Сергей Головачёв - Дым небес
— Пошли назад, — оглядывается назад Эмма.
— Щас, я только покажу тебе моё любимое местечко.
Через несколько шагов Эмма неожиданно замечает в зелёном валу, мимо которого они идут, чёрный провал очередной потерны. Правда, в отличие от других тоннелей, в конце которых виден свет, в этой потерне света не видно.
— А чё там так темно?
— Та нет выхода.
Мрак в арке, выложенной из жёлтого кирпича, начинается чуть ли не в метре от входа. Чернота на расстоянии вытянутой руки стоит такой плотной стеной, что почти осязаема. Хочется бежать отсюда без оглядки. Эмма даже отступает на шаг назад.
— Жуть.
— А мне здесь нравится. Здесь так готично. Правда, напоминает склеп?
— Скорей, вход в преисподнюю.
— Ты угадала. Видишь этот знак?
Между двумя осинами, растущими перед входом, Эмма замечает едва различимый знак: три полукруга, один другого меньше, насажены на длинную прямую линию.
— И что этот знак означает? — спрашивает она.
— Что именно здесь и живёт Змей.
— Какой ещё Змей?
— Тот самый…Лучезарный, — понизив голос, чуть ли не шёпотом уточняет Мара, — который девушек похищает..
— Ты серьёзно или прикалываешься?
— Серьёзно, — сдерживая улыбку, произносит Мара.
— Так это и есть та самая потерна, куда ты ещё ни разу не заходила?
— Да. Но сегодня мне почему-то хочется в неё зайти.
Эмма с недоумением смотрит на неё.
— И тебе не страшно?
— Сегодня мне ничего не страшно. Не хочешь составить компанию? — неожиданно предлагает ей Мара.
— Ты что? А вдруг там и действительно… этот Змей, — , - поддерживая игру, в шутку пугается Эмма, — не, я к Лучезарному не хочу.
— Идём! — усмехается Мара.
Она берёт её за руку, но Эмма тут же вырывает её.
— Нет, я туда не пойду!
— А меня чего-то так тянет туда.
— С ума сошла! А вдруг он и, правда, там. Видишь, там чьи-то глаза светятся?
Мара с заметной тревогой вглядывается во тьму, но ничего не замечает.
— Да нет там никого! Не хочешь вместе — я пойду сама.
Мара заходит в провал. Эмма хватает её за руку и тянет назад.
— Ты что, сдурела?
— Пусти! — вырывает Мара руку. — Я хочу туда зайти. И я это сделаю! Я всегда хотела это сделать.
Она вновь переходит границу, отделяющую свет от темноты.
— Снова хочешь спрятаться от меня? — кричит ей Эмма.
Через несколько шагов Мара исчезает во мраке.
— Бррр, как мне холодддно!!! — доносятся оттуда её слова.
Эмме видятся внутри чьи-то горящие глаза — две голубые точки. Она тут же бросается вслед за Марой и вскоре силой вытаскивает её за руку из черноты.
— Снова хочешь оставить меня здесь одну? Не выйдет! Я не пущу тебя туда!
— Ладно, — соглашается Мара. — Не сейчас, так позже. Но я всё равно туда зайду.
Тавро
Пробки, пробки, окурки, мужские окурки и женские, с жёлтым фильтром и с белым…
А также кульки из супермаркета, скомканные салфетки, пластиковые стаканчики, пластиковые тарелочки, измазанные горчицей, испачканные кетчупом…
И бутылки, бутылки, всевозможные бутылки, от воды, от водки, от вина, от пива….
В праздники народ идёт на Девичью гору исключительно для того, чтобы напиться, нажраться и оставить свой след на ней в виде пепелищ, битого стекла, одноразовой посуды и невразумительных автографов на стенах форта.
Завалы мусора поистине впечатляют: практически на каждой поляне возвышаются терриконы стеклянных бутылок, а пластиковые бутылки и алюминиевые банки валяются практически на каждом шагу.
К двум часам дня на огромной поляне неподалёку от потерны № 8 уже повсюду видны пьяные компании. С поляны доносятся дикие крики, идиотский смех, стелется дым от костра, пахнет духмяным паленым мясом. Шампура разложены на кирпичах, вынутых, видимо, из стен потерны — больше неоткуда.
Муромский выходит на поляну с огромным чёрным пластиковым мешком в руках. Добрыня, подбирая по пути разбросанные бутылки, вбрасывает их в мешок одну за другой.
— Сколько их здесь! — удивляется он. — Ни в одном другом парке я столько не видел.
— Это всё от страха.
— Что?
— Это потому здесь так много пьют, чтобы избавиться от страха. Ведь пьяному море по колено и даже черти не страшны.
