Седьмая сестра - Надежда Викторовна Ожигина
– Сочувствуешь исподам? – шмыгнула я, невольно вспоминая готическую свадьбу, на которой впервые столкнулась с Изнанкой.
В легкой дымке проявилась невеста – белые волосы, черное платье, яркая, как орхидея, опасная, как ядовитый плющ. И рядом сидел жених, в котором я не различила достоинств, кроме безумной страсти и преклонения перед Клариссой.
– Тебе тоже их жаль, – вздохнул Обухов, вынимая из кармана платок.
Думала, вытрет мне слезы, ан нет! Промокнул самый кончик сабли, забирая частичку крови дракона. Что ж, анализ ДНК – хорошая штука, полезная при любом раскладе. Данила хотел забрать и оружие, вывернул кисть Михаила, чтобы разжать сведенные пальцы, но тут снизу донесся многоголосый вой и надрывный крик Юэ Луна:
– Долли, очнитесь, спасайтесь!
4
Не сговариваясь, мы кинулись вниз. Даня прыгнул через перила, я суетливо побежала по лестнице.
В первом зале, до этого полной трупов, снова разгоралось сражение. Юэ Лун рассыпал вокруг талисманы, горевшие желтым в витражных сумерках, и руками выделывал странные пассы, словно собирал кубик Рубика или складывал головоломку.
Долли стояла за его спиной, безучастная ко всему, но живая, клятая Изнанка, живая! Все еще цепляющаяся за Матвея, взглядом, подолом нарядного платья, готовая прикрывать его, а не ведущего бой Китайца. И все-таки, пусть и с мутным рассудком, Дарья была невредима физически.
Юэ Лун, ты ж мой герой!
Инспектор отряда Найхэ извлек из пояса гибкий меч, такой же, как у Варьки Осокиной, и врубился в ряды нападавшей нежити, являя миру красоту кунг-фу.
Их было много, десятка два, и они нападали с отчаянной силой, с презрением к боли, к нанесенным увечьям, даже к потере конечностей.
– Кто они такие? – крикнул Данила, помогая Китайцу колодой карт. – Откуда взялись, ведь не было?!
– Марионетки, – улыбнулся Китаец, буквально озаряя темноту вокруг. Его самого почти не было видно, лишь улыбка сияла маяком во мгле. – Повылазили из-под груды тел. Валялись тут, притворяясь трупами, а теперь решили размяться. Не знаю, что их пробудило, я беседовал с Долли, и тут началось.
Мы с Даней переглянулись, я вскинула к подбородку скрипку.
Манекены подчинились дракону, поймавшему остатки сознания в изысканный музыкальный капкан. Они ждали появления Даши Сорокиной, та должна была посетить завод и забыть обо всем над телом Матвея. Одного Синг Шё не учел: от горя у Пятой помутился рассудок, она выла, кричала, а эти звуки не смогли пробудить манекены. Лишь когда Юэ Лун вывел Долли из ступора, сработала заложенная программа. Разумные фразы Долли активировали ловушку.
– Их слишком много и им все по фигу! – подвел краткий итог курсант, тщетно пытаясь умертвить манекены.
– Руби сухожилия, пусть поползают! – посоветовал милашка-инспектор, вновь заразительно улыбаясь. – Между прочим, в древнем Китае было наказание «человек-палка». Преступнику отрубали руки и ноги…
– Четвертование, «кровавый орел», – парировал Обухов, метая карты. – В этом Европа поспорит с Азией.
– В Европе не было линчи!
– Вам заняться нечем? – крикнула я, отбрасывая марионетку пристрелочной звуковой волной. – После обсудите эстетику казней!
Если Синг Шё с помощью музыки подчинил манекены Гордонов, стоило приложить усилия и внести диссонанс в мелодию, разрушить заклятие изнутри. Я вслушивалась до головной боли в бездушные тела манекенов, пыталась уловить общий ритм и тональность. При этом старалась не думать о том, что до визита в «Рассвет» они были людьми, здоровыми, сильными, просто утратившими веру и цель. Здесь их пытали, выцеживали до последней капли стремление к жизни, а затем превращали в андроидов с программой служения господину. Позже ужаснусь и прокляну клан Гордонов. Хотя кого теперь проклинать? Позже разберусь, чего во мне больше – ненависти или сочувствия.
Китайцу проще, он верит в судьбу. В то, что любое деяние найдет отражение в прошлом и будущем, в то, что все предначертано. Поэтому высшая цель человека как раз недеяние и пустота, отсутствие эмоциональных привязанностей. В этом возможность покинуть клетку и подняться на новый уровень.
Манекены ослабили натиск, кто-то споткнулся, кто-то столкнулся. Кто-то, изувеченный гардемарином, оставил попытки встать на ноги. Мне удалось набором нот вклиниться в перелив гуциня, разрушая магию, отменяя приказ. Ну а что, мне только дай волю, обожаю обламывать чужие планы!
Парни отступили поближе ко мне, Юэ Лун взял Долли под локоть.
– Предлагаю, пока не очнулись инцы, отступить к Кудринской площади. – Китаец кивнул на подземный ход.
Даня всерьез задумался. Долг велел дожидаться Фролова, но он чуял: вскрыты не все ловушки, а с нами полуживая Долли, обмякшая в руках Юэ Луна. Курсант мельком взглянул на меня. Я не знала, что ему посоветовать, но отчаянно мечтала свалить отсюда. Не вдыхать эту вонь, не сражаться с трупами. Если честно, мне тоже хотелось обвиснуть тряпочкой в руках Юэ Луна и развидеть кошмары завода.
Обухов сморщился, но принял решение. Подошел, подтолкнул к проходу.
– Провожу вас в Дом авиаторов, а потом вернусь получать нагоняй. Аля, позаботься о Долли, а мы с инспектором вас прикроем.
План был хорош по всем пунктам: как только я перестала играть, манекены ожили, закопошились. Поэтому мы вбежали в проем и наглухо запечатали дверь.
Едва страшный зал остался за стенкой, со мной случилась истерика. Я не подписывалась на это, не хотела ни с кем воевать, сражаясь за мнимые идеалы! С самого детства меня вели очень простые мечты: выучиться играть на скрипке, потому что на ней играла бабушка. Гастролировать с оркестром по разным странам. Найти хорошего парня.
Я рыдала, уткнувшись во влажную стенку, кажется, меня даже рвало. Слишком много всего, слишком насыщенно, чтобы справилась бедная психика.
Не супервумен, не герой ни разу. Не безумная Мери Сью, что шинкует в капусту врагов, а после идет по трупам, распевая любовные песни. Меня от страха ломало так, что хрустели ребра и позвоночник. В туалет хотелось до невозможности. В горле застряло рефреном: отпустите меня, пожалуйста! Это слишком страшная сказка!
Юэ Лун и Обухов стояли рядом, не зная, как меня утешать. Китаец добыл где-то воды, протер мне лицо мокрым платком. От его заботы и нежности снова затрясло, как током ударило. Обухов поступил мудрее и влил в меня спирт из своей фляжки.
– Боевой запас, – пояснил он Китайцу. – Приводит в порядок нервы и душу.
Спирт упал в сожженное криком горло, вызывая новый мучительный спазм, потом прокатился по пищеводу, взорвался бомбой в пустом желудке. Я едва не потеряла сознание от невыносимой рези, но почти сразу мне полегчало, и второй глоток прошел без последствий. Я осела на пол, прислонилась к стене и ощутимо расслабилась.
– Алька,
