Знак Саламандры - Мария Камардина
В голове что-то щелкает. Слова мне по-прежнему незнакомы, но смысл я улавливаю. Речь идёт о некоей Старой Ведьме – по ощущениям именно так, с большой буквы. Старшим цыганкам, которые снова говорят чуть ли не все разом, очень не нравится, что младшие с нею связались, и ещё меньше нравится, что они связались со мной, да ещё притащили в эту квартиру. Алмаза огрызается в смысле, что не боится ни ведьмы, ни магии, учить её больше некому, а провести всю жизнь, гадая глупым курицам на женихов, она не хочет.
Я несколько раз различаю слово «Князь», искажённое акцентом – похоже, наши предосторожности не сработали, и машину всё-таки засекли, да и парни, которые всю неделю опрашивали гадалок, добавили подозрительности. Насколько я могу судить, подпускать полицейских вообще и Князева лично к своим делам цыганки не хотят: «Вцепится как клещ, пока не насосётся, не оторвёшь!»
Девушки явно колеблются, приходится вмешаться самой. Я гашу огонь, вызывая всеобщий вздох облегчения – по крайней мере, примерно так я ощущаю исходящую от них эмоциональную волну.
– Я не из полиции, но я ищу убийцу, – говорю громко. – Старая Ведьма, – надеюсь, речь о Маргарите – может мне помочь. Дайте мне адрес или телефон, и я уйду, и полиция к вам не сунется.
Гадалка оборачивается ко мне, недоверчиво кривит губы. Потом переглядывается с другими. Алмаза задирает подбородок, её подруга смущённо смотрит в пол.
– Мы всё равно уйдём, – говорит Алмаза по-русски. – Вы не посмеете мешать – ни Старой Ведьме, ни Саламандре!
Гадалка сплёвывает на пол.
– Дуры, – говорит она с выражением, но уже без прежнего напора. Потом глядит на меня. – И ты тоже дура, раз связалась с Ведьмой и Князем. Но дело твоё, иди, ищи. И вы, – она прожигает девушек взглядом, – идите. Расскажите ей, раз уж она так хочет в это лезть. Только помни, золотая, против Старой Ведьмы никакой огонь не поможет, ничьи чары не спасут. Иди и не смей возвращаться, а если кто придёт по твоему следу, прокляну!
Последнее слово звучит тяжело и гулко, словно цыганка крикнула в колодец. По спине бегут мурашки, но девушки уже ловят меня за руки и тащат к выходу. Я и сама чувствую, что нужно уходить, и прямо сейчас, иначе помимо недобрых взглядов в спину мне воткнётся что-то материальное.
На улице так светло и свежо, что я на некоторое время зажмуриваюсь и просто дышу. Девушки отпускают меня, я вспоминаю про куртку, но её тут же суют мне в руки.
– Ты прости, – устало говорит Алмаза, пока я одеваюсь. Голос у неё приятный, с этакой томной хрипотцой, и акцент едва заметен. – Я боялась, что придёт кто-то от Князя, решила встретиться у тётки, чтоб свидетели… Богдана отговаривала, но я не думала, что они вот так.
Она сердито машет рукой на окна. Даже не оборачиваясь, я чувствую на себе взгляды, и ящерка под рукавом снова выпускает когти. У соседнего подъезда я замечаю Игоряшу и Сашку и быстро отвожу взгляд. Признаваться, что я, собственно, и есть «кто-то от Князя», мне не хочется, перевожу разговор сразу на нужную тему:
– Я надеялась, что Маргарита будет здесь.
Девушки мотают головами.
– Она не цыганка, – тихо поясняет Богдана, кутаясь в шубку. При дневном свете она оказывается не черноволосой, как подруга, а, скорее, тёмно-русой. – Иногда приходит, помогает, но наши её боятся.
– Запрещают нам с нею видеться, – подхватывает Алмаза. – Ругаются. Но совсем запретить не могут, Старая Ведьма барона от смерти спасла, давно, но ей все теперь должны. И не только за это.
– И чего они, – киваю в сторону подъезда, – от меня хотели?
– Опоили бы, – неуверенно говорит Богдана. – Заставили забыть адрес и имена. Прямо против Ведьмы не пошли бы, не бойся… Знают, что она хочет с тобой говорить. Почему к нам пришла, не к ней?
Вздыхаю и объясняю насчёт не то потерянной, не то украденной карты. Девушки переглядываются.
– Она всегда сама приходит. – Алмаза обводит взглядом заваленный снегом двор, словно надеется, что Маргарита вот сейчас выйдет из-за ближайшего куста. – Приводит в надёжное место, специально для занятий…
– А потом мы забываем дорогу, – признаётся Богдана и тихонько шмыгает носом.
Я открываю рот, но Алмаза меня опережает:
– И мы не знаем, когда она в следующий раз придёт. Но про тебя скажем и про карту. Ты ей нужна, а зачем – не знаем. Вот только смотри, – она тоже косится на соседний подъезд, а потом строго сдвигает смоляные брови, – пока за тобой «хвост», вряд ли она с тобой встретится. Только один на один, поняла? С Князем она связываться не хочет.
Да я бы и сама с ним не связывалась – но не травить же его, в самом-то деле!..
Я снова вздыхаю и пытаюсь выяснить хотя бы то, зачем они приходили в камеру и как её покинули, но Старая, чтоб её, Ведьма весьма профессионально чистит своим подопечным мозги. Похоже, что и впрямь доконтактная. Я бы заподозрила, что цыганки врут – но ящерка не реагирует, а значит, дело наше так никуда и не продвинулось.
Напоследок я диктую Алмазе номер телефона и прошу позвонить, как только удастся свидеться с Маргаритой. Та согласно кивает, а потом вдруг ловит мою ладонь, всматривается в неё и улыбается.
– Тётка права была, – говорит с хитрым прищуром. – Суженый совсем рядом, большая любовь ждёт тебя… Слушай сердце и никого другого не слушай, поняла?
Я недоумённо киваю, девицы снова переглядываются, хихикают и, не прощаясь, уходят. Я слежу, как они идут под ручку, цепляя полами шуб макушки сугробов и ветки кустов, и думаю, что в последнее время развелось очень уж много народу, которому есть дело до моей личной жизни.
И ведь если б была у меня эта самая личная жизнь – или хотя бы время на неё!..
Глава 17. О лилиях, могилах и катке
В магазинчике возле дома я покупаю пару белых лилий. Продавщица без лишних вопросов повязывает на них чёрную ленту, а я пытаюсь решить,