Совсем неподалёку от них гуляет большая компания — пять парней и три девушки.
— А мне ещё чё рассказывали в школе, — продолжает Добрыня. — Ходят тут по горе два ненормальных. Как увидят пьяного, то вливают ему через воронку в рот литровую бутылку водку — а это смертельная доза, между прочим, если сразу выпить без закуси. После этого тот уже не встаёт.
Из компании доносятся пьяные возгласы:
— Наливайте, сколько можно ждать!
— Между первой и второй перерывчик небольшой.
Одна из девушек кидает им опорожнённую бутылку из-под водки.
— Ей, ребята, заберите у нас ещё одну.
Добрыня подбирает брошенную бутылку, бросает её в переполненный мешок и затем помогает Муромскому оттащить его к стоящему на обочине мусоровозу.
Прибрав на поляне, Добрыня и Муромский спускаются в ров, где мусора накидано не меньше, а может быть, даже и больше. Муромский тянет за собой чёрный пластиковый мешок, а Добрыня, тот и дело нагибаясь, закидывает в него подобранные по пути пустые сигаретные пачки и бутылки.
— Я вот думаю, у нас было бы гораздо меньше работы, если бы на водочных этикетках огромными буквами писали бы «ЯД. Опасный наркотик. Употреблять только самоубийцам».
— Не поможет. Вон на сигаретных пачках давно уже печатают траурные рамки, а производство сигарет только растёт.
— Значит, спиртное и сигареты надо продавать не в магазинах, а в аптеках. И выдавать всё это только по предъявлению специальной карточки наркомана, которые уже не могут без этого.
— Ага. Тогда у нас бы все магазины станут аптеками.
Навстречу им по склону рва спускается Злой. Заметив его, Добрыня возмущается.
— Ну где ты ходишь? Мы без тебя уже три мешка отволокли.
Подобрав по пути бутылку, Злой закидывает её в мешок.
— Извините, пацаны, задержался.
Заметив на земле брошенную кем-то зажигалку, он также подбирает её.
С противоположного склона спускается в ров, неуверенно перебирая ногами, какой-то пьяный мужик. По пути он, задрав голову, прикладывается к початой бутылке водки.
Заметив алкаша, Добрыня усмехается:
— А вот была бы водка безалкогольной, как пиво, товарищ вряд ли бы так надрался!
— Ага, пил бы он её тогда! — Злой несколько раз подряд щёлкает зажигалкой. — Или ты хочешь давать её, как плацебо?
Зажигалка не даёт огня. Тем не менее, Злой зачем-то суёт её себе в карман.
— Нет, с ними надо иначе! — он решительно поднимается по склону навстречу пьяному.
— Эй, мужик, хватит бухать!
— Чё? — осоловелым взглядом смотрит на него алкаш.
— Вот скажи, нафига ты пьешь?
— Чтоб хорошо было.
— Ну так потом же будет херово.
— Так я опохмелюсь.
— А потом опять по новой?
— Ага.
— А ты не задумывался, что это специально так задумано, чтобы все шло по кругу? По змеиному кругу.
— Чё, кирнуть хочешь?
— Не хочу.
— На, кирни. Мне не жалко.
Злой принимает бутылку и переворачивает её горлышком вниз. Алкаш лишь хлопает глазами, не врубаясь, как можно таким наглым образом выливать спиртное на землю.
— Мертвое — мертвым, живое — живым, — монотонно произносит Злой при этом. — Водка — это мёртвая вода.
— Ты чё делаешь? — спохватывается мужик, когда в бутылке уже почти ничего не остаётся.
— Не видишь, что ли? Разрываю круг.
— Ты чё делаешь, гад? — выхватывает он у Злого бутылку и, запрокинув её ко рту, судорожно допивает последние капли.
Видимо, капель этих там оказывается недостаточно, поэтому он со злостью выкидывает пустую бутылку в ров.
— Да я тебя… за это! — замахивается мужик кулаком.
Злой уклоняется от удара и алкаш по инерции падает. Скатившись по крутому склону в ров, он ударяется головой о кирпич неподалёку от кострища и вырубается.
Злой спускается к алкашу и тормошит его.
— Вставай!
Тот слегка приоткрывает глаза и бормочет:
— Не, не встану. Меня не поставить на колени. Я лежал и буду лежать.
К поясу Злого приторочен рулон чёрного скотча. Оторвав два небольших куска липкой ленты, он крест-накрест приклеивает их на лоб Коляна. Крест на лбу человека означает, по его мнению, крест на нём, как на человеке. Тавро.
Зелёная тварь
Мимо пьяной компании, оглядываясь по сторонам, проходит женщина в красном сарафане.
— Вы не видели здесь девушку в белом платье? — привычно спрашивает она.
Один из парней отвечает:
