушек мозги несколько иначе устроены… Ещё раз оглядел Мэву и решил, что платье ей действительно идёт куда больше повседневных клетчатой рубашки и выцветших джинсов. Вынес вердикт. — Но тебе здорово идёт!
Склонив голову набок, одарила странным оценивающим взглядом. Потом с досадой тряхнула локонами:
— Боюсь, более изысканных комплиментов я от тебя, олуха, не дождусь. А, ладно. Пойдём танцевать.
Как назло, потащила на первый танец. А он традиционный — краковяк. А краковяки Джош танцевал примерно с тем же изяществом, что слон мог бы исполнить "Танец маленьких лебедей" или "Кармен-сюиту". То есть отвратительно. Все эти подскоки и прыжки…Зато потом уже пошли простенькие мазурки, и здесь можно было расслабиться и поговорить. В том числе и о животрепещущем. О распределении. Оно обычно происходит после четвертого или пятого танца бала и для многих становится полной неожиданностью. Какого-нибудь отличника и умника законопачивают на обязательные два года в самую глухомань, зато голимому "середнячку" перепадает завидное местечко в столице, в непосредственной близости от Координаторского совета. Вот отличник-Джош с отличницей-Мэвой и нервничали.
