Прятки в облаках - Тата Алатова
— Завтрашний ужин.
— С Сахаровым, что ли?
Вот это Маша загнула, конечно. На кой черт ей потребовалось устраивать такое?
— Мам, ты не готовься ни к какому ужину, — попросила она, — я скажу этому мальчишке, чтобы он не приходил.
— Мальчишке, — повторила мама задумчиво. — Почему ты говоришь о своем ровеснике с таким пренебрежением? Как будто он глупый ребенок.
Ее проницательность всегда поражала, а иногда и пугала. Ох, это будут долгие каникулы.
— Главное опять Грекова не приглашать, — вмешался папа. — Заметь, Марусь, я тебе сразу сказал: уж больно он подлизывается. Так и оказалось, юлил-то ради выгоды… Хорошо, что мы от него отделались лишь переводом для его матери, пока он совершенно не вскружил тебе голову.
— Ну зачем об этом напоминать, Валер, — всполошилась мама.
— Чтобы Маша была осторожнее со всякими прошелыгами!
Ладно хоть этот вопрос уже решен. Уже проще. В отмененной реальности Маша так и не успела передать грековскую просьбу, потому что сначала ей было не до этого, а потом стало понятно, что все неважно. События будут переписаны так или иначе.
Это ощущение, которое преследовало ее весь последний месяц — что все твои поступки и слова окажутся стертыми, — на самом деле очень сильно повлияло на психику. И сейчас требовалось собраться и перенастроить себя заново, но апатия глушила все разумные начинания.
— Так, Маруся, за мной, — строго скомандовала мама, и пришлось плестись за ней в спальню, где детские книги все также стояли на полках. Когда-то здесь Маша мечтала стать великой, известной, потрясающей.
Но никогда-никогда она не грезила о любви, от которой нечем дышать.
— Ты поссорилась с Федей? — спросила мама.
— Да не сказать, что прям поссорилась, — Маша села на кровать, и ее руки тут же упали на колени. Захотелось лечь. — Я просто не буду с ним больше встречаться.
— И по причине?
— Он превратил меня в паука!
— Кажется, раньше ты считала это романтичным.
Она едва удержала раздраженное фырканье. Романтичным? Да что у прежней Маши царило в голове?
— Я ошибалась, — коротко ответила она.
— Ты говорила, что никогда ни у кого не вызывала такую бурю эмоций. Тебе даже льстило то, что тихий отличник из-за тебя превратился в злодея.
О, господи. Бедная, бедная, Маша, которую ни один мужчина никогда не любил!
— Мам, ну ты же понимаешь, что все это глупости. Вчера он наказал меня пауком, и что он еще сделает, когда снова разозлится?
— И с каких пор ты так поумнела?
— Просто до меня дошло, что если тебя ценят по-настоящему, то сделают все ради твоего благополучия. Пусть даже во вред себе.
— Так, ребенок, и кто он?
— Никто, — Маша все-таки легла, обняв одну из подушек. — Препод. Он понятия не имеет о моих чувствах.
— Препод? И чем он тебя очаровал? Вдохновленными лекциями? Маша, как можно влюбиться в человека на расстоянии? Или он… — мамин голос стал напряженным, — клеится к тебе?
— Да ничего он не клеится. И знаешь, что самое смешное? Если вдруг, ни с того ни с сего, он начнет проявлять интерес к студентке, я первая в нем разочаруюсь.
— Понятно. Значит, надо всего лишь наслать на него любовные чары, он не устоит, воспылает к какой-нибудь первой попавшейся первогодке, и вуаля — ты разочарована. Вопрос решен.
— Мама! — закричала Маша, вскочив. Она достаточно ее знала, чтобы моментально поверить, что та в состоянии выкинуть такое. — Только посмей к нему приблизиться, и я никогда тебя не прощу! Серьезно!
— Ого, какой пыл, — усмехнулась мама. — Марусенька, да ты влипла по полной.
— Угу.
— Ладно. Тогда какой план?
— Страдать, пока оно само не пройдет.
— Но это неконструктивно. Маруся, если ты хочешь этого мужчину — так иди и возьми его.
— Тебя действительно не волнует, что он препод. Никогда не волновало!
— Когда это никогда?
— Никогда-никогда, — увильнула Маша, обругав себя за оговорку. — Я правда не хочу портить ему собой жизнь. Ты же знаешь, что в универе традиции и всякие правила.
— Не хочешь портить или не знаешь, как подступиться к этому делу? Я могу дать пару советов.
— Нет, — простонала Маша, — мам, избавь меня от уроков по соблазнению препода. Я тебя буквально умоляю. Ты можешь меня просто обнять и ни во что не вмешиваться?
— Я попробую, — мама пересела на кровать и притянула ее к себе. — Только, детка моя, смотреть на тебя в таком состоянии — страшно.
— Да обычное у меня состояние. Мне просто надо выспаться.
***
И Маша спала — порой по двадцать часов в сутки, чем очень удручала родных. Ей снились такие дивные и приятные сны, что просыпаться совсем не хотелось. Напрасно мама что-то шептала над ее чаем, а папа уговаривал сходить на каток, а Димка зазывал в бар, Маша спала.
В один из последних дней каникул ее разбудил отец.
— И все-таки, пойдем погуляем, — сказал он.
На улице была одна из внезапных зимних оттепелей, чавкающая талым снегом под подошвами. Маша брела, похудевшая и ослабевшая, крепко ухватившись за папину руку, и бездумно глазела на витрины, на спешащих мимо людей, на яркие вывески и несущиеся машины. Город, который никогда не отдыхал, жил в своем сумасшедшем ритме.
— Ты как будто чахоткой переболела, — ворчливо заметил папа, поймав ее отражение в случайном окне. — Это полное безобразие, мартышка.
— Я исправлюсь, — пообещала Маша. — Мне просто нужна была передышка.
— Мать вокруг тебя на цыпочках ходит, а я скажу прямо: нельзя себя так распускать. Когда я втюрился в твою маму, то тоже был в полном отчаянии. Казалось невозможным, чтобы эта красотка выбрала вояку типа меня. Что я мог тогда ей предложить? Вечное ожидание и короткие встречи. Кто бы на такое подписался.
— Но ты не сдавался, — сказала Маша.
— Конечно, сдавался. Раз десять, не меньше. Это бесполезно, говорил я себе, что за глупая блажь. Сдавался, а потом начинал все сначала. Вот и ты — посдавалась немного, и хватит. Была бы мальчишкой — честное слово, отвесил бы тебе подзатыльник… Слушай, ты же даже на бокс ходила в шестом
