Барбара Хэмбли - Кровавые девы
— Раньше этого не было, — заметил вампир.
— Так, безделушка. Поможет мне не заснуть, если понадобится, — не то чтобы она помогла ему секунду назад, черт бы все это подрал.
Исидро еще сильнее сжал ему руку:
— В Праге есть магазин, торгующий подобными безделушками?
— Есть.
Про себя Эшер подумал: «Он не станет ломать мне кости. По крайней мере, до тех пор, пока я ему нужен».
Он все так же смотрел вампиру в глаза, до боли сжимая зубы, чтобы не закричать.
— Пражские вампиры, — сказал Исидро, — хотели знать, когда я убью вас и вашу жену.
Отчаянным усилием заставив голос звучать ровно, Эшер спросил:
— Откуда они знают о Лидии?
— Они не допускают, что человек будет верно служить без того, чтобы над его женой не нависала угроза.
Эшер хотел спросить, что же им ответил Исидро, но понял, что при первой же попытке заговорить не сможет сдержать крика.
Вампир отпустил его руку. Повисла тишина, нарушаемая лишь стуком колес, тихим шорохом тасуемых карт и прерывистым дыханием Эшера.
— Я держу вас в неведении вовсе не потому, что желаю вам зла, Джеймс, — наконец сказал Исидро, — но лишь для того, чтобы уберечь вас от смерти.
— Будь это действительно так, — ответил Эшер, несколько удивленный тем, что вообще смог заговорить, — вы бы ограничились словесным предупреждением, особенно теперь, когда мы давно покинули Прагу.
Лицо вампира оставалось бесстрастным. Эшер продолжил:
— Ни вы, ни я не знаем, какие силы стоят за этим… этим чужаком из Петербурга, который может быть — а может и не быть — тем самым неизвестным, о котором рассказали вампиры Берлина. Ни вы, ни я не знаем, какая именно информация поможет нам разрешить загадку. Мы также не знаем, насколько высоки — или насколько рискованны — ставки. Может случиться так, что связь этого чужака с Бенедиктом Тайссом окажется лишь верхушкой айсберга, видимой частью неведомой и огромной опасности, о которой мы не имеем ни малейшего представления… и которую мы можем не заметить, если так и будем скрывать друг от друга факты.
Выговорившись, он наконец позволил себе сесть поудобней и осторожно согнул пальцы, которые, к его удивлению, оказались целыми. Он продолжил:
— В любом случае, думаю, мы оба сойдемся в одном: что бы ни узнала леди Ирэн, союз между вампиром и человеческим правительством, будь оно частью Тройственного Союза или Антанты, или же самостоятельной стороной, вроде американцев, не приведет ни к чему хорошему.
Исидро кивнул — как всегда, едва заметно.
— Я знаю о пражских Иных…
— Вы не встречались с ними? — вопрос был задан на мгновение быстрее, чем ожидал Эшер, и это выдало беспокойство испанца.
— Думаете, я пережил бы эту встречу?
— Нет, — бледные брови чуть изогнулись. — Я не знаю. Насколько мне известно — и насколько известно вампирам Праги, — они не ведут дел с людьми.
Он все так же раскладывал и собирал карты:
— Вы разговаривали с евреем, который живет рядом с Испанской синагогой?
— Да, — ответил Эшер. — И он просил меня убить вас при первой же возможности. Он также сказал мне, что, как и вы, никогда не слышал о самозарождающихся вампирах. Но при этом они… и вы… и другие… должны были откуда-то взяться.
— Иные — это разновидность вампиров. По крайней мере, первые из них были созданы точно так же, как и прочие вампиры, если верить хозяину Праги. Это произошло пятьсот лет назад, во время Черной Смерти. О том, связано ли их появление с чумой, ничего не известно — не сохранилось никаких записей. Пражские вампиры давно пытаются уничтожить этих тварей. Некогда они были людьми… как и у вампиров, их органы размножения после превращения перестают действовать. Но за все годы наблюдений за ними бессмертные Праги так и не смогли увидеть, как именно передается это состояние. Они не слишком похожи на людей, как мне кажется.
В его тихом голосе послышалось легкое сомнение:
— Я бы хотел обсудить эти вопросы с госпожой Лидией. Мне представляется полезным узнать ее мнение о том, может ли содержащийся в крови возбудитель, как она выражается, посредством которого состояние вампиризма передается от создателя к птенцу, каким-либо образом измениться и породить… подменышей, обладающих новыми свойствами. Думаю, ее заинтересовала бы эта тема.
— И куда сильнее, чем мне хотелось бы, — ответил Эшер, мрачно усмехнувшись.
