Скотт Линч - Республика воров

К нарушению привычного распорядка он подошел с опаской – это было чревато большими неприятностями, особенно для тех, кто, как Локк, влачил бесправное существование на самой низшей ступени в иерархии Сумеречного холма. И все же он начал бродить по склепам и туннелям огромного подземелья в надежде на встречу с Бет. Над ним глумились и измывались скучающие старшие дети, но Локк покорно сносил насмешки, оскорбления и побои, свято соблюдая оба правила выживания. В его жизни появилась цель, и синяки он воспринимал как награду.

Младшие дети-уличники (то есть практически все) спали вповалку на земляном полу в галерее склепов, по нескольку десятков в каждом. Теперь, укладываясь спать, Локк отчаянно перебарывал дремоту и напряженно вслушивался в шорохи и шуршания в туннелях, по которым домушники уходили по своим загадочным ночным делам.

Прежде он всегда устраивался на ночлег в относительной безопасности – либо поближе к середке, либо у стены, – но теперь начал ложиться с краю: хоть это и было рискованно, но позволяло заметить любое движение в туннелях, где каждый осторожный шаг и каждая скользнувшая тень могли принадлежать ей.

Как он не исхищрялся, особых успехов так и не добился. Пару раз он видел ее за ужином, но она с ним заговаривать не стала и ловко притворилась, что вообще его не замечает. Она все время находилась в окружении своих приятелей-домушников или в компании старших уличников, и Локк хорошо понимал, что, дерзнув обратиться к ней первым, совершил бы непоправимую, последнюю в своей жизни ошибку. Поэтому он ограничился тем, что выслеживал ее, где только мог. Каждое мимолетное появление Бет вызывало в нем восторженные трепыхания то ли в области сердца, то ли в области живота и с лихвой восполняло долгие дни бесплодного ожидания.

В детстве время не течет из прошлого в будущее, а колышется смутным маревом бесконечного настоящего. Дни сменялись неделями, но Локк помнил только краткие счастливые минуты, проведенные рядом с Бет. Он так бережно лелеял в памяти воспоминания об их первой встрече, о том, что она ему сказала и что он ей ответил, что в конце концов ему стало казаться, будто и жизнь его началась в тот самый день.

Той весной погиб Тэм. До Локка дошли слухи, что, мол, недотепа пытался стырить кошелек, за что и получил по голове набалдашником тяжелой трости. Удар проломил ему череп. Обычное дело, ничего особенного. Если найдутся очевидцы, которые подтвердят попытку ограбления, то убийца Тэма отделается легко: ему отрубят мизинец на левой руке, если он правша, и на правой, если он левша. А если свидетелей не окажется, то его повесят, ведь каморрцы не дикари, понимают, что без веской причины детей убивать негоже.

Вскоре погиб и Беззуб, угодив средь бела дня под колеса тяжелогруженой телеги. Наверное, это к лучшему, решил Локк. Беззуб и Тэм так и не приспособились к жизни на Сумеречном холме; может быть, боги подыскали им местечко получше. Впрочем, Локк особо не горевал – его занимало совсем другое.

Спустя несколько дней после смерти Беззуба Локк отправился на Северную заставу, славившуюся своими торговыми рядами, и под холодным дождем долго высматривал, какую из богатых лавок лучше грабануть. Ближе к вечеру он вернулся на Сумеречный холм, стряхнул дождевые капли с накидки – вонючего куска плохо выдубленной кожи, что по ночам служил ему одеялом – и, как водится, пошел к старшим, которые, под чутким руководством Грегора и Веслина, ежедневно отбирали у малышей награбленное.

Обычно старшие развлекались тем, что глумились над младшими детьми, но сегодня их занимало другое. До Локка, покорно дожидавшегося своей очереди, долетали неразборчивые обрывки разговора.

– …он прям весь извелся… еще бы, такую добытчицу потерять…

– Ага. Только она уж слишком много о себе воображала…

– Домушники – они все такие, любят важность на себя напускать, вечно хорохорятся. Ничего, теперь-то носы задирать перестанут. Мы все одно под смертью ходим – что уличники, что домушники. Разок зазевался – и все, хана.

– Хреновый месяц выдался – то одному недотепе голову размозжили, то другой под колеса попал, а теперь вот она…

Локк похолодел.

– Кто?

Веслин умолк на полуслове и окинул Локка недоуменным взглядом, будто удивляясь, что младшие уличники обрели дар речи.

– Что – кто, говноед?

– Ты про кого говоришь?

– Не твое дело, ссыкун!

– КТО? – Локк непроизвольно сжал кулаки и с бешено колотящимся сердцем выкрикнул еще раз: – КТО?!

