Москва и мертвичи - Андрей Поляков
– Замерзла, – пожаловалась Агафья.
Тогда Барченко ее обнял и начал растирать ей плечи. Она не сопротивлялась. В какой-то момент он остановился и пристально посмотрел на нее. Ей показалось, что сейчас он притянет ее и поцелует, и кажется, он даже начал это делать, когда вдруг крикнул:
– Гоблин!
– Что?
– Да сзади!
Она резко обернулась. Маленькое мерзкое зеленое существо уже подкрадывалось к сумке Игнатовой, видимо, желая вытащить телефон или кошелек. Гоблин очень удивился, когда ему дали с размаху по тянущимся рукам. С шипением и какой-то скороговоркой на английском воришка ретировался в ближайшую подворотню.
Агафья засмеялась.
– Что он там сказал?
– No offence, mate. Без обид, приятель. Очень по-английски.
Они поняли, что уже совсем поздно и на улице они одни. Холод от реки становился нестерпимым, но рядом горела вывеска подземки, метро еще работало. Решили вернуться в отель.
На входе в гостиницу Агафья заметила, что неподалеку на улице терся еще один гоблин, да сколько же их тут! Она крепче прижала сумку.
В лобби они с Димой несколько неловко пожелали друг другу спокойной ночи, и Игнатова рухнула спать.
* * *
Но сон не шел. Агафья ворочалась с одного бока на другой, со спины на живот, вставала раз за разом умыться и прополоскать рот. Спать под одеялом было жарко, а без одеяла холодно. Комната без окон давила, казалось, было душно, несмотря на работающий кондиционер. Будто бы в помещении летали мухи или комары, она чувствовала, что на нее кто-то садится, бегает по ней, покусывает, она била руками по голым частям тела, пытаясь поймать невидимую мошкару.
Это все, конечно, были нервы. Она не могла заснуть от эмоций, вызванных неоднозначным эпизодом у реки, не могла отделаться от напряжения из-за предстоящей им охоты на Мечникова, не могла избавиться от мыслей и воспоминаний обо всех, кого она потеряла.
Который год проблемы со сном. То кошмары, то бессонница. Кошмары иногда казались даже предпочтительней, ведь когда была бессонница, она рано или поздно возвращалась мыслями к эпизоду, изменившему ее жизнь.
«Ты все, ты, знаю. Знаю, ты Сережу в могилу свела, дочку мою украла. Зло в тебе какое-то есть, чувствую».
Детство кончилось как-то в один момент. Все было хорошо, и выходные с лошадками и папой в Битце, а потом перестало быть хорошо. Ей тогда надоела опека родителей, она начала испытывать комплексы по поводу внешности – то ноги казались недостаточно длинными, то нос недостаточно тонким, то волосы натурального цвета дурацкими. Она подстригла и покрасила их, тогда мать дала ей подзатыльник, а она обругала ее в ответ. У отца начались какие-то проблемы на работе, он вечно ходил нервный, взвинченный, невыспавшийся, с синяками под глазами.
Она стала убегать из дома без спроса, проводить время в компании парней постарше. Родители запрещали это делать, но она все равно убегала, пела наивные песни под гитару, давилась дымом и пила дешевый алкоголь. Отец просил по-хорошему приходить пораньше, беречь себя, но она не слушала.
Как-то раз она опять поздно пришла и обнаружила у подъезда отца, окруженного несколькими страшного вида людьми в кожанках. Говорил кто-то высокий и лысый. Еще издалека она услышала, что разговор идет про деньги. С отца требовали крупную сумму, говорили на повышенных тонах.
Она не знала, как ей быть. Звать полицию? Не навредит ли отцу? Исчезнуть и никак не помочь отцу? Но она же не может его бросить. Окликнуть и спугнуть их, не станут же они при дочери ничего делать? В конце концов, должна у них быть какая-то бандитская этика? Неизвестно. Проскользнуть мимо них в подъезд? Заметят.
– Папа, все в порядке? – решилась она.
Отец в ужасе посмотрел в сторону Агафьи.
– О! А вот и гарантийное обеспечение! Кажется, мы знаем, как решить проблему твоего долга, Сережа. Взять! – скомандовал лысый.
– Беги, дочка, беги, – крикнул отец, но ему моментально дали под дых, и он сложился пополам на асфальт.
Агафья побежала, но пара здоровых быков моментально сбили ее с ног и потащили в припаркованный неподалеку джип. Она визжала, волоча ногами по асфальту и колотя похитителей своими слабыми кулачками. Кричала от ужаса, звала папу. Внезапно раздался оглушительный гром, она увидела, что лысый, стоявший около отца, как-то странно заваливается, а другой бандит бежит к отцу с чем-то блестящим в руке… Тащившие ее на секунду остановились, потеряли хватку, и она вырвалась, побежала куда глаза глядят от дома.
Мать же не сразу такой стала. Той ночью она нашла отца с двумя ножевыми у подъезда, сказали, конфликт хозяйствующих субъектов. Следующие дни была какая-то очень спокойная, временами только нервно улыбалась. На похоронах отца Агафья у гроба целовала его в лоб, а мать улыбалась. Брат бросил учебу и ходил за закладками, а мать улыбалась.
Она миллионы раз задавалась вопросом, могло ли все сложиться иначе, не окликни она тогда папу. Может, не было бы двух смертей, Академии комитета и всей этой потусторонней жути? Она не знала.
Но она не виновата, она не специально, так сложилось. В ней не было зла. Она не виновата!
Глава X. Дым отечества
Спасло пиво и то, что мне дали номер с окном. Агата возмущалась, что ее поселили в комнату без окна, а мне дали с окном, но поменяться отказалась, наверное, из гордости. Не то чтобы это было окно, которым можно гордиться, – узенькое, по ненавистной мне отельной моде с неоткрывающейся фрамугой, крохотным подоконником.
Ночью крафтовое пиво из-под моста дало о себе знать, и я поплелся в туалет. Щурясь от ночной лампы и пытаясь попасть в цель, я вспомнил сцену у реки и снова испытал стыд. От своей нерешительности, вроде взрослый же мужик, оттого, что это казалось мне какой-то изменой Лере, от неловкого молчания в вагоне и не менее неловкого «спокойной ночи» в лобби. Мысли меня немного расшевелили, и на обратном пути в кровать я решил посмотреть в мое скромное окно, чем живет ночной Лондон.
Это и спасло нас.
Там, на улице, я увидел, как у ближайшей стены стоят четверо. Первый высокий, в кожаном плаще и с острыми ушами. Второй с телом
