Скотт Линч - Республика воров
В бильярдную вошел лакей, что-то прошептал на ухо своему господину и удалился. Локк мысленно начал считать до десяти.
Булидаци, ошеломленно поглядев на Локка, произнес:
– Простите, я только что сообразил… Боталлио – это же одно из Пяти Великих семейств Каморра.
– Разумеется, – подтвердила Сабета.
– Но… на вашей визитной карточке значится остров Зантара, а не Пять башен, – недоуменно сказал Булидаци.
– Ах, я обожаю деда, – улыбнулась Сабета. – Но девушке моего возраста приятнее жить в отдельном особняке…
– А дед ваш… – начал Булидаци.
– Дон Энрико Боталлио.
– Граф Черного Копья? – неуверенно уточнил Булидаци.
– Отец Верены – старший сын графа, – пояснил Локк. – А я – отпрыск младшего сына.
– О вашем отце я наслышан, Лукацо. Надеюсь, он в добром здравии? – осведомился барон, очевидно заранее приказавший лакею отыскать сведения о каморрских титулованных особах.
Локк, мысленно поблагодарив Сабету за предусмотрительность, горестно вздохнул и с натянутой улыбкой произнес:
– Увы, он скончался несколько лет тому назад.
– Примите мои соболезнования, – сочувственно заявил Булидаци. – Возможно, я его с кем-то спутал. Но почему вы сразу не назвали…
– Ах, благородный друг, – произнесла Сабета на превосходном старотеринском, – безусловно, в Каморре имя графа Черного Копья открывает все двери, но правила приличия не позволяют нам пользоваться им здесь, в Эспаре, при первом же знакомстве… Неужели вы считаете, что наши манеры так вульгарны…
– Нет, что вы! – воскликнул Булидаци, с явным усилием переходя на старотеринский, – ему, как и любому отпрыску благородного семейства, с юных лет пришлось постигать нелегкую науку склонений и спряжений. – Ваше поведение безупречно! Умоляю, простите меня! Я ни в коем случае не…
– Увы, это мы должны извиняться за свое появление в таком виде, – возразил Локк, переходя на теринский. – Ваши подозрения вполне объяснимы, но, к сожалению, обстоятельства вынуждают нас…
– Ах, как я счастлив, что вы меня поняли! – Булидаци кликнул слугу: – Тимон!
Лакей, должно быть ожидавший за дверью, вошел в бильярдную.
– Тимон, принесите кресла для гостей, – распорядился барон.
– Будет исполнено, милорд, – с поклоном ответил лакей; холодность слетела с его лица, как шляпа с головы.
– Надеюсь, вы не возражаете, если мы останемся в бильярдной? – осведомился Булидаци. – Мои родители… Увы, еще и года не прошло, как… Я до сих пор с трудом называю дом своим…
– Ах, барон Булидаци, я вас очень хорошо понимаю, – вздохнул Локк. – В наследство достаются не только стены, но и воспоминания. В отцовской библиотеке я много месяцев ни к чему притронуться не мог…
– Наверное, к вам принято обращаться дон и донья Боталлио?
– Только если вы хотите к нам подольститься, – усмехнулся Локк.
– Видите ли, пока жив дед, доном следует именовать моего отца, прямого наследника, – пояснила Сабета. – Мы с кузеном пока довольствуемся скромным титулом досточтимых.
Тимон и еще два лакея внесли три кресла с высокими спинками и расставили их у бильярдного стола.
Судя по всему, Булидаци вполне поверил в то, что принимает у себя титулованных особ, но у Локка все еще замирало сердце от ужаса и восхищения. Подумать только, они с Сабетой обвели вокруг пальца не лавочника, не стражника и не чиновника, а настоящего вельможу, который с легкостью мог отправить их в тюрьму, а то и на виселицу! Цеппи был прав – Благородные Канальи действительно не осознавали, какую свободу действий обрели за годы своего ученичества.
Однако же для пущей достоверности не мешало подкрепить созданное впечатление.
– О всевышние боги! – воскликнул Локк. – Проклятая рассеянность меня когда-нибудь погубит! Барон Булидаци, я совсем забыл об эспарском обычае вознаграждать прислугу за… – Он вытащил из кармана кошелек, шагнул вслед за уходящими лакеями и, споткнувшись, повалился на бильярдный стол.
Золотые и серебряные монеты со звоном раскатились по зеленому сукну.
– Вы не ушиблись? – обеспокоенно спросил Булидаци, бросившись на помощь Локку.
Цель была достигнута: груда денег произвела на барона должное впечатление.
– Нет-нет, все в порядке. – Локк сгреб монеты со стола. – Я не только рассеян, но и неуклюж… В нашем роду вся грация и ум достались Верене. Простите, я вам партию сбил…
– Да я со скуки в одиночестве шары гонял… – признался Булидаци, усаживая Сабету в кресло. – А вознаграждение прислуга получает только в праздники, на особой церемонии в храме.
