Чувство ежа - Татьяна Юрьевна Богатырева
– Но зачем тебе сейчас-то уходить из школы? Все равно надо окончить десятый и одиннадцатый. В конце концов, переведись к ведьмам, у них как раз биология, химия и прочая научная хрень.
Витек покачал головой.
– Как раз ненаучная хрень. Ты ж помнишь Эльвирин урок? Мне для вступительных нормальная химия нужна, а не это… воздействие серебряной иголочки на заднюю чакру. Переведусь в нормальную школу, сдам экстерном, летом поступлю.
Дон кивнул. Подход Витька ему нравился: решил – делай, а не рассусоливай.
– Ты, главное, не теряйся. Школа школой…
Витек сглотнул и кивнул.
– Ага.
Может, он и еще что-нибудь сказал бы, но в этот момент распахнулась дверь и в «Магнолию» ввалились улыбающиеся до ушей Ариец и Кир. Улыбаться-то они улыбались, но на Витька смотрели тревожно, а на Дона – вопросительно. Дон им помахал: не о чем, мол, беспокоиться. Кажется, и впрямь успокоил. Ариец просиял и пошел заказывать еще чаю, кофе и пирожков, Кир увел от соседнего пустого столика пару стульев и втиснул свой аккурат между Витьком и Доном.
А вот Ромка, вошедший последним, и не думал улыбаться. Или изображать бурную деятельность. Изображал он скорее горько и несправедливо обиженного.
Отвести в сторонку и расспросить, что ли?
Расспрашивать не пришлось, Ромка по примеру Кира уселся рядом и рассказал все сам. А Дону опять захотелось настучать ему по голове, чтобы поставить Великому Режиссеру мозги на место.
Оказалось, что Филька забраковала Марата, велела не дурить и оставить Морену, а до кучи взять на роль Мальволио Маринку, а сэром Тоби – Янку. Лизке досталась роль сэра Эндрю, чему она несказанно радовалась. А вот концепция мужского театра пошла в болото, и, судя по Ромкиной обиженной морде, винил он в этом Дона, который не понял, не предотвратил и вообще непонятно куда сбежал.
Детский сад, ясельная группа!
Но ругаться сейчас еще и с Ромкой сил не было никаких. Достали. Тем более после Витька эти его Ужасные Проблемы выглядели возней в песочнице.
Морена, правда, попыталась его утешить, мол, все круто – зашибись, мальчики за девочек, девочки за мальчиков, такая концепция Шекспиру и не снилась! Ромка в ответ буркнул что-то неласковое, вроде «тебя не спросили», и заработал тычок в ребра от Арийца – вроде бы и шутливый, но болезненный.
– Умерь пафос, Станиславский, – поддержал Арийца Дон. – И смотри нос о потолок не занози, распухнет – в дверь не пролезет.
Ромка мгновение подумал, не обидеться ли ему еще сильнее, но решил не перебарщивать. Рассмеялся и пообещал носить с собой лед на такой случай. А потом принялся как ни в чем не бывало рассказывать, как смешно Маринка перепутала слова…
Минут через пять Дону это дело надоело, да и не только ему.
– Хорош байки травить. Мы вообще-то не ради анекдотов собрались. Если кто вдруг забыл, у нас еще Поц не пойман. А мы с этим Посвящением целых три дежурства пропустили.
Ребята притихли, переглянулись – и Кир словно невзначай спросил Витька:
– Ты в какой день дежурить будешь?
Витек замялся, посмотрел на Дона, потом на Морену, того, что искал, – не нашел и опустил глаза:
– Я же в мед ухожу… – замялся, словно ждал чего-то; поднял глаза и недоверчиво продолжил: – Не знаю пока, что там с расписанием на подготовительных. Но в воскресенье точно смогу!
– Пошли тогда, что ли, разведаем дислокацию, боец медфронта. – Кир хлопнул его по плечу. – Может, сегодня все и сходим?
Дон поддержал идею. Сегодня не стоило оставлять Витька одного, да и ему самому пока не слишком-то хотелось оставаться в одиночестве, потому что тогда придется думать всякие неприятные мысли. Лучше пусть все утрясется в компании.
А Витек оглядел всех, и взгляд у него был смущенный и виноватый, но при этом такой недоверчиво-радостный, словно ему только что Дед Мороз личный самолет подарил. Неуверенно улыбнулся.
И Дон снова поверил, что они – Семья и что все в Семье будет хорошо.
Нелирическое отступление номер три
Сто десять… сто одиннадцать… Сто двена…
Нет. Не подтянется он больше. Руки дрожат и болит все – жуть как! Еще и музон этот дебильный по ушам бьет. Эх, был бы тут Костян!
Он как подойдет, как гаркнет: «Не расслабляться, боец!» – сразу легчает. Как это, второе дыхание открывается. И даже пить не хочется. Сто двена…
– Не расслабляться, боец, – выдохнул Миша сквозь зубы.
Полегчало.
Сто тринадцать, сто четырнадцать, сто пятнад… цать… все, хорош!
Он свалился с перекладины кулем, тоскливо оглядел комнату – все такое светлое, просторное, дорогое и неуютное, что хоть рекламу снимай. Только Миша с перекошенной мордой и в мокрой от пота майке в эту рекламу не впишется, как ни впихивай.
Нет, своя комната – это клево, кто бы спорил! И даже не комната, целая квартира, с евроремонтом там всяким, панорамным окном, плазмой на полстены и даже с камином. Газовым, правда, но какая разница? А у камина даже шкура лежит. Пятнистая. Может и искусственная, в шкурах Миша не разбирался. Ходить по ней приятно, валяться, а это самое главное и есть.
И холодильник едой забит. И бар есть, со всяким-разным бухлом. Пей не хочу.
Нет уж, мы лучше минералочки. Для здоровья однозначно полезней!
Щас мы глоточек-другой и стройными рядами на уборку территории. Как там брательник говорил? Плац не драен, крапива не крашена…
А потом – учиться. Учиться, учиться, а то совсем мозги плесенью зарастут от этих стрелялок и каминов со шкурами! Подумаешь, учебников нет! А комп с Интернетом на что? В Интернете все есть, даже учебники, как Эльвира дает. Семьдесят второго года издания. Древность, конечно, замшелая, зато все понятно объясняется. Ну почти все. А если что непонятно, так можно после уроков к Твердохлебову пойти, он все разъяснит, а еще и кучу баек из своей жизни расскажет. Вроде как учителя так делать не должны, зато после твердохлебовских баек любая научная бредятина ясной и понятной становится.
Становилась то есть. А больше не станет. Все, нету больше Мишани для Твердохлебова, помер зяблик. И для Арийца-предателя нету. И для Маринки. И для
