Лик Черной Пальмиры - Владимир Николаевич Васильев
На входе дежурила молодая поросль – начинающий вампир и смазливая ведьма с грустным разрезом глаз.
– А… – пискнула было ведьма, но тут зажужжал внутренний телефон, и властный голос, отчетливо слышимый даже от входа, произнес:
– Пусть входят.
Девчонка захлопала глазами, вампир подался было в сторону лифта, но Лайк и сам знал, куда идти. Жестом пресек намерения вампира, и тот остался на месте.
Поднялись на самый верх; там троицу украинцев перехватила суровая тетка-ведьма, которую все москвичи звали не иначе как по имени-отчеству, Анной Тихоновной, и очень часто не без заискивания.
– Добрый день, – поздоровался Лайк и чуть склонил голову.
– Не очень добрый, – ответила ведьма, поджав губы. – Идемте, получите регистрацию, а то Инквизиция нынче не в духе… после недавних событий.
Процедура регистрации много времени не отняла, и вскоре Лайк, Озхар и Швед вошли в штабной холл, имея на груди по дополнительной печати. В холле трудились несколько компьютерщиков; кто-то вполголоса звал некоего Гэллемара; седоватый маг, вероятно, глава дежурной смены, бегло просматривал длинную, как анаконда, ленту распечатки. В стороне за столиком пили кофе суперы – недавно виденный в Одессе Юра и еще один сильный маг по имени Николай. Оба выглядели хмуро, как Патриаршие поздней осенью.
– Шефа нет, – невнятно буркнул Юра вместо приветствия. – Отбыл на головомойку к инквизиторам.
– Что, все так плохо? – поинтересовался Лайк, насыпая в чашку «Чибо» какого-то специального элитного развеса. Кофе у москвичей всегда было выше самых смелых ожиданий.
– Даже не плохо. Отвратительно.
Ни один из московских магов не потянулся к чайнику и не налил киевскому гостю кипятку. Впрочем, Лайк и не надеялся на хотя бы внешние проявления гостеприимства – среди Темных это считалось скорее подобострастием, чем вежливостью.
– Что там стряслось-то, в Питере?
– Да шут их разберет! Приехал какой-то хмырь с Ямайки, а потом инквизиторская молодежь обернулась в марионеток – точно как твои орлы во время миссии. Из всей исследовательской группы только Совиная Голова и Хена-смилодон отсиделись где-то на стороне. Чеха-вампира и бывшего Дикаря в Питере не было, вернулись в Прагу как раз накануне.
Юра говорил неохотно и развязно. Было видно, что из всех возможных вариантов развития конфликта он с радостью предпочел бы самый тихий и бедный на события. К сожалению, этот вариант был и наименее вероятным.
– А где Совиная Голова сейчас?
– В Москве. На срочной летучке в МГУ.
– Что решают?
– Да как обычно, – Юра поморщился. – Быть или не быть? Вот в чем вопрос…
– Чему быть?
– Питеру.
– О как, – Лайк долго водил чашечкой у носа, вдыхая кофейный аромат. – А если решат, что «не быть»? Затопят, что ли?
– Поможет это, как же, – Юра передернул плечами. – Если получилось Питер инициировать, значит, можно его Иную сущность и развоплотить. Собственно, Совиная Голова сейчас и обсуждает этот вопрос с Завулоном. Между прочим, они сначала хотели дождаться тебя, но в итоге решили начинать не откладывая.
– Ничего, – буркнул Шереметьев. – Зато меня, как обычно, пошлют все это расхлебывать. Можешь не сомневаться…
– А я и не сомневаюсь. Скажу честно, Лайк, у меня эта Северная Пальмира уже который год поперек горла стоит.
– А у кого она не стоит поперек горла?
Вместо ответа Юра только удрученно вздохнул.
– Кофе пейте, – обратился Николай к Озхару и Шведу, помалкивающим в сторонке. – Чашки вон там, в шкафчике.
– Спасибо, – поблагодарил Швед. – А пива нет?
– В холодильнике.
Пиво было хорошее, хоть и не украинское…
* * *
Завулон появился примерно через час и сразу же вызвал к себе Лайка. Озхар и Швед остались в гостиничном номере, больше похожем на обыкновенную квартиру-сталинку. Кухня, по крайней мере, в номере имелась, причем весьма просторная. Озхар делался все мрачнее и мрачнее, а Швед не знал, как отвлечь приятеля от черных мыслей. Ни помочь ему ничем не мог, ни что-либо посоветовать: у николаевца никогда не складывалось сколько-нибудь продолжительных амурных привязанностей и уж тем более у него никогда не воровали женщин. По большому счету, он Озхара даже не понимал. То есть умом-то несложно было предположить, что Озхару гнусно и тоскливо, но сравнить это с уже знакомыми чувствами, примерить на себя – нет, этого Швед пока не мог. Не хватало жизненного опыта.
Швед сильно подозревал, что отсутствие жизненного опыта главным образом и не дает молодым Иным подняться высоко по лестнице Силы. Врожденные способности – это, конечно, важно. Но память прожитых лет важна не менее. Вот, к примеру, теперешняя ситуация: целый город очнулся от векового сна и словно с цепи сорвался. То местный молодняк довел до полного озверения и до человеческих жертвоприношений. То Темным из команды Лайка головы морочил, заставлял лезть в драку, бессмысленную и глупую. Теперь вообще взялся за инквизиторов… А там ведь народ обученный и натасканный, не питерским обормотам чета. Швед никогда раньше ни с чем подобным не сталкивался. А старые маги – Завулон, Лайк, те же Хена и Совиная Голова – явно какие-то соображения по текущему вопросу имеют. Лайк, оказывается, когда-то уже занимался проблемой пробуждения городов, даже книгу какую-то написал. Вот оно, преимущество долгой жизни, преимущество накопленного опыта. Хотя бы знаешь, с какой стороны за проблему браться. У юного по магическим меркам Шведа в голове царила полная пустота: с чего начать, он не мог даже представить.
Озхар был почти впятеро старше, но ему опыт только мешал. Потому что одессит пребывал в том странном измененном состоянии психики, которое случается у мужчин при увлечении особами противоположного пола. Да, Иной тоже был в состоянии влюбиться по уши и наломать в результате дров, будто обычный человек, невзирая на любой опыт. Хотя, с другой стороны, представить себе влюбленного и делающего глупости Лайка Швед все же не мог. Но Озхар – не Лайк, Озхар моложе и не достиг еще того редкого сплава мудрости и цинизма, который не позволяет более влюбляться без памяти. Со временем душа черствеет, и чем дальше,
