Хранитель лабиринта и пленница белой комнаты - Владислав Чернилевский
Власть – это узаконенная сила. Силой нельзя пользоваться в мире живых, властью можно. Власть надо заслужить своей жизнью.
В основе жизни лежит жизненная энергия. Мы тратим ее на все: чтобы разговаривать, драться, ходить, дышать. Когда жизненной энергии становится мало, мы чувствуем голод. Когда жизненной энергии становится слишком мало, мы падаем на уровень ниже. В Лабиринте это правило ощущается особенно остро.
Жизненная энергия содержится в душах. Питаться душами можно разными способами. Обычно пьют кровь, потому что кровь – это душа. Только кровью тут называет не красную жидкость, а сгустки янтарного цвета, переливающиеся по телу. Стоит этим сгусткам покинуть тело, и они начинают испаряться – это Лабиринт впитывает живительную энергию в себя. Поэтому некоторые здесь питаются телом, теплом, страхом или удовольствием другого человека. Забрав у души слишком много энергии, ты обрекаешь ее на маленькую смерть, после которой она падает вниз.
Вознестись на уровень выше можно разными способами. Ты можешь поменяться местами с живыми, ты можешь съесть много душ, ты можешь сесть на поезд, а можешь дойти до того состояния, что больше не сможешь находиться на том уровне, где ты есть сейчас, и вознестись сам. Как происходит последнее, является тайной, и никто не может сказать, что для этого нужно сделать.
Здесь много вер и религией. Некоторые верят, что однажды случится Великий Суд, на котором одни воскреснут и вернутся на Поверхность, а другие умрут и погрузятся в Ничто. После этого перемещение между уровнями станет невозможным. Другие считают, что существующее положение вещей будет сохраняться вечно, поэтому нужно самим возноситься наверх, ступенька за ступенькой, пока не достигнешь Света. Третьи верят в богов, которые придут из Бездны и заберут с собой наверх своих служителей.
– А во что веришь ты? – спросил я.
– Я верю в свой клан, а он верит в меня. Если хочешь знать мое мнение, то Лабиринт – это место свободы. Свободы от законов и лжи. Это место называют Адом, но настоящий Ад находится на Поверхности. Там есть надежды, которые можно потерять. Там есть друзья, которые могут предать. Там есть счастье, которого можно лишиться. Здесь же нет ни надежды, ни друзей, ни счастья. Это все иллюзии, которые исчезают, как только солнце развеивает своими лучами туманную дымку. Когда видишь мир ясно, иллюзий нет.
В словах Рене что-то было. В Лабиринте все просто – все хотят съесть всех. А на Поверхности… а на Поверхности Алексей Георгиевич может посещать меня в сумасшедшем доме, в который сам же упрятал. При этом он будет улыбаться, врать и говорить, что беспокоится обо мне.
На Поверхности можно долго жить в пустой квартире, тщательно охранять территорию тишины от вторжения непрошенных гостей, потому что все, что надо твоим гостям, – это нарушить твой покой ради своих эгоистичных желаний. Кто из друзей позвонил мне после окончания университета? Толя, чтобы занять денег. Пашка, чтобы я отправил его брату свою дипломную работу. Еще заходил сосед, просил дрель. Я научился охранять двери своей квартиры от таких «гостей». Может быть, именно поэтому я заслужил титул властителя дверей. Дверей, которые будут закрыты для всех и всегда, кроме меня. Кто с этой миссией справится лучше, чем я, человек, который всегда хранил двери закрытыми. Мне эта мысль показалась забавной, и я засмеялся. Рене промолчал.
Пока мы шли, обстановка вокруг менялась. Края оврага росли и закруглялись над головой, пока не превратились в металлический коллектор, заточивший в себе безжизненное русло реки. Судя по верхней линии известкового налета над нами, река то пересыхала, то снова наполнялась водой. Были ли причиной этого сменяющиеся в Лабиринте сезоны, или реку перекрывали створки шлюза, которые иногда поднимали, сказать сложно. Как бы то ни было, потоки воды нанесли слой грязи и ила, сделавшие дно трубы плоским.
Рене остановился у лестницы, которая шла к люку в потолке. Ступени стремянки были покрыты какой-то черно-синей слизью, вызывающей брезгливость. Спутник схватился за грязные ступени руками. Он мог не переживать за чистоту ладоней – у него были перчатки, которых не было у меня. Я совсем не хотел сжимать пальцами повисшую грязь. От нее дурно пахло, и выглядела она очень мерзко. Рене заметил мое выражение лица, остановился на лестнице и сказал:
– Наша дорога будет лежать через Бойни. То, что ты увидишь там, – дело привычное для этих мест, но не для тебя. А поскольку ты чувствительный парень, я должен тебя предупредить.
Рене сделал паузу, вынуждая меня спросить:
– О чем?
– Не блевани.
Собеседник разве что не засмеялся. Не утруждая себя ожиданием моей реакции, он продолжил подъем. Мои губы приняли форму скептической улыбки, а голова покачалась из стороны в сторону: мне достался проводник с тяжелым характером. Когда Рене поднялся над землей метра на три, он крикнул:
– Не отставай!
Мне ничего не оставалось, как последовать за ним. Я тут же пожалел, что шел вторым. Грязь с сапог Рене падала мне прямо в лицо. Я попытался фалангой убрать мерзкую слизь с глаза, но лишь размазал ее. Пока я держался за лестницу одной рукой, правая нога соскользнула с влажной ступеньки, и я начал вращаться вокруг вертикальной стойки лестницы. Я притянул себя обратно, но с грязью на лице пришлось смириться. Если на лестнице творится такое дерьмо, то что же происходит в Бойнях?
Когда я просовывал голову сквозь канализационный люк, во мне боролись отвращение и любопытство. Вопреки ожиданиям, ничего мерзкого я не увидел. Мы вылезли в узком коридоре, сложенном из ярко-красного кирпича. Стены плавно переходили в арочный свод, из-за чего создавалось ощущение, будто находишься в катакомбах древнего бастиона. Под ногами лежал бетонный пол, который можно найти почти в любом неотремонтированном здании.
Но чем дольше мы шли, тем больше я понимал, что что-то в этих коридорах не то. По галерее разносилось смущающее меня эхо. Сначала я подумал, что это гудит ветер, вот только я не чувствовал ни его порывов, ни свежего воздуха. Напротив, пахло гнилью. Только когда мы свернули в широкий проход, я понял, что звучало внутри кирпичных коридоров. Бойни в месте, где не водятся животные? Я должен был понять сразу, почему у них такое название.
Я замедлил шаг. Я не хотел видеть то, что предстанет перед моими глазами. Слишком жутко. Слишком страшно. Я остановился и оперся рукой о стену. В ушах звенел крик. Мой живот крутило, и я боялся, что меня вырвет. Рене заметил
