Замечательный предел - Макс Фрай
– Так ты видел Лиловый Камень? – обрадовался Саро Шио. – Вы с ним поговорили? А ты запомнил, что он тебе рассказал?
– Будешь смеяться. Лиловый Камень мне ничего не рассказывал. Он меня самого как книжку читал.
– Такое уже случалось, – кивнул Саро Шио. – Когда к камню приходил великий учёный, путешественник или просто человек с необычной судьбой. Ну так и ты с необычной! Всё-таки Ловец книг… Так, погоди. Надо записать, как теперь с ним здороваться. Пожалуйста, повтори.
– Драгоценный Лиловый Камень, если хочешь здесь быть, приходи, – повторил Шала Хан. – Я так сказал, Лиловому Камню почему-то понравилось, и он велел мне всех научить.
– Имеет полное право, – сказал Саро Шио. – Раз ты с ним разговаривал, значит, сам понимаешь, как мы все будем рады ему угодить.
– Понимаю, да. Он прекрасный. Обалденный чувак.
– А что у тебя во-вторых?
– Я зашёл на вокзал за билетом. Завтра уеду сразу после полудня. Каким-то новым скоростным поездом, через пять дней уже буду в Лейне, всего с одной пересадкой в Ташьякери.
– Жалко, конечно, – вздохнул Саро Шио. – С другой стороны, это можно было предвидеть. Ты же не обещал, что останешься у нас жить.
– И в-третьих, – сказал Шала Хан. – Ты в следующем году сможешь взять долгий отпуск? Хотя бы на четыре декады.
– Аж на четыре? – удивился тот. – Договориться-то не проблема. Но зачем?
– Ну как. Во-первых, дорога в Лейн и обратно. Потому что только из Лейна летают самолёты в Грас-Кан…
– Что?!
– В Грас-Кан из Лейна самолёты летают, – повторил Шала Хан. – Я решил подарить тебе путешествие. Мне показалось, ты очень хочешь там побывать, но привык считать, что это невозможное дело, несбыточная мечта. Согласен, логистика сложная. Но даже с ней можно справиться, когда друг из Лейна готов записать тебя в очередь и заранее оплатить твой билет… Эй, ты в порядке?
– В порядке, – сказал Саро Шио, вытирая лицо рукавом. – Просто плачу. Раньше знал, что люди могут плакать от счастья, но как это, не понимал.
– Отлично, тогда мы в расчёте, – улыбнулся ему Шала Хан. – Когда я шёл от площади Неуловимых к реке, не разбирая дороги, тоже от счастья рыдал.
* * *
Шала Хан проспал почти всю дорогу. Из шести детективов разных миров, специально купленных для приятного дорожного чтения, он успел прочитать только два, да и то второй не закончил, а уже на подъезде к Лейну заглянул в конец, чтобы выяснить, кто убийца. Не надо было, конечно, испортил всё впечатление, полная ерунда.
Но это было его единственное дорожное огорчение. В остальных отношениях путешествие даже превзошло ожидания. Шала Хан всегда отлично спал в поездах, но в этом новеньком скором была какая-то особо удобная, шире и твёрже обычных кровать. И само движение поезда действовало на тело, как релаксирующий массаж. И вино из Кит-Ремурьяна – обманчиво лёгкое, чуть сладковатое, как тамошняя вода – явно обладало снотворным действием. Выпил бокал, и весь мир превращается в тёплое одеяло, даже тьма за окном. Особенно тьма.
Впрочем, Шала Хан быстро понял, что дело не в вине и движении поезда, и не в том, что удобна кровать. Просто Лиловый Камень задолжал ему интересных историй. И решил сновидениями отдать.
В этих снах Шала Хан то брёл пешком по пустыне, то ехал по ней на причудливом звере, похожим на помесь дракона и сказочного коня, то замирал от восторга, заметив вдали сияние Белой Колонны, которое ярче самого светлого дня, то лежал на мягких перинах, наслаждался едой и любовью, курил ароматный кальян. А порой Шала Хану снилось, что он сочиняет песню, рычит от бессилия, когда заканчиваются слова, хохочет и пляшет, поймав нужный ритм, поёт, катается по земле, чтобы разделить с ней своё ликование и взять её силу, – он знал, что в обмен на песни пустыня даёт певцам много сил.
После этих снов он подолгу лежал (и при этом нёсся с бешеной скоростью), улыбаясь, смотрел в темноту. Думал: по уму, надо бы всё записать, пока помню. Но я не хочу. Лучше я, как Лиловый Камень Кит-Ремурьяна, покроюсь невидимыми узорами. Я тоже волшебный, тоже сплю и во сне всё могу.
* * *
• Что мы знаем о Шала Хане?
Что в ТХ-19 его зовут Самуил, а в Тёнси, мире весёлых духов, его имя звучит (ощущается) как светло-жёлтое небо, цветущие георгины, запах растёртой в ладонях полыни, стоячая сейша-волна. Это, конечно, я очень приблизительно пересказываю, потому что нет нужных слов в доступных нам языках. Но Шала Хан так счастлив и горд, что весёлые духи к нему обращаются как к одному из своих, по имени (обычно в Тёнси гостям из других реальностей не подбирают местные имена), что настойчиво требует записать этот удивительный факт.
Таллин, Родос, Рига, Вильнюс, май 2022, никогда
Томка, Томас по прозвищу Заяц, он уже сам не помнил, когда его кто-нибудь так называл, кажется, в школе или в секции фехтования миллиард (тридцать с хвостиком) лет назад; в общем, Томка однажды проснулся с горьким, спокойным, безошибочным ощущением, что всё потерял. Хотя формально всё по-прежнему было на месте: сестра Алиса, квартира-студия в Мустамяэ[63], диплом теоретического механика, работа в строительной фирме, сто девяносто восемь контактов (номеров в телефоне) и подружка Оливия, он тогда сразу ей позвонил. На всякий случай. Ну мало ли, вдруг поможет. Например, Оливия скажет: «привет», – и всё потерянное вернётся. Или вообще окажется, что чувство потери – просто контрабандой пролезший в явь страшный сон.
Оливия взяла трубку, была ему рада, сама предложила вечером встретиться, но ничего не вернулось. Нет.
Томас тогда не бросил ни Оливию, ни дом, ни работу. Раз в месяц по воскресеньям ездил обедать к сестре. Два раза в год – куда-нибудь к тёплому морю, обычно в одиночестве ранней осенью и с Оливией в феврале. Жил как мог, как привык, иногда ему даже нравилось. Объективно – совсем не плохая жизнь. Что бы он там ни чувствовал, это не повод её бездумно ломать и крушить.
Впрочем, жизнь сама постепенно, медленно, бережно, не особо сбивая с ног, отступала от Томаса тяжёлой отливной волной. Сестра Алиса вышла замуж за итальянца, уехала с ним в Милан, потом почти сразу закрылись границы, на поездках к сестре и вообще любых путешествиях можно было поставить крест. Оливия отказалась к нему переехать, вечерами она всё чаще была занята; Томас тактично не спрашивал, чем, да
