Все оттенки ночи. Страшные и мистические истории из переулков - Анна Александровна Сешт
Миен не знала. Да, это было вопросом времени, когда Миен узнает ее историю, но пока что та не знала. С облегчением Ю Джин подумала: порой происходят и хорошие вещи. Ведь больше всего она мечтала подружиться с человеком, который не будет ее оценивать через призму ее трагедии.
– Что ты рисуешь? – спросила она у Миен, завязывая разговор.
Оказалось, что ее новая подруга очень даже разговорчивая, как только перестает стесняться. Но это было даже приятно: за этим шумом затихали ее собственные кошмары.
– Кем ты себя возомнила? – возвращение в класс не прошло спокойно. В коридоре к ней подошли какие-то парни, среди некоторых из них она узнала своих одноклассников.
Учителей поблизости не было, и Ю Джин занервничала. Что им было нужно от нее?
– Ты обидела Сору сегодня! Как ты посмела отказать нашей богине!
Ю Джин не удержалась от недоверчивого фырканья. И у Соры есть фанклуб? Теперь ее будут травить целых два фанклуба? Она просто выиграла эту жизнь.
– Ты… – парень ткнул ей пальцем в лоб. – Должна запомнить, где твое место.
Он повторил этот жест еще раз. Ю Джин усмехнулась и посмотрела на них исподлобья. Защищать себя она не спешила. В конце концов, если все вокруг так мечтают ей причинить боль, то почему бы просто не позволить им?
– Ты что делаешь, Джунсу?
Неизвестно откуда появившейся Ин Хек перехватил руку парня. Остальные недоверчиво переглянулись. Похоже, Ин Хек никогда не лез в их дела, да и дружить им с ним нравилось больше. Девчонки бы не простили и царапины на лице своего айдола.
– Если тебе не нужна моя помощь, то хотя бы защищай себя сама, – недовольно пробурчал Ин Хек. Ю Джин не сразу поняла, что он обращался именно к ней.
– Ты, кажется, не понял, как работают наши отношения, – произнесла она. – А работают они так: «Это не твое собачье дело, защищаю я себя или нет»
Ю Джин повернулась, чтобы уйти. В конце концов, даже если вдруг эти парни изобьют Ин Хёка, то это действительно не ее собачье дело.
Она успела сделать всего шаг, когда раздался отборнейший мат.
– Вы, ублюдки, на кого руку подняли! Это моя подруга, – Сора выскочили перед ними словно фурия, взяла Ю Джин за руку, и потрясла их рукопожатием в воздухе. – Если хоть один человек обидит ее, я лично убью этого ублюдка.
Взгляд Соры сверкал от ярости, и Ю Джин второй раз за день посмотрела на нее с удивлением. Она определенно не понимала, что творилось в этой школе и в голове некоторых одноклассников.
Освободив себя от хватки Соры, кинув последний взгляд на Ин Хёка, Ю Джин ушла, а в коридоре еще долго раздавалось нытье парней, умолявших о прощении.
Хороший день – это день без мерзких видений. Так думала Ю Джин в конце школьного дня. А прекрасный день – это день, когда никто не пытается с тобой заговорить. После небольшого происшествия днем Ю Джин оставили в покое.
Разве что на выходе из школы ее ждала Миен. Ее лицо осветилось радостью, и она помахала Ю Джин, однако та решила пройти мимо. И почти прошла. Но, заметив потухший взгляд новой подруги, она остановилась.
– Ты далеко отсюда живешь?
Оказалось, что часть дороги девушкам было по пути.
– Я так рада, что оказалась не единственной новенькой, – сказала Миен перед самым расставанием. – Мы с семьей часто переезжаем по папиной работе, и я постоянно «новенькая»…
– Я тоже рада, – Ю Джин улыбнулась почти искренне.
Дело было вовсе не в Миен, не в Ин Хеке, не в Соре или еще в ком угодно. А в том, что Ю Джин чувствовала себя опустевшим сосудом. Попытка убить ее не удалась, но душу как будто из нее выкачали. Большую часть времени Ю Джин чувствовала себя усталой… Такой усталой! Порой появлялись и эмоции: страх, злость, даже мимолетная радость – однако все это было внешним напылением сосуда. Внутри не осталось ничего.
Когда Ю Джин отворила дверь дома, бабушка молилась. Она так и застыла на пороге, сдерживая первый порыв: сбежать. Ее охватила неконтролируемая дрожь, слезы полились сами собой, и пришлось наклониться и притвориться, что она запуталась в шнурках, чтобы бабушка не увидела мокрого лица.
– Я приготовила твой любимый твенджан ччигэ.
Кажется, бабушка уже перестала молиться. Быстро обтерев лицо футболкой, Ю Джин убрала кроссовки и, крикнув «Минуту!», побежала в ванную комнату, чтобы умыться.
Любому человеку подобная сцена могла показаться обычной и даже благонравной, однако родители Ю Джин были настолько набожными (в какую бы извращенную версию Бога они не верили), что сцена с ними на коленях, к ней спиной, когда она входит в квартиру, въелась ей в память. Наверное, она была даже отчетливее, чем лица родителей.
Приведя себя в порядок, Ю Джин вернулась к столу, где мгновенно разулыбалась. На столе находилось большое количество закусок и несколько видов кимчи, включая ее любимое из листьев горчицы.
Бабушка держалась при Ю Джин, окружала ее заботой, однако сама тяжело переживала утрату дочери. Глаза у нее то и дело были на мокром месте, а каждый раз, когда она обнимала внучку, казалось, что она больше сожалеет, что это не ее дочь.
– Ты кушай, деточка, – бабушке нравилось видеть хороший аппетит Ю Джин, для нее это было залогом, что с ней все в порядке. – Я схожу в церковь, помолюсь за души твоих родителей.
Ю Джин подавилась и закашлялась.
– Вечером?
Она постаралась контролировать голос, чтобы тот не дрожал. Ее родители начинали точно так же.
Когда-то давно это были только воскресные мессы. Самое первое яркое воспоминание Ю Джин, как ей надевали беленькие носочки, сандалии, после чего они всей семьей отправлялись в церковь. Родители чему-то усиленно молились, а девочка разглядывала узоры на деревянной скамье, что была перед глазами.
Ее личные отношения с Богом не складывались. В далеком детстве она воображала, что может не только разговаривать с Богом, но что он и отвечает ей, ведь она особенная. Воображала, что Бог любит ее. Даже сейчас она иногда вспоминала те мысли с теплотой: тогда она ощущала безоговорочную любовь и принятие. От родителей же она никогда такого не чувствовала.
Затем Ю Джин подросла и поняла, что Бог в понимании ее родителей – это своего рода костыль, когда не хочется полагаться на себя. Если им не хватало денег, то родители усерднее молились вместо того, чтобы искать новую работу. Они считали, что Бог следит за каждым
