Хранитель лабиринта и пленница белой комнаты - Владислав Чернилевский
– Соберись! – прошептал я себе, после чего пустился вдогонку за проводником.
Рене свернул в очередной проход. Чтобы не отстать, я нырнул за ним. Чудовищная картина, открывшаяся передо мной, парализовала мои конечности.
Большая комната из красного кирпича. Крестовые своды, освещенные дьявольским голубым пламенем, танцующим в камине. Пол, усеянный костями. Глухой плач заставил меня повернуть голову влево и увидеть голых людей, подвешенных вниз головой за крючья. Напротив меня в центре железной комнаты стояло уродливое толстое существо в черном фартуке – мясник. Он не обращал на нас никакого внимания, занимаясь совершенно другим делом. На столе перед ним лежал живой человек, с которого мясник уже снял всю одежду. Толстяк подошел к кострищу и взял стоявшее рядом с огнем железное ведро с кипящей водой. А затем он вылил эту воду на человеческое тело. Комнату наполнил смешавшийся с плачем крик. Я отвернулся, пригнулся к земле и закашлял.
– Посмотрел? – спросил Рене. – Теперь идем.
– Мы должны… – произнес я.
– Нет, не должны, – в голосе Рене звучал металл.
– Он их всех убьет! – не соглашался я.
– Они и так уже умерли! Если ты этого еще не понял, то мы в Аду.
Я посмотрел на мясника, уже державшего тесак в руке. Я столько лет проходил мимо зла и теперь не мог позволить себе просто взять и уйти. Рука выхватила меч из ножен. Рене не стал меня останавливать.
Я подбежал к мяснику и со всей силы нанес рубящий удар по плечу. Клинок завяз в слое сала. Из раны заструился оранжевый дым, словно янтарная кровь толстяка загорелась в воздухе. Я растерялся и замешкал. В мою грудь впечатался локоть, который отбросил меня на пару метров к стенке. В спине что-то хрустнуло, но руки удержали оружие. Пока я летел, обрюзгшая тварь успела развернуться и уже неслась на меня с разделочным ножом! Как с таким жиром она вообще могла бегать!
Я сделал так, как меня учил Меркурий: спарировал атаку врага, сделал шаг в сторону и ударил по задней стороне колена. Только не ногой, а кончиком меча. Мясник рухнул на руки. Мой меч упал на его шею. А затем еще и еще. Только с четвертой попытки я переломил хребет твари, и мерзкая туша свалилась на пол.
Я облегченно вздохнул. Если я завалил такое чудовище, то я был не так уж и слаб. С гордостью я посмотрел на Рене, которому было все равно. Я фыркнул и подошел к висящим на крючьях людям. Пододвинув к ним стул, я начал снимать пленников с виселиц. Потревоженные раны отзывались криками в груди жертв, а у меня не хватало сил освободить их быстро.
– Поможешь? – попросил я Рене о помощи.
Он промолчал. Я разозлился. Я все понял: Тень ушедшего война был тем же чудовищем, тем же порождением Лабиринта, что и тварь, которую я только что убил. Напрасно я ждал в мертвеце сострадания! Да что сострадания! В нем вообще не было человечности. Меньше часа назад он хотел меня съесть, как каннибал. Я ошибся, когда оставил ему жизнь.
Я снял людей с крюков сам. Спасенные рассыпались благодарностями за свое избавление, трогали мои ступни руками, а одна бабушка поднялась на изувеченные ноги, только чтобы дотянуться до моего лица и расцеловать в щеки. Как только старушка это сделала, она упала обратно на пол, не в силах дольше терпеть боль свежих ран.
Я посмотрел гордым и осуждающим взглядом на Рене. Впервые за свою жизнь я совершил стоящий поступок. Я не мог понять того равнодушия, того скептического взгляда и чувства жалости, изливаемых им на меня.
А потом я посмотрел на пол. Там, где лежало тело мясника, пол наполнило яркой оранжевой жидкостью. Словно живая, она растекалась невиданными узорами по полу, смешивая и закручивая между собой темные и светлые потоки янтарной эссенции, лившейся из ран убитого толстяка. В ее волнистых узорах можно было разглядеть еле уловимые, размытые образы людей, моря, каких-то событий, словно в янтаре запечатлелась память погибшего человека. И вдруг внутрь этих воспоминаний окунулась рука – бабушка, та самая, что целовала мои щеки, пригнулась к полу и начала слизывать с него янтарную кровь. Ее пытался оттолкнуть мужчина, который так же, как и старуха, лакал оранжевую жидкость и считал, что она принадлежит только ему. Мои веки и зубы сжались от рухнувшего в пропасть чувства радости…
– Помог? Теперь идем, – услышал я сквозь темноту разума голос Рене. – Когда я гулял здесь последний раз, тут как минимум жило трое мясников. Я бы предпочел разойтись с ними разными дорогами.
ГЛАВА 6. ЖЕРТВА
Меня несло по кровавым коридорам прочь от проклятого места. Вырваться на Поверхность, туда, где ярко светит солнце, где нет этой смертной пустоты – обволакивающей, просачивающейся сквозь кожу, наполняющей своей темнотой полости костей, выворачивающей суставы и ломающей хребет… Кости нужно напоить жизнью, чтобы кровь вновь побежала по сосудам измученной души. И не видеть ужаса, творящегося в коридорах Лабиринта, от которого меня уже тошнило. Я держался за живот, который недовольно бурчал, и эти звуки услышал Рене.
– После Боен есть захотелось? – издевательски спросил он.
Да, я хотел есть. Но питаться людьми… Нет! Я лучше провалюсь в Бездну, саму Пустоту или даже глубже, чтобы там ни находилось!
Рене услышал мои мысли – я опять думал слишком громко.
– Напрасно ты так считаешь, парень. Упадешь ниже – станешь пищей для других. Правда жизни очень проста: или ты съешь человека, или он тебя. Тут так же, как и на Поверхности, – немного зазевался, и тебя уже съели, – говорил проводник.
– Пошел ты! – прокричал я и ускорил шаг.
– Ты примешь эти правила. Здесь нет других источников энергии, кроме человеческих душ. Тело умирает, а душа несет свою энергию с Поверхности в Лабиринт, из Лабиринта в Бездну, из Бездны в Пустоту и так далее. Мертвые становятся пищей для мертвых. Чем больше на земле умирает людей, тем больше их здесь. И тем больше здесь энергии, которую мы тратим на то, чтобы разговаривать, ходить, дышать. Благодаря этому бесконечному циклу Лабиринт живет. И чем больше здесь энергии, тем больше тех, кто хочет вознестись наверх.
– Я не стану жить по правилам Ада! – возражал я.
– А некоторые считают это место Раем. Заслуженной наградой за свою жизнь.
Меня передернуло от такого циничного заявления. Одно дело называть Поверхность Адом, но называть Лабиринт Раем… Так мог считать только безумец!
