Адовы - Степан Александрович Мазур
С лица доктора не сходила милая улыбка. Он кивал, снова что-то записывал в блокнот и спросил:
— Что это было по-вашему? Спор с диагнозом пациента или врачебная профессорская ошибка?
— Это была Дарья Сергеевна, — вздохнул директор школы, поднимаясь с пола и отряхиваясь от мела. — Она так и не стала гусыней, к сожалению. Масонская ложа гусенеавистников не позволила. Определенно, межправительственный заговор. А профессорский он или пациентско-диагностический, уже не так важно. Главное, что она летает. Я счастлив за неё.
— Вы уверены?
— Я уверен в том, что любил её и прямоходящей. А теперь и вовсе превозносить буду… Верите, доктор?
— Нет, ну что летает, это хорошо. Но заговор? — прищурился доктор. — Имели ли в нём место кактусы? И могут ли они летать без злого умысла? Может быть не для того Хомо Сапиенсы пешком ходят, чтобы с подоконника под потолок сигать и растворяться?
— Вполне возможно, что всех замыслов природы нам не постичь, — прикинул директор, так как был очень логичным человеком. — Дело в том, что кактусы давно никому не дарят. Они могли обидеться и начать дарить себя сами. А для этого им пришлось бы развиваться, эволюционировать. Ну, чтобы стать привлекательнее.
— Полагаете, они начали летать?
— Почему бы и нет. Сегодня летают нам назло, назавтра — колонизируют другие планеты, — снова предположил директор. — Нам же некогда. Мы утопаем в своих гусененаистнических предрассудках. Помяните моё слово, профессор. Заговор против гусей — заговор против всего человечества.
— Даже против меня? — Пипеткин округлил глаза.
Директор кивнул.
И тут в голове у профессора что-то щёлкнуло. Все кусочки мозаики встали на свои места. Он, наконец, понял, в чём дело.
Это действительно заговор! Заговор против Пипеткина. Заговор с целью не дать профессору получить Нобелевскую премию по медицине. Отсюда и диверсии с ядом. Конкуренты же, ясное дело. А где яд, там — беда.
Когда много яда, больные взрываются в воздухе, прячутся под кровати. С этим нужно что-то срочно делать. Иначе ни медалей, ни грамот, ни премий не будет. И все прозрачными станут. На манке-то.
— Вы знаете, что надо делать? — шёпотом спросил Пипеткин у Фёдора Андреевича, доверяя ему сейчас больше, чем себе вследствие явного отравления ядом.
Метод дедукции никогда не подводил профессора.
— О, я всё знаю, — директор школы подошёл ближе, оглянулся по сторонам и понизил голос. — Сейчас вам всё расскажу. Но сначала наберите побольше воздуха в грудь и начинайте активнее выделять пар.
* * *
В свой кабинет профессор Пипеткин вернулся запыхавшийся. Тяжёлая это работа — надышать паром целую палату. Теперь у него перед глазами плавали чёрные точки, складываясь в причудливые узоры. Похоже, яд поразил головной мозг и антидота от этого не существовало.
Всё кончено.
Пипеткин сел в кресло, глубоко вздохнул по привычке, но точки никуда не пропали. Только больше стали. Повзрослели.
Вглядевшись в самую крупную, профессор вдруг догадался, что это никакие не узоры, а буквы! Только надписи очень неразборчивые. Сразу виден врачебный почерк. Но Пипеткин и сам был врачом что надо, потому расшифровка не составила труда. Главное обозначить первые две буквы, а дальше пусть фармацевт разбирается.
Он взял ручку и блокнот, и принялся перерисовывать мельтешащие символы. Но при всех вариантах транскрипции, выходило лишь одно слово «заговор».
— Заговор! — выкрикнул Пипеткин и посмотрел на маленький кактус на подоконнике. — Я понял. Знаки! Мне давали знаки, но я был слеп! Господа, кактусы, вы на меня не обижайтесь. Я же не знал, что вы там мощно эволюционируете, товарищи. Я рад… рад сотрудничать с вашими представителями.
От мельтешения в глазах доктору показалось, что кактус кивнул. На всякий случай Пипеткин протёр очки, кивнул в ответ и сосредоточился на бумажке.
Точки перед глазами стали пропадать, но профессор и без них уже всё понял. Новое ключевое слово — «полёт».
Дедукция не подводила!
К примеру, Пипеткин своими глазами видел исчезнувшую под потолком пациентку. Это же не потолки такие умные, чтобы вместо лифтов работать. К тому же теперь он был обязан не допустить растворения в воздухе остальных больных. Их просто следовало выпустить как птиц на волю.
— Все должны летать! — воскликнул доктор и поклонился представителю в горшочке. — Такова воля кактусов.
Тогда профессор понял своё предназначение. Нужно было срочно увести всех из лечебницы. Спрятать в безопасном месте и посветить в тайны секты имени колючих растений. А то не получит премию за открытие вируса. Приедут нобелевские представители, а у него тут ни одного зараженного.
Спросят: куда дел? А он и ответить не сможет.
Кактусы, вот, знают. Но не скажут. Они умнее. Люди для них кто? Да никто — прах на ножках.
Пипеткин схватился за голову. Конкуренты повсюду!
А, что, если у него из-под носа всех заражённых уведут? А потом доказывай, что это твои пациенты. Клеймить нельзя — не гуманно, даже во имя науки. А крестиком всех не пометишь. Сотрут, слижут, а то и помоются, что уже совсем не допустимо.
Пипеткин резко подскочил, скомкал лист из блокнота и швырнул в урну.
— Вы хотели украсть моё открытие? — прокричал он кактусу в явном осуждении. — А не получится, господа представители! Я буду на шаг впереди! Я поступлю умнее и — сам украдусь!
С этими словами он выбежал из кабинета, едва не столкнувшись с ведром уборщицы.
— Что за дела? — воскликнула техничка. — Куда бежим? Пожар?
— Хуже! — выкрикнул несущийся по коридору Пипеткин. — Заводите «скорую»! Мы будем на шаг впереди!
Профессор подбежал к дверям отделения, которые сам же надёжно запер на швабру. Выдернул запор из дверных ручек и действовал отныне как предводитель горстки спасённых:
— Уходим! — закричал Пипеткин, распахивая каждую дверь в палату. — Спасём вирус Пипеткина! Эпидемия будет нашей! Кактусы не должны захватить мир! Мы — умнее! Мы — прямоходящие!
— Ну вот, сработал телепорт, — ответил Витёк чуть невдалеке.
— Правда, с запозданием, — заметил Толян. — Но когда это у нас что-то вовремя работало? Осколково понять можно. Не всё сразу. Начинаем с малого.
— Ну а что вы хотели от отечественных разработок?
