Лондон в огне - Юрий Павлович Валин
— Ну да, были бы те хвосты пушистыми и маленькими, тогда иное дело, — согласился Мин. — С хомячками каждый рад подружиться.
— Насмехаешься? Людям служишь, у них и понабрался глупых шуточек.
— Да я и сам могу неудачно пошутить. У меня с чувством юмора не очень. Юность была бедная, скупая.
— А сейчас щедро живешь? Хорошо кормят хозяева?
— Я сам кушаю. И пропитать себя вполне способен. А с людьми, да, дружу и в близком родстве.
— Гадости взялся намекать? — яростно засипела Зу. — Совсем стыда нет.
— Я не в том смысле. У меня сестра — человек. Названая, конечно, но как родная…
…Мин объяснял, как познакомились с Ашей, как пришлось помогать друг другу, потом про маму-Эле и как руку лечили, как жениха перевоспитывали. Потом про войну и интересную свиноводческую науку. Гремлинка пофыркивала, но слушала. Потом сдавленно заявила:
— Очень глупая сказка.
— Не особо сказка, — пожал плечами Мин.
— Значит, тебе просто неправильные людишки попались.
— Ну, это вполне может быть. Вообще-то, такие неправильные не исключения. Я со многими знаком.
Зу молчала, глядя в бесконечную тьму галереи.
— Сильно болит? — спросил Мин.
— Раздергала я шею ночью, — едва слышно признала Зу.
— Ну и хватит дурить. Тебе мазь хрен знает откуда передавали, а ты как нарочно от лекарства нос воротишь. Попробуй, голова-то не отсохнет.
— Да хоть бы и отсохла, — сдавлено прошептала гремлинка. — Но я человечье снадобье никогда в руки не возьму! Враги они, и…
— Тьфу! Сгниешь заживо, дура! Откуда такие предрассудки у нормального подземного жителя⁈
— Не возьму! Не дотронусь!
Девчонка беззвучно плакала, а до Мина вдруг доперло — она не мази боится. Она свою шею и повязку тронуть боится. Что и понятно: судя по запаху и виду, там корка коросты в два пальца толщиной.
— Давай так, с поста сменишься — я тебя сам намажу и забинтую. Мне пользовать приходилось, и фейри, и людей. И в свинарнике, опять же, ветеринарстовал. Я непривередливый. А мазь, кстати, через многие руки сюда шла. И через колдовские, и через ведьменские, даже оборотень к передаче свою загребущую длань приложил. По сути, уже вовсе и не такая уж человечья мазь. Что тут спорить? Тоника хочешь? Тебе, как нездоровой, хинин только на пользу.
— Что плетешь, шлямбур человечный? Уж эту отраву точно люди делали.
— Напиток индийский. Кто такие настоящие индийцы — вообще непонятно. Лично я ни с одним индийцем не знаком, только по сказкам их и знаю. Если они и люди, то точно не здешние. Рот прополощи и горло пробулькай — а то сипишь и слова не понять.
Глотнула, не развалилась. Мин оставил дурехе бутылку и пошел готовиться к врачеванию. Где-то в залежах ненужного армии барахла имелась бутыль виски. Воды надо бы накипятить и обе лампы проверить…
…Вообще это оказалось сложным. Врачуя, Мин по порядку вспомнил все уместные слова: каннутские, глорские, флотские и иные. Крепко поддержали лекаря запасы из лексических арсеналов Леди и Оно, умевших весьма доходчиво подчеркнуть своё негодование. Рычал Мин не сдерживаясь — боевые чистотники рассосались по углам штаба и слушали оттуда. Мягко говоря, запущена оказалась шея. Как заскорузлые лохмотья повязки срезал, так о противогазе вспомнил. Очень нужная по жизни вещь, жаль, трудно ее раздобыть. Повязка-респиратор не особо спасала. Мин сдерживал ругань, работал. Больная молчала — в рот ей эскулап догадался впихнуть яблоко, завернутое в несколько слоев относительно чистой холстины. Текли слезы и слюни по лицу несчастной, но терпела, за нож или кувалду не хваталась. Глупая девчонка, но стойкая, этого не отнять…
…Любой кошмар когда-нибудь заканчивается. Тюбик с мазью, кстати, тоже почти весь в дело ушел. Мин закончил, пробормотал «извини что ругнулся, руками шею не вздумай лапать» и вынул кляп изо рта больной. Зу, спотыкаясь, побрела на свою постель…
…Отмывшись сначала остатками теплой воды, потом холодной, Мин плюнул на местные приличия и накатил в себя полстакана виски. У, гадость какая. Ну и хрен с ним.
Лекарь-разведчик повалился на свой плед и решил, что все прошло не так уж плохо. Понятное дело. Док управился бы куда профессиональнее, но у нас дипломов нет. Нет, нормально вышло. Особенно, если больная не помрет. У нее там шея-то с мизинец толщиной. И так умудриться болячку запустить⁈ Ну, не дура ли⁈ Да стопроцентная идиотка! Вот глаза у нее красивые. Может из-за слез, а может из-за того, что белого света подпольщица практически не видит. Экие глаза… словно из колодца на то солнце и смотришь: оранжевый зрачок на черном. Или будто крошечные апельсины в бездонное слёзное озерцо булькнули? Что за ерунда в голову лезет⁈ Поспать нужно…
Глава одиннадцатая,
Герои ведут пространные разговоры о поэзии,
а нить сюжета свивается змеиным клубком
У «Леррг сайзов» опять распродажа. «Посуда, предметы обстановки и тончайший фарфор „от Даниеля“». Гм, если фарфор не посуда и не предмет обстановки, то, что он такое? — размышляла Лоуд, уткнувшись в газету.
— Предмет дизайна, призванный приносить чисто эстетическое наслаждение? — предположила Флоранс, любуясь выстроившимися манекенами — новые платья, только что доставленные от модисток чудесно оживили просторную и ухоженную гостиную Гров-хауз.
— Лично мне надежный котелок, да еще с толково подогнанной крышкой приносит истинное наслаждение, как эстетическое, так разом и всякое иное, — объявила оборотень. — Ты знаешь, что нынче додумались крышку заодно для жарки и печения лепешек приспосабливать?
— Догадываюсь, — Флоранс обошла вокруг платья, эффектно-черного, с изысканным штрихом золотой парчи.
— Вот с этим нарядом точно проблемы будут, — заметила Лоуд, складывая газету. — С вырезами перебор. Особенно на хребте. Эстетически чересчур бесстыже. Могу спорить, Светлоледя взбрыкнет.
— Декольте строго в пределах приличий. И Кэт бывала на примерках. Неоднократно.
— Что нам примерки? Примерять это одно, на дело идти — вовсе другое. А в этой роскоши вечно путаешься и зацепляешься. Помнится, попался мне по случаю один плащик: богатенький такой, с алым подбоем. На плечах штучечки этакими хохолками, у ворота блесткие пряжечки. Так в решительный момент эти проклятые пряжечки…
— Здесь нет никаких опасных пряжечек и хохолков, — заверила Флоранс.
— Хохолки у вас на голове будут, — справедливо напомнила оборотень. — Вообще обычай себе в голову всовывать
