Невыносимый дар - Анна Сергеевна Одувалова
– Поехали, – шепчу я, и Дар срывается с места, без слов понимая, почему я спешу уехать.
– Ты ведь вернешься после соревнований? – спрашивает он. – Скучаю.
– Вернусь, конечно. Я тут как в клетке. Шэх думает, что мне так лучше…
– Это не так?
– Нет. И мне страшно, – признаюсь я Дару, как только мы отъезжаем от дома шэха. Не знаю почему, но ему я могу это сказать. Друзьям и учителю не смогла. Постоянный страх отравляет мне жизнь. Я стала дерганая, нервная и неуверенная. Меня отпускает только рядом с Даром.
– Почему? – удивляется он. – Для тебя это рядовые соревнования. Что может пойти не так?
– Я могу пойти не так. – Вздыхаю и поворачиваюсь к окну, изучая знакомые улицы города. – Цеуньши было для меня преодолением. Чем больших высот я достигала, тем дальше отступали страхи и прошлое. А сейчас все перемешалось.
– Ты считаешь, что, если маньяк рядом, ты стала слабее? Каро, это же бред!
– Знаю. – Пожимаю плечами. – Но я понимаю это разумом, а где-то глубоко внутри я маленькая и слабая девочка, которая боится любого шороха.
– Каро, не дай ему тебя победить. Он просто пугает откуда-то издалека, а ты уже готова сдаться. Я не узнаю тебя.
– Я сама себя не узнаю. Наверное, я просто устала и не верю, что все это закончится. Просто темнота впереди.
– Не смей так говорить, – приказывает он. – Каро, ты сильная. Когда я впервые увидел тебя, это была первая мысль. Какая же она сильная, я не смогу так.
– Ты меня ненавидел!
– Конечно, – не спорит он. – Потому что понимал, что никогда не поднимусь на твой уровень. Не пытайся сейчас опуститься до моего. Ты заставила меня снова захотеть сражаться за то, что для меня важно.
Мне действительно становится лучше с приездом Дара. Разговор возвращает веру в себя, и я успокаиваюсь окончательно. К моменту, когда мы подъезжаем к спортивному комплексу, в котором будет проходить соревнования, у меня даже появляется подобие боевого настроя.
Иду переодеваться.
Дар коротко чмокает меня в нос и спрашивает:
– Взять тебе кофе?
– Можно, – соглашаюсь я. – Переоденусь и выйду к тебе. Шэх еще не подъехал. У нас есть минут пятнадцать, а потом он заберет нас на разминку и инструктаж.
– Хорошо. Я как раз встречу Мару и Кита.
– Они подъедут?
Для меня это настолько радостно, что не могу сдержать улыбку. Так вышло, что друзей за пределами клуба у меня нет. А это так приятно, когда за тебя болеют с трибун.
– Конечно. Они не могли пропустить.
В раздевалку я захожу в приподнятом настроении. Ищу шкафчик со своим именем на дверке, открываю его, и к моим ногам вываливается засушенный цветок и записка. Сердце подскакивает в груди, а леденящий душу страх возвращается. Я смотрю на нежные высохшие лепестки и сложенный вчетверо желтоватый лист бумаги и хочу сбежать, но вместо этого присаживаюсь и дрожащими руками разворачиваю записку.
«Ты моя, Каро. Как и раньше. Покорная и послушная. Ты ходишь, дышишь и просыпаешься утром, потому что я позволяю тебе. Но скоро все закончится. Ты вернешься туда, где твое место – на полку для кукол. И в этот раз я закончу то, что должен».
Буквы плывут перед глазами, и я, кажется, забываю, как надо дышать. Маньяк знал, когда ударить и как сделать это максимально эффективно.
– Каро, все хорошо?
Ко мне со спины подходит Вэл и заглядывает в глаза, а я понимаю, что по щекам текут слезы. У меня все определено нехорошо, но я вымучиваю из себя улыбку и киваю.
– Да, все нормально. Не переживай.
– Но я вижу, что нет, – упирается внимательная мелкая. – Тебя бросил твой богатый и красивый парень? Я слышала, Фрост говорил, что он тебя обязательно бросит. Но Фрост – придурок. А Дар хороший. Ну, мне так казалось…
– Фрост действительно придурок, – отвечаю я заторможенно. – Меня никто не бросал. Прости, мне надо переодеться и выйти в зал. У меня правда все хорошо.
Вэл настороженно смотрит на меня и качает головой. Не верит.
Это правильно. Но оттого, что мне плохо и страшно, ничего не меняется. Мне все равно надо выйти на татами и выложится на максимум. Но сначала – убрать слезы. Здесь не только наши. Раздевалка начинает наполняться участницами. Они все могут оказаться сегодня со мной в спарринге, нельзя показывать слабость. Любая из них может быть причастна к травле. Если кто-то хотел дезориентировать меня на соревнованиях… что же. У них это вышло, но я не подам вида. Скрывать истинные чувства я научилась. Но как же это тяжело.
Переодеваюсь и, сжав зубы, выхожу в зал, где на трибунах уже собираются болельщики. Нахожу взглядом Дара с двумя стаканчиками кофе в руках. Рядом с ним Кит, Мара – и внезапно Лестрат. Тоже пришел поболеть за меня? Странно, но приятно.
Чуть в стороне вижу Энси и ее парня, которые мило щебечут. Это кажется мне странным, но потом на их же ряду замечаю еще несколько знакомых лиц. Ильяс с каким-то незнакомым мне парнем, девчонки из группы. Цеуньши так популярно или все пришли смотреть на меня?
Внезапно слишком большое для меня количество знакомых лиц тоже начинает нервировать. Я привыкла, что зрители – это некая безликая, незнакомая мне масса. Те, кому я небезразлична, обычно где-то недалеко от татами. Шэх, друзья по секции, которые ждут своего выхода.
Дар замечает меня и спускается. Взгляд сосредоточен, кажется, он уже научился по лицу понимать мое настроение. И видит, что я не в порядке.
– Все хорошо? – спрашивает меня он.
Я отрицательно мотаю головой и протягиваю ему смятую в кулаке бумажку и цветок, который успел развалиться.
– Нет. Я нашла это в шкафчике.
Он бегло читает записку. Вручает мне кофе и утягивает за собой к Лестрату. Я успеваю вкратце объяснить, что произошло, прежде чем на татами показывается шэх. Он делает знак руками, и я торопливо прощаюсь со всеми. Пора.
– Я все больше склоняюсь к тому, что кто-то хочет твоего поражения.
– Ну или чтобы я загремела в дурку.
Я пожимаю плечами и ухожу. Я уже вся в соревнованиях. Привычно выкидываю все мысли и страхи. Меняется дыхание и походка. Мне нельзя потерять это состояние. Оно сейчас слишком неустойчиво. Мне нужно выдержать несколько часов, а потом, пожалуй, я могу позволить себе разрыдаться.
Мне не сразу удается взять себя в руки, и на разминке у меня неприлично дрожат колени. Я скрываю их дрожь
