Андрей Прусаков - Я – утопленник
«Отключить, – подумал я, – надо его отключить!» Я вынырнул и ухватился за край понтона. В кабине сидел человек, второй рабочий сворачивал в бухту канат. Одним рывком вскочив на понтон, я, не раздумывая, схватил управлявшего машиной и выдернул из кабины. Работяга не удержался на ногах и с воплем кувырнулся за борт. «Ничего, не утонешь, если что – вытащу, – подумал я, – а сейчас…» Второй работяга привстал, пытаясь рассмотреть, что происходит. Крик напарника он, видно, не расслышал. Несколько мгновений я тупо рассматривал приборную панель, пока не догадался выдернуть ключ с металлической биркой. Двигатель грейдера смолк, и я молнией кинулся за борт вместе с ключом.
Архип сидел на дне и держался за цепь, уже намотавшуюся на ковш. Еще немного – и его перемололо бы в клочья.
– Я думал, ты сбежал! – проговорил он. Я молча огляделся в поисках чего-нибудь тяжелого. – Это ты остановил его?
– Нет, просто он тебя испугался.
Грейдер поднял тучу мути, и на дне было сложно что-либо разглядеть. Наконец я нашел подходящий по тяжести камень и с ним наперевес приблизился к Архипу.
– Ты чего? – ошалело спросил утопленник. Судя по виду, страх совершенно затмил ему мозги.
– Ставь цепь сюда! – Я указал на стальной зубец грейдера. Архип подчинился. – Держи!
Я с размаха опустил камень на цепь. Удар гулом отдался по корпусу грейдера. «Наверное, те парни сейчас круто офигевают», – подумал я, нанося удар за ударом. К счастью, цепь была не якорной и вскоре поддалась. Освобожденный Архип отпрянул от грейдера в сторону. Я всплыл, забросил ключ на грейдер и поплыл за Архипом.
Мой подводный наставник отходил от пережитого. Прислонившись к стене канала, он отрешенно гладил себя по рукам, словно не веря, что жив. Если можно так сказать про утопленника.
– Кто это сделал?
– Анфиса! – с ненавистью выплюнул он. «Вот это да, – подумал я, – за что она его?» Но вслух ничего не сказал, дав возможность старику выговориться. – Проклятая ведьма! Я говорил тебе, Андрей: бойся ее и не верь! Так и есть! Приковала так, что я и не заметил!
Интересно, как это случилось? Архипа сложно застать врасплох, сам пробовал. Остается одно: русалкины чары. Ох, старик, трах-тибидох…
– Еще и издевалась потом! Говорила, что стар я и никуда не гожусь! Ну, посмотрим! – Глаза Архипа полыхнули яростью. – Не забуду я тебе этого, Анфисушка, век не забуду! Да и века не пройдет, как я тебя рыбам скормлю, тебе и Водяной не поможет!
Он осекся и с опаской поглядел на меня, точно сомневаясь. Но слово вылетело. По моему лицу он понял, что я не побегу его закладывать, и сказал:
– Теперь должник я твой… на вечные времена.
Я невольно усмехнулся. Это напоминало прочитанную в детстве сказку.
– Тогда ты должен исполнить три моих желания.
– Почему три? – спросил Архип. Он все еще туго соображал. Немудрено, если учесть, что едва не попал под гигантскую мясорубку.
– Да ладно, забудь.
– Нет! Я не забуду! Не забуду того, кто меня чуть не убил, и того, кто меня спас!
Его рука с обрывком цепи задергалась у впалой груди. Словно хотел перекреститься, но не мог, и я улыбнулся:
– Ладно, Архип, если честно, то теперь мы квиты. Ведь и ты вчера на суде…
Неожиданно заработал грейдер. Я вздрогнул и запнулся. Архип не перебивал, и я задал давно вертевшийся на языке вопрос:
– Почему ты меня спас?
– Почему? – повторил Архип. – Знать хочешь… Ладно, скажу, ведь мы теперь одной веревочкой повязаны. Анфиса, если б узнала… – Архип сделал угрожающую гримасу. – Не бойсь, паря, вместе мы ее верней погубим!
Думаю, он ждал бурных и продолжительных аплодисментов, но я молчал.
– Теперь ты стал мне другом, – проговорил Архип. – У меня никогда не было друзей здесь.
«Очень трогательно, – подумал я. – Скажи мне, кто твой друг…» Но в моем положении надо радоваться и таким друзьям.
– Ты так и не ответил, – сказал я. – Почему ты мне помог?
– Меня предупредил сфинкс.
– Сфинкс?
– Да, сфинкс! – подтвердил утопленник. – Он сказал мне! Иногда я хожу к ним и спрашиваю о будущем… Но ты никому об этом не говори! – предостерег он. – Никому! Слизень не любит, когда слуги ходят по суше без его ведома, оттого он и злой! Сфинксы – моя тайна! Если Анфиса узнает о них…
– И что он сказал?
– Они говорят странные вещи, иногда их трудно понять, – Архип горстью почесал себя по макушке, – но надо уметь слушать! Они знают все! Они такие древние, что Слизень… – Архип захихикал, – Слизень младенец по сравнению с ними! Мелкий, ничтожный, глупый, обгадившийся младенец!
Неуверенное хихиканье утопленника переросло в оглушительный смех, заглушивший громыхание грейдера. Я понял, что еще никогда он не мог так открыто смеяться над своим хозяином. Потому что никому никогда не верил. Потому что всякий в этом гадюшнике боялся и старался угодить Слизню. Но после всего, что произошло, мы могли доверять друг другу.
