Бен Ааронович - Реки Лондона
— Но где же, — спросил я, — они тогда черпают свою силу?
— Уже лучше, — сказал Найтингейл. — По этой теме существует несколько противоборствующих теорий: что боги черпают силу в вере своих последователей, что силой обладает место, к которому они привязаны, либо что они берут ее из некоего высшего источника, существующего вне мира смертных.
— А что об этом думал сэр Исаак?
— Сэр Исаак в вопросах теологии вообще был не очень силен, — ответил Найтингейл. — Он даже ставил под сомнение божественную природу Христа. Отрицал Святую Троицу.
— Почему?
— Он обладал слишком прагматичным умом.
— А сила — она исходит из того же источника, что и магия? — спросил я.
— Это будет гораздо легче объяснить, когда вы овладеете своими первыми чарами, — сказал мой наставник. — Думаю, сейчас вам как раз не помешает потренироваться пару часов перед обедом.
И я, соответственно, устремился в лабораторию.
Мне снилось, что я в постели с Беверли и Лесли. Обе обнаженные, стройные, гибкие, а я посередке. Но сон был не столь эротическим, как хотелось бы, — дело в том, что я боялся обнять одну из них и смертельно оскорбить тем самым другую. Наконец я придумал, как исхитриться и обнять одновременно обеих, но тут Беверли вдруг вонзила острые зубы мне в запястье, и я проснулся. Оказывается, я жутко отлежал правую руку.
Больно было так, что я вскочил с кровати и пару минут бесцельно метался по комнате. Мучительная боль — наилучшее средство проснуться. И я, поняв, что уснуть уже не удастся, решил пойти чего-нибудь пожевать.
В цокольном этаже «Безумия» было множество комнат, оставшихся еще с тех времен, когда этот особняк мог похвастаться целой армией прислуги. Но я точно знал, что на кухню ведет черная лестница. На цыпочках, чтобы не побеспокоить Молли, я прокрался вниз по ступенькам. Но как только спустился, увидел, что в кухне горит свет. Подойдя ближе, я услышал, как Тоби зарычал, потом тявкнул. Потом послышался странный, ритмичный звук, напоминавший шипение. Хороший коп всегда чувствует, когда лучше оставаться незамеченным. Я подкрался к двери и осторожно заглянул внутрь.
Молли, все еще в форменном платье, сидела на краешке исчерченного царапинами дубового стола. Рядом с ней стояла бежевая керамическая миска. А метрах в трех от нее сидел Тоби. Дверь была у Молли за спиной, и она меня не видела. Зато я наблюдал, как она достала из миски кубик сырого мяса с кровью.
Тоби тявкнул от нетерпения. Молли слегка подразнила пса, помахав в воздухе кусочком мяса, а потом кинула ему этот кусочек, едва заметно шевельнув кистью. Тоби, исполнив впечатляющий прыжок из положения сидя, поймал мясо влет. Глядя, как пес нарезает небольшие круги, методично пережевывая угощение, Молли рассмеялась. Ее смех и был тем ритмичным шипением, что я услышал еще на лестнице.
Потом она взяла из миски еще кусочек и снова принялась дразнить Тоби. Тот, воодушевленно облизываясь, затанцевал на задних лапках. Но на этот раз Молли обманула его — зашипев, она положила кубик мяса себе в рот. Нарочно медленно, чтобы Тоби это увидел. Он, конечно, увидел — и принялся обиженно лаять. Молли в ответ показала ему язык, неестественно длинный и гибкий.
Должно быть, я переступил с ноги на ногу или слишком громко вздохнул. Молли соскочила со стола и резко повернулась ко мне лицом. Ее глаза были широко распахнуты, открытый рот являл миру длинные острые зубы. С подбородка капала кровь, странно контрастируя с бледной кожей лица. Вытерев ее тыльной стороной ладони, Молли стремительно покинула кухню. Мне показалось, я ее смутил. Тоби раздраженно заворчал на меня.
— Я тут ни при чем, — сказал я ему, — мне просто хотелось перекусить.
Не понимаю, что ему не понравилось, — он получил остатки мяса, а я разжился стаканом воды.
ОПЕРАЦИЯ НА РАССТОЯНИИ
Если не считать периодических спазмов в ощутимо окрепших мышцах, мои попытки создать магический световой шар имели весьма слабый успех. Каждый божий день Найтингейл с утра пораньше демонстрировал мне, как это делается, а затем я тренировался по четыре часа кряду, целеустремленно раскрывая и закрывая ладонь. К счастью, в конце февраля мне выпала небольшая передышка — мы с Лесли Мэй должны были выступать в суде на процессе против Селии Манро, виновницы происшествия в кинотеатре на Лестер-скиер.
