Незримый враг - Екатерина Соболь
– Может, мне тоже стоит так поступить.
– Вам-то с чего?
– Мне показалось, мы уже на «ты» перешли. Я, ну… разрешаю.
– Вот спасибо.
Молчание. Я опустил голову. Блистательного, остроумного и во всем успешного Джона я создавал много лет, но теперь этот Джон мне ничем не мог помочь. Нет ничего сложнее, чем показать, какой ты беззащитный, чувствительный и нелепый дурак. И все же сказать правду – это иногда единственное, что нужно.
– Молли, – начал я, разглядывая свои руки, лежащие на столе. – Ты мне нравишься. Я тебя… Да, я определенно тебя люблю. Но даже если не Робин тому причиной, ты… – В моем голосе непрошено зазвенели слезы. У живого человека так обнажены все чувства! Он заливается краской, потеет, дрожит от неловкости. – Ты отвергла меня! Я ведь спросил, можно ли тебя поцеловать, а ты спросила зачем, и я…
Молли потянулась через стол и накрыла мои руки своей грубой от домашней работы рукой.
– Не нужно, – мягко сказала она. – Ты сейчас что-то такое вбил себе в голову, потому что ты благодарен мне и потому что ты джентльмен, но я ведь знаю, как мир устроен. Поезжай домой, а?
Я вскинул глаза. Молли смотрела на меня с сочувствием, которое меня от души взбесило.
– Только не надо этого… снисхождения! – отрезал я. Щеки у меня пылали. Интересно, от смущения можно заболеть? – Я имею право выразить свои чувства. Твердо и… с определенностью.
Я встал, потом опустился на одно колено. В юности этот момент представлялся мне полным счастья, но сейчас я чувствовал только ужасное волнение, от которого меня мутило, а рубашка противно прилипла к спине.
– Молли, ты… ты… Я был бы счастлив, если бы ты… Выходи за меня.
Молли присвистнула.
– Ого, до чего дошло. Так, все. Встань, давай чайку попьем. Суп уже испорчен, картошка перекипела со всеми этими разговорами.
Она попыталась меня поднять, я воспротивился, и Молли со вздохом села на пол рядом со мной.
– Дать воды? Тебе, кажется, плохо.
– Ну вот, пожалуйста! – Я вскочил, оставив Молли сидеть на полу. – Я тебе не какой-то глупый мальчишка, который не знает, что он хочет сказать. Я – граф, в конце концов!
– Да, об этом трудно забыть.
– Это невыносимо! – заорал я и начал нервно мерить комнату шагами. – Знаешь что? Я думал, ты самый правдивый человек на свете, а оказалось, ты притворщица похуже меня. Просто скажи правду: «Так и так, ты мне не нравишься». Я не ребенок, хватит предлагать мне чай, суп, воду и… И что там у вас еще есть!
– Есть пиво.
– Вот!! Вот и я об этом! – Я брякнулся на пол и яростно уставился на нее. – Говори откровенно.
– Не буду.
– Говори, и я немедленно уйду! Что тут сложного?
– Правду хочешь? Пожалуйста! – Молли вдруг разъярилась так же, как я. Я слегка отполз – в гневе она довольно страшна. – Да я люблю тебя, как чокнутая идиотка, с первой же секунды, как увидела! Доволен? – Она вскочила, подбежала к двери и распахнула ее. – А теперь убирайся! Катись в свой Лондон, или я сама тебя на корабль запихну!
Я моргал, глядя на нее с пола, и Молли с размаху захлопнула дверь.
– Но я же был… мертвый, – брякнул я, не придумав других возражений.
Сердце живого человека может биться с огромной, невыносимой скоростью.
– Да живее некуда ты был, – процедила Молли. Губы у нее подрагивали. – Подошел к забору леди Бланш, пока я снег у нее в саду убирала.
– Я… я думал, ты этого вообще не помнишь.
Молли издала сухой смешок.
– Да уж, конечно, забыла напрочь. Тебя попробуй забудь! Красивый, дерзкий, о таком небось любая дама мечтает. – Она угрюмо пожала плечами и сползла по стене на пол. – А таким, как я, даже мечтать глупо о таких, как ты. Вот и вся история.
– Но… но… – Я прополз несколько шагов в ее сторону и бессильно замер. – Почему глупо? Я же тебя сам спросил, можно ли тебя поцеловать. Тогда, у курятника. А ты спросила зачем…
Молли отвернулась, хмуро глядя в угол.
– Вот именно, зачем? Вы же не всерьез спрашивали, так, развлечься. А у меня к вам всерьез, и у меня тоже гордость есть. А вы потом и не спрашивали больше, сами поняли, как это глупо.
– А вот когда ты за Бена замуж собиралась… – выдохнул я. От переизбытка чувств меня трясло. Я оперся ладонью на пол, а потом лег на него совсем. Нужно глубоко подышать. – Что, я и тогда тебе нравился?
– Конечно. Доктор для брака вообще не создан, неважно с кем. А так я тебя хоть видела бы иногда. – Молли вытерла нос кулаком и встала. – Ну, все, доволен? Садись пить чай и езжай в…
– В Лондон. Я понял, – с трудом ворочая языком, закончил я. – Хочешь поехать со мной?
– Вот заладили.
Молли подошла и протянула мне руку. Я ухватился за нее, и она одним движением подняла меня с пола. Собиралась разжать пальцы, но я вцепился намертво. Так мы и замерли в каком-то подобии делового рукопожатия.
– Ты выйдешь за меня? – хрипло спросил я.
– Нет, конечно.
– Почему?
– Потому что вы, как сами неоднократно упомянули, граф. А я не дура, знаю, как мир устроен. – Она вяло пыталась вернуть себе свою руку. Я не выпускал. – Граф – это почти как король! Вы сейчас расчувствовались, но выспитесь и передумаете.
– Я знал, что умру. Уже после земляничного праздника. – Молли перестала вырываться, но я для верности взял ее руку двумя своими. – Хотел уехать в гостиницу, но услышал, как ты поешь, и… Я остался, я довел расследование до конца, чтобы поразить тебя. Добиться твоей любви.
– Нечего было добиваться, – еле слышно ответила Молли. – Она у тебя уже была.
– Я думал, ты меня просто жалеешь. Как друга.
Она слабо улыбнулась и посмотрела на меня.
– Потому что ты глупый. Нельзя тебе на мне жениться. Я крестьянка, а мы не в сказке.
Я опустился на колени и прислонился лбом к ее животу. Молли охнула.
– Ты за меня выйдешь? – спросил я, не отрываясь. – В сказках все повторяется три раза, так что на этот раз либо «да», либо я поехал.
Молли зарылась рукой в мои волосы.
– Ну… да, – еле слышно сказала она. – Если не передумаешь.
Я так оскорбился, что немедленно встал.
– Ты меня считаешь человеком, который может передумать?
Молли неуверенно улыбнулась.
– Нет, – тихо сказала она и положила ладони мне на щеки. Я сглотнул. – Ты благородный и… И храбрый, и жизнелюбивый. Даже когда дела хуже некуда, у тебя всегда шуточки наготове. Рядом с таким, как ты, кто угодно захочет быть рядом до старости. В свои черные дни, и в твои тоже.
– Я так счастлив, – прошептал я и прислонился лбом к ее лбу. – И так волнуюсь, что сейчас, кажется, умру.
– Не умрешь, – ответила