Сфинксы… Это те, что стоят на Университетской набережной. И они разговаривают? Бред какой-то. «Подожди, – сказал я себе, – если сфинксы не разговаривают с живыми, это не значит, что они не общаются с мертвыми! В любом случае можно попробовать. Я спрошу их, что мне делать… Они древние, значит, могут знать больше, чем знают Водяной или Леший». Новая надежда затеплилась во мне.
– Сфинксы что-то говорили обо мне?
– Они сказали, что я должен спасти того, кто после спасет меня. У меня нет друзей, кого бы я хотел спасти, – Архип взглянул прежним, колючим взором, – и никогда не было. И мне никого не приходилось спасать до вчерашнего суда. Только там я понял, кого должен спасти! Все так и произошло! Сфинксы сказали правду! Я спас тебя, а ты – меня! Ха-ха-ха!
Я подождал, пока он отсмеется:
– Я тоже хочу спросить их… кое о чем.
Архип кивнул:
– Спрашивай, но так, чтобы никто этого не видел! Чтобы никто за тобой не следил! Понял? Иначе Слизень убьет тебя.
Я кивнул. Что уж тут непонятного. Хотя…
– Погоди. Анфиса была одна, когда…
– Одна, – быстро сказал Архип. – А что?
– А может, это Слизень приказал убить тебя, а она лишь выполняла?
Утопленник замер.
– Да за что? Ничего я такого не делал, она сама… – Он осекся. – Не за что Слизню меня убивать! Я всегда поступал по его воле… Нет, так он не мог! Он притащил бы на суд и сам убил. Он любит убивать.
Я вспомнил суд Водяного, как он рвал тело Дарьи… Да, он любит убивать. Значит, Анфиса. Мне стало страшно. Если она способна на такое… Русалка любила меня, и эта любовь была моей защитой. А если разлюбит? Кстати, от любви до ненависти… А как может ненавидеть русалка, я только что убедился. За что же она его так невзлюбила?
Я прошептал последнюю фразу вслух. И опешил, услышав ответ:
– За тебя. Когда уходила, сказала, что зря я, дурак старый, тебя от нее отваживаю! Все равно ты будешь ее!
– Так вот, теперь она думает, что убила меня, – продолжил старик. – Пусть так и думает, ничего ни ей, ни кому-нибудь еще не говори! Я отсюда уйду, поселюсь в другом месте, знаю одно – там никто не найдет. А потом мы с тобой ее прищучим! Одному мне не справиться, а вместе! Я тебя многому научу, Андрей, заклятьям старым, проверенным…
Вот еще не хватало! Анфиса хоть и гадина, но убивать… Правда, она и так мертва, так что греха здесь нет. Или есть? В любом случае я не собираюсь этого делать.
– Если мы убьем ее, Слизень убьет нас! – сказал я, чтобы отделаться от жаждущего отомстить утопленника. Эту карту Архипу не побить.
– Не убьет! – засмеялся Архип. – Мы ему свеженькую утопленницу предоставим, он и смилуется! Шибко любит он молоденьких, ох и любит!
– Как же ты предоставишь? Ты что, знаешь, кто где топиться будет?
– Нет, не знаю. Ведь ты еще видимый, по земле ходишь, так возьми, девчонку какую-нибудь в воду и замани.
– Чего ж ты сам не заманиваешь? Обернись добрым молодцем, – съязвил я, но Архип не понял насмешки:
– На суше мы слабы. Чем дольше в воде живем, тем больше слабеем. Ни я, ни Анфиса не можем долго на суше быть. Без воды мы быстро умираем. Ты – другое дело. Ты можешь. Тебе это легче легкого будет. А я ей ноги скручу да на дно утащу…
«Одну убей, другую убей. Ну и сволочь Архип!»
– Не хочу я никого убивать, понял!
– Тогда она убьет тебя или тех, кого ты любишь. Ты Анфису не знаешь!
Ты ошибаешься: знаю. И не хочу быть похожим на эту тварь.
Шум стихал. Грейдер медленно удалялся, оставляя за собой исковерканное, но очищенное от мусора и водорослей дно.
– Я расскажу тебе, какой она была, – изменившимся голосом произнес Архип. – Любил я ее, Андрей, больше жизни любил. А сейчас ненавижу. Все еще люблю и ненавижу. Все простил ей, и то, что под воду утащила, и то, какой была… Больше не прощу!
Была она заводчика дочь. Младшая. Любил ее отец. Баловал. Старшую замуж выдавал, не спрашивал, любит жениха или нет. А вот Анфисе угодить хотел, хотел, чтобы счастлива была. Многие тогда вокруг нее выхаживали, на невесту засматривались. Хороша она была, как хороша! Так хороша, что никакая навь краше не сделает! – Мертвец прервал речь, и его набухшие глаза подернулись грустной дымкой. – Купцы и подрядчики к отцу сватались, дворянин даже был, да бедный, как голь перекатная… Я тогда у отца ее приказчиком служил. Привечал он меня, дело вести доверял. А я все на нее смотрел, потому что любил. Любил, как никто из этих выхаживавших. Ведь я видел: многие из-за денег сватались, даже на красоту ее не смотрели, больше на дом да на склады с лавками. А мне ничего не надо – только бы ее видеть, каждый день. Мне и солнца тогда не нужно было – Анфисушку увижу, вот и солнце мое взошло!
