Джоан Роулинг - Гарри Поттер и испорченный ребёнок
АЛЬБУС: Тогда придётся говорить с кем–нибудь в будущем. Надо передать отцу послание.
СКОРПИУС: У нас нет совы, которая умеет летать через время. А у него нет Маховика времени.
АЛЬБУС: Если мы найдём способ передать отцу послание, то он найдёт способ сюда добраться. Даже если ему самому придётся смастерить Маховик времени.
СКОРПИУС: Мы пошлём ему воспоминание — типа как с Омутом памяти, только по–другому: прямо над ним станем и будем передавать сообщение, надеясь, что оно всплывёт в памяти как раз в нужный момент. Я понимаю, что это маловероятно, но что делать… Станем над ребёнком и просто будем громко повторять: НА ПОМОЩЬ! НА ПОМОЩЬ! НА ПОМОЩЬ! Хотя ребёнок, пожалуй, может немножко испугаться…
АЛЬБУС: Ага, ну совсем немножко.
СКОРПИУС: Ну, небольшой испуг сейчас — это ерунда по сравнению с тем, что произойдёт потом. И вообще, может, он подумает тогда… в смысле, позже… может, он вспомнит наши лица, кричащие…
АЛЬБУС: «…на помощь».
СКОРПИУС глядит на АЛЬБУСА.
СКОРПИУС: Ты прав. Это дебильная идея.
АЛЬБУС: Одна из худших твоих идей за всю жизнь.
СКОРПИУС: Придумал! Мы сами его доставим, подождём сорок лет — и доставим!
АЛЬБУС: Без шансов: как только Делфи скорректирует время так, как ей нужно, она целые армии отправит, чтобы нас нашли и укокошили.
СКОРПИУС: Ну а что тогда — так и будем скрываться в этой дыре?
АЛЬБУС: Ага, забиться вместе в норку на сорок лет — хрен редьки не слаще… Тем более что нас обязательно найдут и прикончат, и тогда время полетит ко всем чертям. Нет, нам нужно что–нибудь такое, что мы можем держать под контролем, о чём мы точно будем знать, что он на него наткнётся в нужное время. Нам надо…
СКОРПИУС: Да ни фига подобного у нас нет. Кстати, если выбирать, с кем на па́ру встречать приход вечного мрака, я выбрал бы тебя.
АЛЬБУС: Ты только не обижайся, но я всё–таки выбрал бы кого–нибудь более солидного и более опытного в магии.
ЛИЛИ выходит из дома с МЛАДЕНЦЕМ ГАРРИ в коляске и тщательно расправляет на нём одеяльце.
Его одеяло… Она укутала отца в его одеяло…
СКОРПИУС: Ну а что, сегодня вообще–то прохладно…
АЛЬБУС: Отец всегда говорил, что это единственная вещь, которая у него осталась от его мамы. Смотри, с какой любовью бабушка его укутывает! Ему было бы приятно об этом услышать; если всё закончится благополучно — с удовольствием расскажу.
СКОРПИУС: А я бы своему отцу с удовольствием рассказал… впрочем, не уверен. Скорее я сказал бы ему, что иногда могу быть храбрее, чем он думает.
АЛЬБУСУ на ум приходит мысль.
АЛЬБУС: Скорпиус, мой отец до сих пор хранит это одеяло!
СКОРПИУС: Не сработает. Если мы напишем послание на нём, пускай даже самыми маленькими буквами, он слишком скоро его прочтёт. И время перекорёжится.
АЛЬБУС: Слушай, а что тебе известно о любовных зельях? Есть ли какая–нибудь штука, которую в них обязательно добавляют?
СКОРПИУС: Помимо всего прочего — жемчужную пыль.
АЛЬБУС: Жемчужная пыль ведь относительно редко используется, так же?
СКОРПИУС: В основном из–за дороговизны. А для чего это тебе?
АЛЬБУС: Мы с отцом поссорились в тот день, когда я уезжал в школу.
СКОРПИУС: Я в курсе. Думаю, с этого и началась вся заваруха с нами.
АЛЬБУС: Я швырнул одеяло через всю комнату. Оно сшибло сосуд с любовным зельем, которое дядя Рон подарил мне ради шутки.
СКОРПИУС: Прикольный мужик.
АЛЬБУС: Зелье растеклось, намочило одеяло, а я случайно узнал, что мама не позволила папе ничего трогать в моей комнате, пока меня не было.
СКОРПИУС: И?..
АЛЬБУС: Ну и вот, когда в том времени — как и у нас сейчас — должен был наступить день всех святых, он мне сказал, что в этот день всегда достаёт это одеяло, потому что это единственная вещь, которую ему оставила его мама, так что он на него обязательно посмотрит, и когда он обнаружит…
СКОРПИУС: Что–то я по–прежнему не врубаюсь в твою мысль.
АЛЬБУС: Что у нас вступает в реакцию с жемчужной пылью?
СКОРПИУС: Ну… говорят, если настойка из Полувидимки попадает на жемчужную пыль, то начинается реакция горения…
АЛЬБУС: А настойку из (неуверенно произнося это слово) Полувидимки видно невооружённым глазом?
СКОРПИУС: Нет.
АЛЬБУС: То есть, если бы мы взяли это одеяло и сделали на нём надпись настойкой из Полувидимки, то…
СКОРПИУС (догадавшись): То настойка ни с чем не вступала бы в реакцию, пока на неё не попадёт любовное зелье! В твоей комнате! В настоящем! Клянусь Дамблдором, мне это нравится!
АЛЬБУС: Надо только придумать, где бы достать… этих… Полувидимок.
СКОРПИУС: Знаешь, ходили слухи, что Батильда Бэгшот никогда не могла понять, зачем волшебники и волшебницы запирают свои двери…
Дверь распахивается.
Оказывается, слухи не врали. Итак, время воровать палочки и время разливать зелье!
АКТ ЧЕТВЕРТЫЙ, СЦЕНА ШЕСТАЯ
ДОМ ГАРРИ И ДЖИННИ ПОТТЕРОВ, КОМНАТА АЛЬБУСА
ГАРРИ сидит на кровати АЛЬБУСА. Входит ДЖИННИ и глядит на него.
ДЖИННИ: Не ожидала увидеть тебя здесь.
ГАРРИ: Не беспокойся, я ничего не трогал. Твоё святилище в целости и сохранности. (морщится) Извини. Я не то хотел сказать.
ДЖИННИ ничего не отвечает, и ГАРРИ поднимает на неё глаза.
Знаешь, бывали в моей жизни просто отвратительные дни всех святых, но этот, безусловно, самый плохой… после ещё одного.
ДЖИННИ: Я была неправа, когда обвиняла тебя. Я всегда винила тебя в поспешности суждений, а на самом деле оказалось, что именно я этим грешу… Когда Альбус пропал без вести, я посчитала, что это произошло по твоей вине. Прости…
ГАРРИ: Ты не думаешь, что это произошло по моей вине?
ДЖИННИ: Гарри, его похитила могущественная Тёмная ведьма — как это может быть твоей виной?
ГАРРИ: Это я прогнал его. И он попал прямо к ней в руки.
ДЖИННИ: А давай не будем считать это поражением?
ДЖИННИ вопросительно кивает. У ГАРРИ по щеке катится слеза.
ГАРРИ: Я так виноват…
ДЖИННИ: Ты не слушаешь меня?.. Я виновата не меньше.
ГАРРИ: Я не должен был выжить. Мне суждено было умереть — даже Дамблдор так думал, а я до сих пор живу и даже победил Волан–де–Морта. Мои родители, Фред, Пятьдесят Павших — все эти люди погибли, а мне приходится жить? Как судьба это допустила? Ведь все эти смерти — моя вина…
ДЖИННИ: Их убил Волан–де–Морт.
ГАРРИ: Но что если бы я остановил его раньше? Вся эта кровь — на моих руках. А теперь и нашего сына тоже…
ДЖИННИ: Он не умер! Слышишь, Гарри? Он не умер!
Обнимает ГАРРИ. Длительная пауза, полная чистого незамутнённого страдания.
ГАРРИ: Мальчик — Который–Выжил… Сколько людей должно было умереть за этого Мальчика — Который–Выжил?
ГАРРИ некоторое время сидит в задумчивости, затем замечает одеяло, встаёт и подходит к нему.
Представляешь, это одеяло — всё, что у меня осталось от того самого дня всех святых… Это всё, что я помню о родителях. И пока я…
Берёт одеяло в руки, замечает в нём дыры и огорчённо их рассматривает.
Смотри, сколько дырок! Это идиотское любовное зелье Рона прожгло его насквозь, просто таки насквозь! Ты только посмотри — оно же испорчено! Испорчено!
Разворачивает одеяло и видит буквы, прожжённые в нём. Он ошеломлён.
Что?!..
ДЖИННИ: Гарри, тут что–то написано!
На другой половине сцены высвечиваются АЛЬБУС и СКОРПИУС.
АЛЬБУС: «Папа…»
СКОРПИУС: Начинаем с «Папа»?
АЛЬБУС: Ну а как ещё он узнает, что это от меня?
СКОРПИУС: Его зовут Гарри. Надо начать с «Гарри».
АЛЬБУС (твёрдо): Начинаем с «Папа».
ГАРРИ: «Папа»?.. Здесь что написано? «Папа», а дальше? Так неразборчиво…
СКОРПИУС: «Папа, НА ПОМОЩЬ».
ДЖИННИ: «Я овощ»? Там написано «я овощ»? А дальше что — «бобрикова», что ли?
ГАРРИ: «Папа я овощ бобрикова градина»? Да ну, это чья–то глупая шутка.
АЛЬБУС: «Папа, на помощь! Годрикова впадина».
ДЖИННИ: Дай сюда, у меня зрение лучше твоего. Ага… «Папа я овощ… градина»… нет, это не «градина», это «жадина» или «впадина», так, что ли? А дальше какие–то цифры… так, тут разборчивее… «три — один — один — ноль — восемь — один». Это что — один из магглских телефонных номеров? Или какие–то координаты? Или…
Оглушённый внезапной мыслью, ГАРРИ глядит на неё открыв рот.
ГАРРИ: Нет. Это дата. Тридцать первое октября тысяча девятьсот восемьдесят первого года. День, когда убили моих родителей…
ДЖИННИ переводит глаза с одеяла на ГАРРИ и обратно.
ДЖИННИ: Там не «я овощ». Там «на помощь»!
