Преддверие войны - Алексей Птица
Стрельбы на сегодня решили остановить, и вскоре вслед за нашим взводом со стрельбища потянулись и остальные. Само мероприятие перенесли на следующий день, а меня, студента Василия Амбросова, стрелявшего в майора, подпоручика Григорьева и командира отделения унтера Пришибеева стали по очереди допрашивать.
Подобное мероприятие стало для меня уже привычным, но нудным и неприятным, хотя, если бы я не вмешался в процесс выстрела Амбросова в майора Поликарпова, то дело хоть меня и не коснулось бы, но всё равно принесло много неприятностей.
— Да, а как ты успел увидеть, что Амбросов стреляет в майора? — спросил меня Пётр, когда мы шли обратно.
— Скорее почувствовал, чем увидел. Не знаю, как точно.
— Да уж, ты, Федя, постоянно оказываешься в гуще событий, даже здесь.
— Да какая гуща событий, просто так получилось, я же не виноват в этом.
— Да, везёт тебе на приключения…
— Везёт, — не стал спорить я.
Остаток дня меня спрашивали, что да как, как сумел, но делали это скорее от удивления и для проформы, чем пытаясь узнать что-то существенное. Разбирались, в основном, с виновниками происшествия, а под конец дня меня вызвал к себе полковник.
— Барон Дегтярёв⁈
— Так точно, ваше высокоблагородие!
— Молодец, барон, не ожидал, что кто-то сможет таким образом спасти жизнь офицеру. Планирую представить вас к заслуженному поощрению. Медали не обещаю, но и без премии вы не останетесь, а также обязательно сделаю отметку в личном деле о вашем участии и отправлю похвальную грамоту в деканат академии. Дело того стоит, жаль, ничем иным в рамках своих полномочий я поощрить вас не могу, сами понимаете, вы здесь находитесь всего месяц, и статус ваш никак не закреплён. Но ничего, награда всё равно найдёт своего героя.
— Так точно, ваше высокоблагородие!
— Ну, ступай! Спасибо тебе за майора, не оставил его детей сиротами, — и полковник крепко пожал мою руку.
Весь следующий день лагерь гудел об этом происшествии, но прошло два дня, состоялись стрельбы для тех, кто не успел отстреляться раньше, и происшествие стало забываться.
Майор, получивший лёгкое ранение, вышел на службу и первым делом нашёл меня.
— Барон Фёдор Дегтярёв, — остановил он меня возле столовой.
— Так точно!
— Я майор Поликарпов, тот, кому вы спасли жизнь на стрельбах. Спасибо вам за это, не знаю, как вы смогли успеть, но я очень благодарен, и надеюсь, что смогу вернуть вам долг!
— Вы мне ничего не должны, господин майор, спасти жизнь — это человеческий долг каждого, и я рад, что исполнил его в полной мере.
— Тогда вы спасли две жизни или, вернее сказать, две судьбы: мою и этого бестолкового студента Амбросова, специально он это сделал, или случайно, но его жизнь не осталась бы прежней, и каторгу он себе обязательно тем самым заработал. Вы должны это знать, надеюсь, что Амбросов сам поймёт, что вы сделали для него, и сделали не специально. Впрочем, это его нравственное дело, а я сейчас говорю за себя. Спасибо вам ещё раз, прошу обращаться ко мне с любой просьбой в любое время дня и ночи. Всегда к вашим услугам! — и, склонив голову передо мной, майор щёлкнул каблуками, приветствуя, как равного себе.
— С удовольствием воспользуюсь вашим предложением, господин майор.
Поликарпов крепко пожал мне руку и ушёл, не оглядываясь, а я встал обратно в строй студентов. На душе как-то сразу потеплело, а мир вокруг стал мягче. Чувство удовлетворённости своим поступком посетило меня, даря радостные эмоции. Что же, значит, не зря я сюда приехал.
Пришло воскресенье, но мы с Петром остались в лагере и никуда не поехали, просто не захотели. Да и куда? В Орёл слишком далеко, а мы уставшие, не до поездок, решили пока остаться здесь, поесть вкусного. Крестьяне с окрестных деревень и сёл навезли еды на продажу, у них мы и накупили домашних продуктов, устроив праздник живота и наевшись вволю.
А вот на следующей неделе можно и сходить куда-нибудь, прогуляться или даже съездить в те же Ливны, находящиеся от лагеря в пятидесяти километрах. Прогуляемся, на барышень городских посмотрим, а то уже забывать их стали.
Потратив небольшую сумму, мы с Петром оказались обладателями различной съедобной всячины. Полевой лагерь на время опустел, студенты разбрелись: кто-то поехал в город, кто-то отдыхал, как и мы, а кто-то отправился бродить по окрестностям. С какой целью — не знаю, может, грибы собирать либо девок крестьянских склонять к греху за деньги. У некоторых студентов подобное называлось «ходить в народ».
Вечером мы с Петром на ужин не пошли, а с разрешения командира отделения организовали небольшой костерок на краю площадки и начали поджаривать на нём картошку и кусочки копчёного сала и колбасок. Дразнящий запах поджариваемых копчёностей стал распространяться вокруг, выманивая на костерок всех окрестных обитателей палаток.
Вскоре к костру подтянулся почти весь наш взвод, и каждый, поняв, что можно спокойно посидеть и поговорить у костерка, нёс с собой еду. Не пришли лишь несколько человек со взвода, в том числе и студент Василий Амбросов.
— А Амбросов где? — спросил Пётр у одного из наших сослуживцев.
— В палатке сидит, никуда не выходит, горюет.
— Чего он горюет? Сам чуть человека не застрелил и сидит теперь, горюет, да повезло ему, если бы не Федя, уже в полицию отправили, хотя, наверное, и не посадили.
— Так это суд бы решил, сажать или нет, а так согласен. Я и не думал, что можно пулю остановить.
— Я не смог остановить, я её всего лишь задержал, но и этого хватило, — вмешался я в разговор.
— Главное, что всё получилось, остальное — неважно, — философски заметил наш товарищ и, сняв кусочек шипящего от огня сала с прутика, принялся его смачно жевать.
Все с ним молча согласились и принялись болтать о разном. Вскоре объявили вечернюю поверку, после которой все разошлись по палаткам. Амбросов так и не пришёл, и, собрав остаток еды, я отдал её его товарищу