– Ах вот как! – Локк с облегчением перевел дух: даже с самой мелкой монеткой расставаться не хотелось, но у барона должно было создаться впечатление, что его новые знакомцы – люди состоятельные и нисколько не стеснены в средствах.
– Наверное, вам не терпится узнать причину нашего визита, – заметила Сабета.
– О да, – кивнул барон. – Однако же, ежели обращение «донья Боталлио» грешит против этикета, молю вас, скажите, как мне следует вас называть?
– Очень просто… – Сабета обворожительно улыбнулась. – Зовите меня Вереной.
От ее улыбки у Локка перехватило дыхание, будто от удара в грудь тяжелым сапогом.
– В таком случае, Верена… – начал барон, – прошу вас, зовите меня Дженнаро. Барон Булидаци звучит так напыщенно.
– С превеликим удовольствием, – ответила Сабета.
– Дженнаро, нам хотелось бы поговорить о человеке по имени Джасмер Монкрейн, – заявил Локк.
– Что?!
– Если уж говорить начистоту, то мы просим вас отозвать жалобу из суда, – пояснила Сабета.
– Вы хотите, чтобы я его простил?!
– Только для виду, – вкрадчиво заметила она.
– Этот ничтожный тип осмелился поднять на меня руку! – возмущенно воскликнул Булидаци. – При свидетелях! Он дал мне пощечину тыльной стороной ладони! Согласитесь, подобный дерзкий поступок повсеместно, а тем более в Каморре, сочтут тяжким оскорблением чести и достоинства.
– Если б не было чрезвычайно веских причин проявить малую толику милосердия, – добавил Локк, – я бы от этого наглеца мокрого места не оставил. И пошел бы с вами в суд исключительно ради удовольствия выслушать приговор. Увы, обстоятельства вынуждают нас…
– Видите ли, мы с Монкрейном знакомы, – сказала Сабета. – Мы навестили его в Плакучей Башне…
– Зачем?!
– Прошу вас, не перебивайте… – Сабета вздохнула. – Очевидно, что он совершеннейший глупец, но обсуждать примечательные черты его характера не имеет смысла – у Монкрейна их попросту нет. Мы взываем к вашему милосердию, но не из возвышенных, а из весьма приземленных побуждений. Позвольте предложить вам взаимовыгодную сделку.
– О какой выгоде может идти речь, если вы предлагаете мне покрыть себя неизгладимым позором на глазах всего города?
– Позвольте полюбопытствовать, вы действительно хотели стать покровителем труппы Монкрейна и выплатить его долги? – спросил Локк.
– Да, хотел, – ответил барон. – Еще как хотел… пока он на меня не набросился.
– А зачем вам труппа?
– Матушка театр обожала, особенно труппу Монкрейна. И я в детстве ни одного представления не пропускал. У Монкрейна всегда самые интересные постановки… были когда-то.
– И вы мечтали стать покровителем труппы?
– Понимаете, фамильное состояние в сокровищнице пылится, на капитал немалые проценты нарастают, хотелось бы деньги с пользой применить. К примеру, я помог бы Монкрейну с долгами расплатиться, все бы наладил… В общем, связал бы имя своего славного рода с прославленной труппой… – вздохнул Булидаци. – А вам-то зачем Монкрейн понадобился?
– Видите ли, я заручилась его приглашением, – пояснила Сабета. – Дело в том, что у меня есть некоторая склонность к… Ох, говорить о себе так неловко! Лукацо, будь так любезен…
– Да-да, конечно, – кивнул Локк. – Понимаете, Дженнаро, моя милая кузина, как и вы, обожает театр и в Каморре ни одного представления не пропускает. Дед для нее часто труппы приглашал. Но самая заветная мечта Верены – стать актрисой. Выступать на сцене. Разумеется, правила приличия этого не допускают.
– В Каморре наследники знатных родов вольны заниматься чем угодно – алхимией, садоводством, живописью, банковской деятельностью, – вздохнула Сабета. – Никто бы и глазом не моргнул, если бы я воевать отправилась. Но стать театральной актрисой мне никто не позволит…
– Мало того, объявят изгоем и наследства лишат, – добавил Локк. – Дед наш стар, после него мой дядюшка наследует, отец Верены, а уж затем и она…
– Графиня Черного Копья… – задумчиво сказал Булидаци.
– Ну, сохранится ли за нами право владения башней, зависит от герцога, ведь, строго говоря, Пять башен принадлежат ему, – пояснила Сабета. – А вот земельными угодьями целиком и полностью владеет наша семья, так что, даже если почетный титул отзовут, я останусь графиней, но жить буду в родовом поместье.
