Кассандра Клэр - Город священного огня (др. перевод) (ЛП)
— Я должен был что-то сказать, — произнес Алек. — Я голосовал против того, чтобы ее отсылали.
— Знаю, — ответил Магнус. — Ты и еще около десяти человек. Но подавляющее большинство проголосовало «за». — Он покачал головой. — Люди боятся и за это расплачиваются теми, кто, по их мнению, отличается от них. Все тот же порочный круг, который я видел тысячу раз.
— Я чувствую себя таким бесполезным.
— Ты уж точно не бесполезен. — Магнус откинул голову назад, глазами ища в небе появляющиеся одна за другой звезды. — Ты спас мне жизнь.
— В Эдоме? — спросил Алек. — Я помог, но на самом деле… ты сам спас себя.
— Не только в Эдоме, — проговорил Магнус. — Мне было… Мне почти четыреста лет, Александр. Маги, становясь старше, начинают ожесточаться. Они перестают чувствовать. Заботиться, волноваться или удивляться. Я всегда говорил себе, что со мной такого не случится. Что я, как Питер Пэн, никогда не вырасту и постараюсь сохранить ощущение чуда. Всегда буду влюбляться, удивляться, буду открытым к боли, как до этого к счастью. Но за последние двадцать лет я ощутил, как оно подкрадывается ко мне. За долгое время, до тебя, у меня никого не было. Я никого не любил. Никто не удивлял меня, и ни от кого не перехватывало дыхание. Пока на той вечеринке не появился ты, и я полагал, что больше никогда не испытаю настолько сильных чувств.
У Алека перехватило дыхание, и он посмотрел на свои руки.
— О чем ты говоришь? — дрожащим голосом спросил он. — Ты хочешь, чтобы мы снова были вместе?
— Если ты этого хочешь, — сказал Магнус, но его голос звучал не достаточно уверенно, так что Алек с удивлением взглянул на него. Магнус выглядел очень молодо: широкие золотисто-зеленые глаза, волосы касаются висков черными прядями. — Если ты…
Алек застыл. Долгие недели он сидел и мечтал о том, что Магнус произнесет именно эти слова, но теперь, когда это случилось, он не чувствует того, что должен. В груди не взрывается множество фейерверков, он чувствует себя пустым и холодным.
— Не знаю, — ответил он.
Свет в глазах Магнуса погас.
— Ну, я могу понять, что ты… — начал он. — Я был не очень добр к тебе.
— Нет, — резко ответил Алек. — Не был, но думаю, порвать с кем-то по-доброму не просто. Дело в том, что я сожалею о содеянном. Я был неправ. Но причину этого поступка изменить нельзя. Я не могу жить с чувством, что совсем не знаю тебя. Ты говоришь, что прошлое — это прошлое, но прошлое сделало тебя тем, кто ты есть. Я хочу знать о твоей жизни. И если ты не готов рассказывать мне о ней, то я не могу быть с тобой. Потому что я себя знаю, и меня это не устроит. Так что мы не можем снова через все это проходить.
Магнус подтянул колени к груди. В сгущающихся сумерках он выглядел неуклюжим: длинные ноги, руки и тонкие пальцы в сверкающих кольцах.
— Я люблю тебя, — тихо проговорил он.
— Не надо… — остановил его Алек. — Не надо. Это нечестно. Тем более… — Он отвел глаза. — Я сомневаюсь, что первым разбил тебе сердце.
— Мое сердце разбивалось больше, чем Закон Конклава о запрете романтических отношений между Сумеречными охотниками и нежитью, — сказал Магнус, но его голос надломился. — Алек… ты прав.
Алек скосил глаза. Он никогда не видел мага таким уязвимым.
— Это несправедливо по отношению к тебе, — сказал Магнус. — Я всегда твердил себе, что открыт новому опыту, а когда стал… стал ожесточаться, то был потрясен. Мне казалось, что я все делал правильно — не закрывал своего сердца. А потом я вспомнил о твоих словах и понял, почему начал умирать изнутри. Если ты никогда не говоришь никому правды о себе, то, в конце концов, начинаешь забывать. Любовь, несчастье, радость, отчаяние, все хорошее и постыдное — если я держу их внутри, то все мои воспоминания о них постепенно исчезают. А потом исчезну и я сам.
— Я… — Алек не знал, что сказать.
— После нашего расставания, у меня было много времени на раздумья, — сказал Магнус. — Так что я написал вот это. — Он вынул из внутреннего кармана пиджака блокнот — самый обычный блокнот на спирали с линованной бумагой, — но стоило ему его открыть, как Алек увидел страницы, покрытые тонким закругленным почерком. Почерком Магнуса.
— Я записал свою жизнь.
У Алека округлились глаза.
— Всю жизнь?