Небрежным пинком Веслин повалил его на пол. Локк видел, как сгибается нога в тяжелом сапоге, как неумолимо приближается к его лицу, но словно окаменел. Пол и потолок поменялись местами, в глазах потемнело. Наконец зрение вернулось к Локку. Он лежал навзничь, тяжелый сапог Веслина давил ему на грудь, по глотке скользила теплая, вязкая струйка крови с привкусом меди.

– Не, ну че за борзота, а? – беззлобно осведомился Веслин.

– А фиг его знает… Мозги ему отшибли, что ли, – равнодушно ответил Грегор.

– Прошу вас, скажите… – простонал Локк.

– Чего тебе надо, недоносок? Ишь ты, знать ему захотелось! – Веслин придавил Локка коленом, обшарил его рубаху и штаны, вытащил Локкову добычу – два кошелька, серебряное ожерелье, носовой платок и деревянные коробочки с джерештийскими притираниями. – Грегор, а я чего-то не припомню, чтобы Ламора сегодня чем-то разжился.

– Ага, и я тоже, – согласно кивнул Грегор.

– Вот досада-то… Ну что, ссыкун, будешь за ужином свое дерьмо хлебать.

Старшие дети загоготали. Локк, как обычно, оставив насмешки без внимания, попытался приподняться с земли, но Веслин наступил ему на шею.

– Да скажите же, что случилось, – выдохнул Локк.

– А тебе зачем?

– Прошу вас, скажите, пожалуйста…

– Ну, раз ты такой вежливый, так и быть, расскажем. – Веслин сгреб отобранное добро в грязную холщовую суму. – Домушники облажались.

– Ага, причем по-крупному, – добавил Грегор. – Хотели особняк обнести, да их загребли. Ноги унесли не все. Одна так вообще в канал свалилась.

– Кто?

– Бет. Говорят, там и потонула.

– Врешь, – прошептал Локк и заорал во все горло: – ВРЕШЬ!

Веслин лениво пнул его в живот. Локк скрючился и, задыхаясь, выдавил из себя:

– А кто говорит? Кто…

– Я тебе говорю, не слышишь, что ли?

– А тебе кто сказал?

– Мне герцог письмо прислал, там все прописано, придурок! О боги, да Наставник мне сказал, вот кто. Бет вчера ночью утопла, ее уж не вернуть. А ты че, на нее запал, да? Вот умора! Не, я с тебя тащусь!

– Да пошел ты! – просипел Локк.

Веслин снова пнул его в живот, на этот раз изо всех сил.

– Грегор, мне одному с ним не справиться. Он на всю башку отмороженный, забыл, как с нами разговаривать полагается.

– Так я ж тебе завсегда помогу! – с готовностью откликнулся Грегор и саданул Локка между ног.

Из раскрытого рта Локка вырвался сухой хрип.

– Вот сейчас мы этому говнюку напомним, кто здесь главный, – ухмыльнулся Веслин.

Приятели избивали Локка долго и смачно.

– Ну что, Ламора, нравится тебе? Теперь-то ты свое место надолго запомнишь.

Локк уцелел лишь потому, что Воровской наставник строго-настрого запретил смертоубийство. Грегор и Веслин вовремя вспомнили, чем грозит обернуться их невинное развлечение, иначе смолотили бы Локка в труху.

Способность двигаться – а значит, и воровать – вернулась к нему только два дня спустя. Все это время он провел в полузабытьи, без еды и питья; друзей у него не было, и ухаживать за ним никто не собирался. Однако ни выздоровление, ни любимое ремесло больше не доставляли ему никакого удовольствия.

Жизнь на Сумеречном холме шла своим чередом. Локк снова прятался по углам, стараясь не попадаться на глаза, покорно сносил издевательства и оскорбления, неукоснительно соблюдал первое и второе правила выживания – и снова с необычайной остротой ощущал свое одиночество.

Часть I

Ее тень

Я не могу сказать тебе сейчас,Когда порывы воющего ветраУстанут гнать меняИ в шепот перейдут, –Быть может, я тогда тебе скажу –Когда-нибудь потом.

Глава 1

Хуже некуда

Солнечные лучи робко коснулись сомкнутых век, отгоняя сон. Назойливая яркость не отступала, заставляла дремотно моргать. В открытое окно струился теплый воздух, напитанный запахом озерной воды. Не Каморр. Волны с тихим плеском накатывали на песчаный берег. И вовсе даже не Каморр.

Простыни спутались, в голове туман. Нёбо пересохло, скукожилось сухой шкуркой. Спекшиеся, растрескавшиеся губы слиплись.

– Ну что ты… – просипел он.

– Ш-ш-ш! Прости, я не хотел тебя будить. Надо было комнату проветрить.

Темное пятно слева, ростом и размером с Жана, сдвинулось с места. Скрипнули половицы под ногой, зашелестела ткань, щелкнул замочек кошелька, звякнули монеты. Локк приподнялся на локтях, ожидая очередного приступа головокружения, – голова послушно закружилась, будто по расписанию.