Чувство ежа - Татьяна Юрьевна Богатырева
– Пошли-ка, поговорим.
Маринка зашипела как чайник. Вырвала руку.
– Да пошел ты со своими разговорами знаешь куда? Козел!
И вот тут Дон впервые применил к женщине силу. Подумал даже, что потом ему будет стыдно, но как-то совсем отвлеченно подумал, и эта мысль ему ничуть не помешала ухватить Маринку поперек живота и оттащить ее в «шваберную» рядом с женским туалетом. Маринка, видимо, настолько обалдела – привыкла к галантному рыцарю, – что даже не сопротивлялась.
Там, прислонив ее к стенке между швабрами и старинным пылесосом, Дон совершенно ровным тоном потребовал:
– А теперь внятно и без истерики выкладывай, что случилось.
Зря он про истерику сказал. Не надо было подавать Маринке идею!
Вместо спокойного и внятного объяснения Маринка завизжала как резаная. При этом размахивала руками и норовила то ли дать Дону оплеуху, то ли выцарапать глаза, то ли то и другое одновременно. Внятно в ее воплях прозвучало только одно слово, от которого у Дона волосы дыбом встали.
Он-то, дурак, думал, не залетела ли она, хотя последний раз у них было в начале июня, перед тем как Маринка укатила загорать в Турцию… уж лучше бы залет!
А не гонорея.
Дон так от этого известия обалдел, что не сразу понял – почему-то в гонорее обвиняют его! То есть она непонятно с кем там в своей Турции трахалась, подцепила гадость, а виноват он!
– Совсем спятила? Нет у меня ничего!
Маринка презрительно фыркнула.
– Нет у него ничего, ага, как же! Думаешь, я не видела, как вы там все на таблицу смотрели? И ты, и этот твой! Твоя! Оно, короче!
От возмущения Дон на миг впал в замешательство. А потом высказал ей все, что думает о дурах, которые не знают симптомов, не умеют пользоваться Гуглом, и голова им дана только для того, чтобы есть! А Маринка проорала ему в лицо, что он – козел, трус, неудачник и вообще никто, и правильно ей родители говорили об него не мараться!
Целую секунду, прооравшись, они глядели друг на друга в упор. И, видимо, что-то Маринка разглядела в Доне такое, что испугалась. Отвела глаза, выскользнула из каморки со швабрами – и только каблуки процокали. Быстро.
А Дон с размаху влепил в стену кулаком. Не то чтобы представлял на этом месте Маринку, нет. Поднимать руку на женщину – трусость и низость. Просто очень хотелось кого-нибудь убить. Неважно кого. Может быть, Маринкиного папашу-сноба. А может быть – Фильку, интриганку и врунью. Все они одинаковые, и Филька, и Маринка, и Морена. Врут, истерят, ни слова в простоте! Ни слова правды!
За что ему это?!
Нет уж, хватит с него! Чтобы он еще раз?.. да ни за что!
Глава 22,
На третьей паре никаких чудес, по счастью, не было. Честно говоря, Дон даже не смог бы с уверенностью сказать, на каком предмете отсидел полтора часа, полностью отключившись от реального мира. Вроде бы была физика… а может, математика… или вообще история Петербурга… Судя по тому, что попрощался с ними после пары господин Дорф, – скорее последнее. Оставалось только отбыть литературу, то есть репетицию Шекспира. Идти туда не хотелось смертельно, так что Дон сначала зарулил в буфет, не торопясь съел пиццу и только минут через пять после звонка дошел до актового зала. Открыл дверь, поймал обиженный Ромкин взгляд – и в который уже за сегодня раз понял, что ничего не понимает.
На сцене торчал Марат и, глядя в бумажку с текстом, нудно и равнодушно обещал Арийцу, то есть Оливии, поставить шалаш у его порога. А потом заставить холмы повторять его имя.
Ариец, тоже с бумажкой, маялся рядом и, вместо того чтобы слушать Марата или хотя бы режиссера, виновато смотрел в зал. На Морену. А та старательно делала вид, что все это к ней никаким образом не относится.
Да что за бред?! Совсем, что ли, Ромка сдурел на этих болотах?!
Ну какой из Марата Цезарио, умолчим уже о Виоле?!
Кира, что ли, спросить? Он-то никогда не опаздывает. Если б еще не сидел рядом с Мореной… тьфу ты, да какая разница, где Кир сидит! Совсем уже обалдел с этими девчонками!
Сел рядом с Киром, и даже спросить ничего не успел. Кир тут же шепотом пояснил:
– Виола с Арийцем пошли на сцену, а Ромка сказал, что в спектакле только парни, он из-за чьих-то проблем концепцию менять не будет. Ну и велел Марату готовиться.
– Бред. – Дон нахмурился. – Собачий.
– Ариец ему то же самое сказал. И я тоже, и Витек. Только он не слушает. Концепция – и все тут.
– Точно мухоморов объелся, – буркнул Дон и, дождавшись паузы, добавил во весь голос: – Господин режиссер, можно вас на пару слов?
Ромка разулыбался, махнул Марату с Арийцем, продолжайте, мол, и спрыгнул со сцены. Подошел вроде и неспешно, но как-то искусственно неспешно, как будто изо всех сил сдерживался, чтобы – не бегом.
Плюхнулся рядом.
– Здорово же, да? Марат с Арийцем шикарно смотрятся!
У Дона чуть челюсть не отпала. Шикарно, да! Самодеятельность олигофренов на выезде! Мало того, что самодеятельность – это же раскол Семьи! Сейчас Ромка выгонит из спектакля Морену, потом Морену затравят – и прощай, нормальный класс. Нет, Ромка точно сдурел, не понимает очевидных вещей!
– Твоя сцена следующая! Ты готовься!
С трудом сдержавшись, чтобы не постучать по глупой Ромкиной голове, Дон все же сделал попытку его вразумить:
– Ром, Марат не годится на роль Виолы. Верни на место Морену. Это ее роль.
Ромка захлопал глазами.
– Да ты что! Решили же, шекспировский театр, только парни! А она… оно… Нет, Дон, ну нет, глупость это. Ну не хочешь Марата, давай еще кого посмотрим. В крайнем случае сам сыграю, совмещу!
– Ты в роли Виолы?! Не пори чушь. Ни ты, ни Марат. Виолу должна играть Виола. Иначе это получится дешевый балаган, а не шекспировский театр.
Ромка глянул так, словно Дон его ударил.
– Вот если я ее возьму, тогда и будет балаган! Оливия – парень, а Цезарио – девчонка? Тогда надо совсем все перекраивать, девчонок на остальные роли набирать, а у нас времени нет! Ну, Дон, нельзя же вот все ломать из-за чьих-то