— Не всю, — осторожно заметил Магнус. — Но некоторые сформировавшие меня события. Как я впервые познакомился с Рафаэлем, когда тот был совсем молод, — грустно проговорил Магнус. — Как я влюбился в Камиллу. История с отелем «Дюморт», хотя там мне помогла Катарина. О некоторых своих ранних увлечениях и поздних. Имена, должно быть, тебе известные: Эрондейл…
— Уилл Эрондейл, — сказал Алек. — Камилла упоминала о нем. — Он взял блокнот — тонкие страницы раздулись, как если бы Магнус с огромной силой вдавливал ручку в бумагу, пока писал. — Ты был… с ним?
Магнус рассмеялся и покачал головой.
— Нет, хотя на этих страницах полно Эрондейлов. Сын Уилла, Джеймс Эрондейл, отличился, как и сестра Джеймса, Люси. Но должен сказать, что окончательно меня отвратил от этой семьи Стивен Эрондейл, пока не появился Джейс. Ужасный выскочка. — Он заметил взгляд Алека и быстро добавил: — Больше никаких Эрондейлов. Никаких вообще Сумеречных охотников.
— Никаких Сумеречных охотников?
— В моем сердце никого, подобных тебе, — ответил Магнус. Он слегка постучал по блокноту. — Учитывая, что это лишь первая серия того, что я хотел тебе рассказать. Я не был уверен, но надеялся — если ты захочешь быть со мной, как этого хочу я, то примешь это в качестве доказательства. Доказательства того, что я готов дать тебе то, что никогда никому не давал: свое прошлое, правду о себе. Я хочу поделиться своей жизнью с тобой, а это значит сегодняшним днем, будущим и всем прошлым, если ты этого хочешь. Если ты хочешь меня.
Алек опустил блокнот. На первой странице была нацарапана надпись: «Дорогому Алеку…».
Он очень четко видел перед собой развитие событий. Он мог отдать блокнот, уйти от Магнуса, найти кого-то другого, полюбить какого-нибудь Сумеречного охотника, быть с ним, делить подобие предсказуемых дней и ночей, ежедневную поэзию обычной жизни.
Или он мог шагнуть в неизвестность и выбрать Магнуса, далекую незнакомую поэзию его самого, его великолепие и злость, дурное настроение и радость, сверхъестественные способности его магии и не менее захватывающую магию его необычного способа любить.
Вряд ли тут вообще приходилось выбирать. Алек сделал глубокий вдох и решился.
— Хорошо, — таков был его ответ.
Магнус сквозь темноту устремил на него взгляд, всю свою собравшуюся сейчас энергию, скулы и мерцающие глаза.
— Правда?
— Правда, — сказал Алек. Он протянул руку и переплел пальцы Магнуса со своими. В груди Алека, где до этого было темно, проснулось свечение. Магнус прижал свои длинные пальцы к подбородку Алека и поцеловал его, легко касаясь кожи. Медленный и мягкий поцелуй, обещающий намного больше, когда они окажутся уже не на крыше и вдали от взглядов прохожих.
— Так значит, я твой первый Сумеречный Охотник, да? — спросил Алек, когда они наконец отстранились друг от друга.
— Ты мой первый во всех смыслах, Алек Лайтвуд, — ответил Магнус.
Солнце уже садилось, когда Джейс высадил Клэри у дома Аматис, поцеловал ее и направился вдоль канала к Инквизитору. Девушка наблюдала за тем, как он уезжает, а потом со вздохом повернулась к дому. Она рада, что им уезжать на следующий день.
Было то, что ей нравилось в Идрисе. Но все же Аликанте — самый прекрасный город из всех, что она видела. Сейчас над домами она видела закат, высекающий искры из ярких вершин демонских башен. Ряды домов вдоль канала смягчала тень, делая их похожими на бархатные силуэты. Но находиться в доме Аматис, зная, что она туда больше никогда не вернется, было болезненно грустно.
Внутри дома было темно и тускло. Люк сидел на диване и читал книгу. Рядом с ним, свернувшись под пледом, спала Джослин. Люк улыбнулся Клэри, когда та вошла, и показал на кухню, изобразив странный жест рукой, сказавший девушке, что на кухне есть еда, если она хочет.
Она кивнула и на цыпочках поднялась по лестнице, стараясь не разбудить маму. Она вошла в комнату, уже стянув пальто, как тут же поняла, что здесь есть кто-то еще.
В комнате было прохладно, холодный воздух проникал сквозь приоткрытое окно. На подоконнике сидела Изабель. Поверх джинсов у нее были застегнуты высокие ботинки, распущенные волосы слегка покачивались на ветру. Она взглянула на вошедшую Клэри и натянуто улыбнулась.
Клэри подошла к окну и уселась рядом с Иззи. Места для них обоих было достаточно, но впритык — мыски ее ботинок задели ногу Охотницы. Она сложила руки на коленях и стала ждать.
— Прости, — наконец начала Изабель. — Мне, наверно, следовало войти через входную дверь, но не хотелось встречаться с твоими родителями.