Лик Черной Пальмиры - Владимир Николаевич Васильев
Но идти все же пришлось.
Войдя в купе через одно от своего, Швед форменным образом оторопел: за столиком сидел не кто иной, как Шиндже, Судья Мертвых.
– З… Здравствуйте… – пробормотал обескураженный Швед.
– Здравствуйте, молодой человек. Садитесь… Вот вы, значит, какой. Громовержец с подсвечником.
Швед осторожно присел на полку почти напротив Шиндже.
Тот выглядел очень буднично – пенсионер пенсионером, только сетчатую шляпу свою снял, сейчас она висела на крючке над выключателем. Парень-Светлый, к слову, в купе входить не стал – остался снаружи и затворил дверь.
Шиндже некоторое время внимательно изучал Шведа, тот даже смутился.
– Да, – вдруг сказал Шиндже, как выяснилось – отвечая на незаданный вопрос, – Озхару придется уйти из Дозора. Собственно, в данный момент он примеряет балахон инквизитора.
Швед озадаченно взглянул на старого Иного:
– Озхара берут в Инквизицию?
– А почему нет? Совиная Голова не имеет привычки разбрасываться ценными кадрами. И девочку тоже, скорее всего, возьмут – когда закончится расследование.
– Но… Озхар ведь предал Тьму…
– Какое до этого дело Инквизиции? – пожал плечами Шиндже. – Тьма, Свет… Все это – не более чем условности. Свет легко становится Тьмой, когда начинает преследовать собственные интересы.
– А Тьма?
– А Тьма так же легко становится Светом, когда не преследует свои. Просто интересов у Иных, помимо своих собственных, куда больше, нежели у обычных людей.
– А Инквизиция…
– А Инквизиция просто следит, чтобы этот раскрученный волчок не прекратил вращаться. Если прекратит – упадет, и это будет действительно страшно. Только это и держит Инквизицию, а через нее и Дозоры, на плаву. Если так называемое добро прекратит сражаться с так называемым злом – мир закончится. Просто закончится, как фотография, застынет. Инквизиции интересно, чтобы мир выжил. А кто в текущий момент именуется добром, кто злом – какая разница? Вопрос только в том, чтобы волчок вращался, а так называемая борьба – происходила. Ты поймешь это… потом. Когда повзрослеешь. И если тебе покажется, что волчок падает, – станешь инквизитором.
Швед интуитивно почувствовал, что сейчас время задавать любые вопросы, – Шиндже ответит.
– Почему же вы инквизитором так и не стали?
– Потому что я уже достаточно взрослый, дабы понять: этот волчок никогда не упадет. Он просто не умеет падать. И когда ты в очередной раз повзрослеешь, когда поймешь, что волчок не падает, ты уйдешь из Инквизиции.
– Куда?
Шиндже тихо засмеялся, запрокинув голову.
– К следующему волчку. Он ведь в мире Иных далеко не один. Мы живем в относительном равновесии. Но идеал – это не равновесие, а гармония. Я думаю, ты чувствуешь разницу, Дмитрий по прозвищу Швед. Ладно, иди, спи, я увидел все что хотел. Прощай.
– До свидания, – пробормотал Швед, вставая.
Этот эпизод стал достойным завершением калейдоскопической ночи и последовавшему за ней такому же дню. Швед добрался до купе, рухнул на полку и действительно крепко уснул. Мертвецки.
Примерно в это же время в «Виктории» Лайк и Симонов допивали вторую бутылку «Кутузова».
– Значит, порешили Черную Пальмиру, – довольно заметил Симонов, разливая коньяк по шарообразным бокалам. – Жаль, без меня.
– Черная Пальмира еще покажет свое лицо, Игорь, – угрюмо напророчил Лайк. – Вот увидишь.
– Я знаю. Но надеюсь, что она покажет свое лицо не нам.
(c) май 2002 – февраль 2003
Николаев – Москва
В романе использованы тексты групп «Беломорс», «Ария», «Кино», а также микрорассказ Леонида Евдокимова (Сахалин) о цыпленке по Лейбницу и Шопенгауэру.
Примечания
1
Гидрофойл – судно на подводных крыльях.
2
Клабаутерман – немецкий жаргонизм, наиболее адекватно передаваемый русским словечком «мореман».
3
Рымбы́ – место у западной бровки Кинбурнской косы, где расположена зона ставных рыболовных сетей.