В то утро мы оба чинно явились в суд в форме — судейским нравится, когда сотрудники полиции надевают форму. В положенные десять часов мы были на месте и нисколько не сомневались, что к двум слушание должно закончиться. Каждый из нас, будучи честолюбивым и дальновидным молодым полисменом, захватил с собой что почитать. У Лесли это был «Справочник полицейского следователя» Блэкстона, а у меня — «Легенды долины Темзы» авторства Горация Питмана, 1897 года издания.
Здание Вестминстерского суда расположено на Хорсферри-роуд, за станцией метро «Виктория». Это унылое серое строение, возведенное в середине семидесятых. Оно считается настолько неудачным с точки зрения архитектуры, что были даже планы внести его в список архитектурных памятников — чтобы потомки знали, как не надо строить. Его залы ожидания — своеобразное смешение суетной тесноты и холодной бесприютности, характерное для британской архитектуры второй половины двадцатого века.
У входа в зал суда стояли две скамьи. На одной из них разместились мы, на другой — обвиняемая Селия Манро, ее подруга, приглашенная для оказания моральной поддержки, а также адвокат. Там же сидел мистер Ранатунга вместе со своим братом. Все они были очень недовольны тем, что оказались здесь, и каждый считал виноватыми нас.
— Есть новости из Лос-Анджелеса? — спросил я.
— Брендон Коппертаун был на грани нервного срыва, — сказала Лесли. — Почти все его дела в Лос-Анджелесе сорвались, а продюсерский центр, которым он руководил, практически обанкротился.
— А дом как же?
— С ним бы они тоже скоро распрощались, — ответила Лесли. Я непонимающе посмотрел на нее. — Ипотека уже полгода как не плачена, — пояснила она, — а доход Коппертауна за этот год даже до тридцати пяти тысяч не дотягивал.
Эта сумма как минимум раз в десять превышала мою ставку, так что я не чувствовал к Коппертауну особого сострадания.
— Вообще все это похоже на классическую семейную трагедию, — сказала Лесли, не переставая штудировать справочник. — Отец семейства разом теряет положение в обществе и благосостояние. Он не в силах перенести этого позора и к тому же решает, что жена и ребенок жить без него не смогут. Соответственно, он срывается, сносит голову знакомому журналисту, приканчивает семью, а потом совершает самоубийство.
— Путем уничтожения собственного лица?
— Ну, идеальных версий не бывает, — не смутилась Лесли. — Мы ведь так и не установили, что именно привело Уильяма Скермиша в Вест-Энд в ту ночь.
— Может, он хотел снять кого-нибудь? — предположил я.
— Не хотел, — возразила Лесли, — я бы знала.
Поскольку данные об Уильяме Скермише несколько потеряли свое значение для следствия, их сбор поручили самому неопытному сотруднику отдела расследования убийств — то есть Лесли. Она со всем возможным рвением принялась восстанавливать события последних часов его жизни, тратила на это уйму времени и сил и с радостью излагала мне все малоприятные детали. Исследовав романтические склонности Скермиша, Лесли выяснила, что он никогда не наведывался в Вест-Энд в поисках приключений на ночь. Все связи нашего бедного Уильяма отличались завидным постоянством — со всеми своими бойфрендами он знакомился либо на работе, либо через общих друзей. Лесли также отсмотрела записи со всех камер, в видоискатели которых Скермиш попал той ночью. Получалось, что он вышел из дома и направился к станции «Тафнелл-парк». Доехал на метро до «Тоттенхэм-Корт-роуд» и оттуда по Мерсер-стрит пошел прямиком к Ковент-Гардену. Уверенно, никуда не сворачивая, — словно его там кто-то ждал.
— Как будто что-то повлияло на его разум, так? — спросила Лесли.
И я рассказал ей о чарах «Диссимуло» и о нашей версии, согласно которой что-то проникло в сознание Коппертауна, заставив его изменить собственное лицо, а потом убить Уильяма Скермиша и своих близких. Этот рассказ логичным образом перетек в повествование о встрече с Мамой Темзой, о первых уроках магии и об экономке (хотя один Бог знает, кто она на самом деле!) Молли.
— А ты уверен, что имеешь право все это мне рассказывать? — спросила Лесли.
— А почему бы и нет? — сказал я. — Найтингейл мне не запрещал. И потом, твой шеф тоже верит во все это, правда, оно ему не слишком-то нравится.
— Так выходит, что-то проникло в сознание Коппертауна, верно? — не унималась Лесли.
— Верно, — согласился я.
— И это «что-то», — продолжила она развивать мысль, — могло точно так же внедриться в сознание Уильяма Скермиша. И, соответственно, заставить его появиться ночью в Вест-Энде, чтобы ему там снесли голову с плеч. То есть если оно влезло в голову одному человеку, то сможет проделать это с кем угодно, например со мной или с тобой?
