Преддверие войны - Алексей Птица
— Понятно. Что прикажете делать с данной информацией, и какие меры принимать в отношении Дегтярёва?
— Никаких мер в отношении его принимать не нужно, просто вам для сведения, а также вложите данный листок в его личное дело. Юноша весьма перспективный, нужно отслеживать все его деяния. Вы, помнится, докладывали, что он пытался переделать купленный пистолет?
— Да.
— И каков результат?
— Насколько я понял, результат неудачный.
— Смотрите, чтобы он не застрелил сам себя в процессе работы, а то, знаете, оружие, оно такое, может и ствол разорвать ненароком.
— Знаю, но тут я бессилен.
— Надо отправить его в техническую лабораторию, чтобы там он узнал основные моменты при работе над проектированием оружия, а не делал абы как, а то Кулибин, понимаешь, новый выискался. Студент-недоучка.
— Учтём-с.
— Учти. Ладно, внимательнее относись к работе, чувствую, неприятные события не за горами. Император ведёт напряжённый торг с тевтонцами, поэтому и войны пока нет, но с другой стороны их тоже обрабатывают, а воевать с объединённой Европой — ещё то событие, поэтому за каждого человека нужно биться, а то, не ровен час, и в строй поставить никого из достойных не найдётся. А в студенческой среде сейчас превалируют пацифистские настроения, их активно продвигает некая группа товарищей. Разбирайся в первую голову с этим, а остальное приложится.
— Слушаюсь, ваше высокоблагородие!
— Ступай, работы невпроворот.
— Есть!
Глава 17
Окончание сборов
В это же самое время Женевьева находилась в своём родовом имении, расположенном на берегу Оки в Нижегородской губернии. На следующей неделе маман собиралась уехать с ней в Крым, в Ялту, а пока она отдыхала от напряжённой сессии.
Отдыхать — не работать, и ей здесь нравилось, однако же, во всём есть ложка дёгтя. И этой ложкой дёгтя оказались её мысли о Дегтярёве. Всё бы ничего и, как говорится, Бог с ним, с этим Дегтярёвым, но почему-то этот гадкий юноша постоянно напоминал о себе, как только она вспоминала об академии. Вот о чём бы ни вспомнила, мысли после некоторого времени обращались к нему. От этого становилось больно и даже неприятно, но что тут поделать, она не властна ни над ним, ни над своей судьбой.
Но как он мог познакомиться с какой-то мещанкой, когда рядом есть она? Мог же подойти к ней и поговорить, добиваться её, преследовать, всячески показывать свои чувства. Ан нет, тут же, как понял, что ничего ему не светит, нашёл себе другую, говорит ей любезности, а то и целует. От последних мыслей Женевьеву всю передёрнуло, и она в ярости вскочила, напугав дремлющую возле неё белую ангорскую кошку.
Кошка вздрогнула, распушила свой хвост от испуга и сиганула прямо со стула, где изволила почивать в полудрёме, на пол. Приземлившись, кошка оглянулась и, не увидев рядом никакой опасности, с укоризной глянула на хозяйку. А та фыркнула от смеха, на минуту отвлёкшись от своих мыслей, и вновь опустилась в кресло, задумчиво глядя с террасы на прекрасно ухоженный сад.
Несколько раз Женевьева порывалась посоветоваться с матерью, но поразмыслив, сама находила все ответы на так и не заданные матери вопросы. Тогда зачем спрашивать, всё равно ведь легче не станет, и мать не поможет. А у отца спрашивать — ещё хуже. Отец, в лучшем случае, скажет, что это дурь девичья, а в худшем — примет меры для её изоляции.
К сожалению, у неё нет близких подруг, а рассказывать той же Марфе — себя не уважать, она потом эти сведения втридорога продаст. Бояться, конечно, станет, но всё равно продаст. Знала она, рассказывала о том Дарья. Купеческое слово крепкое, а женское купеческое, наоборот. А какие взятки с женщины? Сама виновата…
А пока Дегтярёв находится в военно-полевом лагере вместе со своим другом Биттенбиндером, и при отъезде его никто не провожал. Откуда она это знает? Дело в том, что её сердце не выдержало, терзаемое ревностью, и через сыскное агентство она наняла человека, который проследил за отъездом Дегтярёва и доложил обо всём ей письмом. Стоило это недорого, всего двадцать пять злотых, включая почтовые расходы, времени заняло немного, и поэтому отчёт пришёл очень быстро.
Прочитав его, Женевьева удовлетворилась тем, что отношения Дегтярёва с этой мещанкой пока ещё не зашли слишком далеко. Теперь стоило узнать, куда он поедет после военных сборов, чтобы окончательно всё понять о нём. Да, об этом она тоже узнает и сделает вывод, но позже, а пока остаётся только ждать.
Женевьева ещё некоторое время поразмышляла о предмете своей любви, и так, и этак его коверкая и представляя, потом вздохнула и поняла, что эти зелёные глаза и честный прямой взгляд просто невозможно забыть. Ах, какой она могла стать счастливой, если бы её не связывали узы аристократических правил. А ведь Дегтярёв уже её достоин, он за полгода поднялся от мещан до личного дворянства, без всяких связей и протекционизма, имея от роду восемнадцать лет, такое немногим доступно.
Конечно, подобным фактом можно убедить отца, но, к сожалению, этого мало, её жених должен иметь высокий личный достаток, чтобы содержать семью, и приличный чин в каком-нибудь министерстве. На такие условия указала ей мать, но это нереально! Юноша, возможно, и найдёт деньги или заработает их, но получить весомый чин или должность — нет! На это уйдут долгие годы, за которые её всё равно выдадут замуж, как бы она ни упиралась. Это просто блеф, и мать прекрасно о том знала, рассказав его.
Поэтому их сердца соединятся только в двух случаях: либо она совершит какое-то безумство, будучи абсолютно уверенной в том, что Дегтярёв женится на ней, либо Дегтярёв каким-то непостижимым образом заработает те самые десять тысяч злотых и совершит какой-то поступок, в результате чего получит весомую должность или чин.
В любом случае, оба варианта не могут реализоваться раньше того времени, когда они закончат академию. Получается, ей остаётся только ждать и надеяться, и… контролировать процесс. Вот как бы помочь ему? Но в голову ничего не шло, и вскоре Женевьева прекратила мучительные размышления, отдавшись созерцанию красивого парка и слушанию пения птиц, доносившихся из него.
* * *
Третья неделя военных сборов прошла в том же темпе, что и вторая, мы принимали в себя новые знания, да каждый день стирали под холодной водой гимнастёрки,