По насмешливому взгляду Исидро он понял, что тот прекрасно осознает, на что пойдет Лидия ради обладания такими знаниями.
— У вас есть причины так считать.
Ему показалось, что где-то в глубине желто-зеленых глаз вампира промелькнуло сожаление.
— Так или иначе, — вернулся Эшер к разговору, — мы знаем, что этот… возбудитель вампиризма, что бы он из себя ни представлял, может мутировать. Хорис Блейдон сывороткой, с помощью которой он надеялся создать искусственных вампиров, превратил своего сына в чудовище. Возможно, дело было в том, что он не до конца понимал процесс превращения человека в вампира…
— Более чем возможно. Мы сами не все понимаем, — пробормотал Исидро. Заметив вопросительно приподнятые брови Эшера, он добавил: — О да, мы знаем, как именно мужчина или женщина становятся вампиром физически. И мы знаем, как можно сохранить душу птенца и не дать его жизни угаснуть за время превращения. Нам известно, что для поддержания существования вампиру сгодится кровь как людей, так и животных, но только вспышка энергии, высвобождающейся при смерти человека, позволяет нам восстановить силы, необходимые для управления чужим сознанием. Но почему все так устроено и как именно мы вбираем в себя смерть, чтобы обрести желаемые способности… почему без убийства мы не можем ни охотиться, ни защититься от тех, кто охотится на нас… это нам неведомо. Точно так же, как вам неведомо, почему люди любят, и почему без любви вы духовно угасаете.
Он перестал тасовать карты и сложил перед собой руки в пародии на молитву, прикоснувшись губами к длинным пальцам; желтые глаза мечтательно затуманились… о чем он сейчас думал?
О друге, чью способность любить он так ценил девяносто лет назад?
Или всего лишь вспоминал последнюю жизнь, которую он забрал, чтобы напитать свой вечно настороженный ум? Кто это был, и где, — шлюха, чистильщик сапог, подзаборный пьяница из Дрездена, Праги или Берлина?
Вы станете соучастником в каждом совершенном им убийстве…
С тех пор Эшер трижды встречал рассвет и трижды смотрел, как темнеет вечернее небо, но так и не смог решить, как же ему поступить со своим спутником, чья жизнь оказывалась в его руках после каждого восхода солнца. Так же было и в Петербурге, и в Оксфорде четыре года назад.
Карлебах сказал, что им нужны живые люди. И часто нужны…
Неужели он и в самом деле стал слугой одного из них?
Мог ли Исидро решить, что через четыре года после гибели Хориса Блейдона ему снова понадобится слуга?
— Итак, кем бы ни был наш чужак, — наконец сказал Эшер, — он… или она… не из Праги… и, очевидно, не принадлежит к числу Иных. В Дрездене о нем тоже ничего не знают?
— Эти дрезденцы — кучка провинциалов, — резко ответил Исидро. — Сомневаюсь, что они способны отыскать Санкт-Петербург на карте.
Он снова собрал колоду.
К утру, когда поезд остановился на вокзале Мюнхена, оставленные пальцами вампира синяки на руке Эшера стали почти черными.
После присоединения Баварии к Германской империи, чему предшествовали таинственная смерть предпоследнего монарха из династии Виттельсбахов и поспешное заточение в замке его несчастного младшего брата[13] (оба они были сумасшедшие, как мартовские зайцы), Мюнхен во всех отношениях стал для Эшера таким же опасным местом, как и Берлин. Весь вторник, 25 апреля, он провел в снятом Исидро небольшом доме на узкой улочке недалеко от Себастиенс-плац, где читал газеты да мерил шагами комнату. Вернувшись туда на следующее утро, он обнаружил билеты на поезд, из чего сделал вывод, что от местного хозяина Исидро не узнал ничего нового. Эшер вызвал носильщиков и экипаж, проследил за погрузкой многочисленных чемоданов Исидро и в полдень отбыл в Нюрнберг.
Когда они прибыли в город, солнце, сиявшее над старинным университетским городом, уже клонилось к закату. К тому времени, как Эшер сгрузил багаж и дорожный гроб в подвал глубоко под фахверковым домом, куда его привели полученные указания, по мощеным улицам протянулись длинные тени. Пансион, где предстояло ночевать ему самому, располагался на другом берегу реки, в тени древней церкви, и Эшер до утра прислушивался к отбивавшим время колоколам. Нюрнберг напомнил ему Прагу: была в нем та же настораживающая атмосфера готических тайн и оккультных штудий, над которыми он посмеялся бы, не будь в его жизни встречи с Исидро… или разговора с Соломоном Карлебахом.
