Времени нет - Рустем Халил
Преподавательница напряглась.
— Думаете, это нужно?
— Чтобы сохранить его голос, не обязательно оставлять прежнее название станции. Пусть Петровку переименуют, но только ее название и перечитают. Голос Николая и дальше будет звучать на остальных станциях метро, а пассажиры будут знать его историю. И как знать, может, эта история переживет нас обоих.
Наталья Владимировна кивнула.
— В конце концов он был актером, — сказала она.
Официальную страницу президента в социальных сетях заполняла пресс-служба, но доступ к ней был и на телефоне президента. Он мог сам выйти в прямой эфир и рассказать эту историю подписчикам.
И президент сделал то, что и должен был сделать благодарный ученик: накрыл ладонь Натальи Владимировны своей.
— Нам нужно выйти наверх, здесь плохой интернет, — сказал он.
4.10
Через час, возвращаясь со встречи с Леонидом Мостовым, Эдем хлопнул водителя по плечу и велел сменить маршрут. Вместо Администрации президента вереница машин двинулась на Подол.
Рука нащупала в кармане пиджака что-то квадратное, и Эдем вспомнил, что носит с собой обломок зеркала. Он поднял перегородку между собой и водителем.
— Саатчи, — позвал. — Саатчи, явись хотя бы на минуту.
Но в зеркале он видел только седого мужчину с впалыми щеками.
Эдем провел Наталью Владимировну домой, из-за чего опоздал к антикоррупционному прокурору, но объяснять причину задержки ему не пришлось. Зайдя в ресторан и пережив в первые секунды спазм желудка от тамошних ароматов, он увидел, что Леонид Мостовой обмакивает кусок лепешки в блюдце с хумусом и читает на экране телефона трогательную историю о матери и сыне, изложенной президентом. Они договорились встретиться в ресторанчике под названием Мусафир: здесь можно было не только открыть для себя блюда крымскотатарской кухни, но и забронировать скрытую от посторонних глаз комнату. Выходить отсюда им тоже придется раздельно.
Мостовой закончил с любезностями первым, когда они взялись за пачку — жирный суп из бараньей головы и ножек. И заговорил прокурор не о своем назначении, а о судьбе своего друга — министра обороны Тимофея Ридчука. Выливая в суп мисочку с чесноком и уксусом, Мостовой рассказал, как Ридчук однажды отвлек на себя огонь врага, чтобы дать возможность вытащить раненых в безопасное место. Эдем знал эту историю и знал, что Мостовой замолчал немаловажную деталь: одним из этих раненых бойцов был он сам.
По мостовой застучала машина, но выбить из Эдема дурные мысли она не могла.
На второе они заказали янтики, потому что Эдем заверил Мостового, что это лучшее изобретение человечества с тех пор, как придумали соединить фарш с тестом. Мостовой надкусил янтик по центру и согласился. А потом пошел в атаку, которой Эдем от него не ожидал, — и была эта кавалерийская атака.
Желание президента в конце своей каденции официально утвердить антикоррупционного прокурора, лишив его позорной приставки «и.о.», Мостовой не считал проявлением доброй воли. По его мнению, таким образом глава государства, теряя власть, надеялся в дальнейшем избежать преследования Антикоррупционной прокуратуры. И эти надежды напрасны.
Это можно было предположить, невозможно было предусмотреть другое: Мостовой заявил, что он сам не готов продолжать свою деятельность, если президент не обновит кадровый состав судей, — мол, какой смысл ловить коррупционера, если он потом сговорится с судьей. Это было так же нагло, если бы утопленник остановил спасателя с кругом требованием сначала подготовить ему сухую одежду и горячий чай, а уже потом вытаскивать его из воды.
«Сейчас по стране вакантные должности восемьдесят трех судей, чтобы их заполнить, достаточно вашего указа, — сказал Мостовой. — Несколько месяцев комиссия из представителей Антикоррупционной прокуратуры, правозащитных организаций и рекомендованных нашими зарубежными партнерами независимых экспертов подбирала на эти должности достойные кандидатуры. Оставьте после себя хорошее наследство — восемьдесят трех честных судей».
И прокурор протянул президенту бумажку с фамилиями.
Эдем его взял — слишком уж ему было интересно. Работа комиссии не была тайной, а вот ее итоги не сообщалось. Мостовой принялся объяснять, но Эдем и так понял, что прокурор не лжет — некоторых юристов из списка он знал, и все они были достойными людьми. Все кроме одного.
Эдем споткнулся о свое имя, и в ушах забили литавры. Почему комиссия решила, что из него вышел бы хороший судья. Это из Эдема, юриста-неудачника, которому не удалось в жизни выиграть ни одного громкого процесса? Как они вообще о нем узнали?
«Кандидатуру нужно заменить, — он подчеркнул свое имя ногтем. — Человек тяжело болен и вряд ли доживет до получения судейской мантии».
Мостовой даже не взглянул в список — ему было не важно, о ком говорит президент.
"Никаких изменений", — возразил он.
«Но это глупо».
«Список в ваших руках — результат длительного труда целой команды. Я не могу никого здесь менять по собственному желанию. Это просто невозможно».
Теперь, сидя в машине, Эдем представлял себе, какая судьба могла бы его ждать, если бы он просто мог жить. Если бы его талант и стремление, наконец, были достойно применены. Если бы он мог защищать закон по ту сторону стола. Если бы наконец от него зависело, появится ли в храме правая богиня правосудия…
— Останови у входа, — велел Эдем водителю.
Кавалькада затормозила круг окрашенного белого здания со столетней историей. Охранники сразу же выбежали из машин сопровождения и заняли периметр. Нет, не так хотел бы появиться Эдем в месте, которое столь многое для него означало.
Он приходил сюда в минуты неуверенности и сомнений — чтобы уйти от миражей повседневной жизни, чтобы напомнить себе о важном. Садился на одну из скамеек во внутреннем дворе и вспоминал те простые истины, которые в юности впитывал в этих стенах.
Эдем посещал это место с разной частотой. Иногда раз в год, иногда дважды в месяц. Но с тех пор, как узнал смертельную болезнь, он не был во внутреннем дворе юридического факультета. Но знал, что однажды придет сюда, чтобы вспомнить в последний раз — и попрощаться с самыми счастливыми годами своей жизни. Однако он, конечно, не мог предположить, что произойдет
