И все мои девять хвостов - Мила Коротич
Грохот и смех стихли одновременно. Я еще выждал, потом приподнял голову.
Эти двое плыли сквозь туман к преподу, и Анимешка держала между ладоней светящийся шар размером с сердце. Детали трудно разглядеть, когда лежишь носом в пол, но вроде бы они вставили ему этот шар в грудную клетку.
Препод визжал и отбивался, а потом затих. Откуда-то из темного угла материализовалась Васильева. То, что казалось Васильевой. То, что я видел как Васильеву. Но на самом деле это такое же чувство, как знать, что решил задачу неправильно, как смотреть на написанное слово и понимать, что там есть ошибка, но не понимать, какая именно. Это существо искоса улыбнулось, поклонилось близнецам, присело перед преподом и заглянуло тому в лицо.
Он еще раз дернулся, потом неловко встал, опираясь на плечо Кислицкой. Словно не на своих ногах, сделал несколько шагов. Так ходят пьяные. И еще мой племяш так двигался, когда учился ходить: нетвердо, расставляя ноги, вперевалочку. У мелких это смешно, а здоровый дядька, шлепающий как младенец, – так себе зрелище. Но он шел и улыбался, и мне показалось, что сзади у него клубится пыльный столб. Он шел, и столб за ним шел.
Когда Ли вышел, я встал. И тут Анимешка грохнулась в обморок. Ну что за дела вообще?!
Чем все закончилось по версии Алекса Ши
Версия, которой он официально придерживался, когда его спрашивали те, кто в курсе
Послушание старшим – вот первейшая добродетель. Когда же старшие не говорят, что делать, делай все как учили или как привык. Ши всегда так жил, сколько себя помнил, а сколько именно – не считал. Эта людская привычка считать года нужна только для оформления людских документов в пределах человеческого понимания. Пусть цифры совпадают с образом и личина с цифрами, и живи себе, не попадайся.
Он и не попадался раньше. Но эта неделя встряхнула лисьего сына так, что он постарел на девять хвостов, наверное. И когда представилась возможность прийти в себя в благословенном городке одиноких женщин, он решил, что все вернулось на прежнее место. Как лис в курятнике, он не обжирался, а брал себе и девице в удовольствие: у одной – ее застойную лишнюю инь и джинсы, у другой – ци[81], мечты и джемпер… К утру он планировал отоспаться в кровати четвертой и поколдовать с ее мобильным телефоном, но к ней в номер пришла пятая, и Ши был не против. Грудастая блондинка европейской внешности кому угодно поможет расслабиться.
Она открыла дверь, встала на пороге, сияя белой кожей, и прищурилась. Как Ши это видел, он сам не понял, ведь свет из коридора бил ему в глаза, но она точно прищурилась, изучая парочку на смятых простынях.
– Заходи, раз пришла, будет веселее, – засмеялся Алекс, пьяный и разнеженный от удовольствия.
Гостья тряхнула волосами.
– Спасибо, что пригласил, а то б не зашла.
И она в два прыжка оказалась в кресле рядом с кроватью.
– Наелся?
И уже оказалась у окна, перепрыгнув неопрятное ложе страсти.
– Отдохнул?
И она уже у входа в ванную комнату.
– Пора собираться!
– Ловко, сестрица! – Алекс снова рассмеялся, но уже иначе.
А девушка у него под рукой отвернулась к окну и засопела. Конечно, утром она почти ничего и не вспомнит, эта официанточка из ресторанчика в отеле.
– Я тебе не сестрица. – Ночная гостья уже снова стояла у порога, томно накручивая на палец свой сияющий локон. – Твоя сестрица этажом выше. Надевай штаны и беги туда со всех лап! Быстрей, мне трудно держать два морока сразу. Быстрее, олух, перемещайся! И голова болеть не будет.
Она сделала ладонями жест их рода, переплетя пальцы и завернув ладони, и исчезла. Нежное цоканье коготков рассеялось так же, как ее запах. Запах фиалки. Черепная коробка взорвалась залпом боли, аж хрустнули зубы.
Ши понял, чертовка – кто-то из старших. Ясно. Надо идти, ибо послушание старшим – вот первейшая добродетель.
Реакция лисы в восемь раз быстрее реакции человека. А когда лиса спешит, то и вовсе в десять. Благо ночная пирушка озорного лисенка была удачной – голым бегать не пришлось: хвала тому, кто ввел в моду унисекс и андрогинность.
Ши не вспомнил сестру. Он не думал о ней, чтобы вспоминать. Но когда в равнодушном свете ламп отеля без историй он увидел себя и не себя одновременно, когда он зацепился глазами за свои черты на не своем, но очень похожем теле, то остолбенел. Он замер, как зверь, готовый броситься прочь и застывший от увиденного. Сбежишь – и будет то, что ты уже знаешь, останешься – неизвестно, что случится, но, может быть, оно будет новым или невероятным.
И он потянул носом воздух, и он чуть припал на коленях, и он обратился в слух, и он сделал шаг вперед, к сестренке, которую не вспоминал. И с каждым шагом с его головы точно сваливалась кожура боли. По кусочку, по осколочку, как будто кто-то счищал скорлупу с вареного яйца.
Ши в девичьем теле – новоявленная сестренка – была в шаге от еды, от силы, от веселья, от источника, от полного комплекта тех радостей, которые дает подпитка от обычного человека. В роли источника – тут Ши поморщился – был друг: Антон-лаовай. Не склонный глубоко и тонко анализировать чувства, Ши просто вспомнил, что чувствовал сам, когда сидел голодный в бетонной яме, а перед ним лежал кусок сырой печени. Антон сейчас был этой печенью. Выбор был прост и понятен. Последствия выбора тоже известны. Земная жизнь невозможна без страданий, не нужно много думать по этому поводу: кто-то – еда, кто-то ее ест. Но печалью наполнилось сердце, сказали бы древние поэты.
А сестрица взяла и не съела Антона. Тогда Ши понял, как она сильна и как ему не хватало силы, силы по-человечески сознательно сдерживать свое лисье. «Хорошая у меня сестра», – подумал Алекс тогда.
Ночная гостья прикрыла тонкой ладошкой рот, зажав улыбку, и умчалась, оставив родственников на красной дорожке, знакомиться.
Как и положено в Китае, нужно было прежде всего поесть и выпить…
…Сестричка выставила братика из номера, и это было лучшим доказательством их единокровия. Ни одна обычная девушка не смогла бы противостоять лисьему очарованию. Ши был доволен. В его совершенно легкой теперь голове складывались картины удивительной ясности, появлялись ответы на вопросы, так портившие ему жизнь много лет, а последние три дня – особенно. Он не мог без страданий
