Восхождение язычника 2 - Дмитрий Шимохин
— О, смотрите, базилика, — и брат указал на христианскую церковь. — Она зовется церковь Пресвятой Богородицы. Богородица — это вроде мать их бога. Но я в их вере не разбираюсь, красивая, да?
— Ага, да, очень, — раздались наши голоса.
— А зайти можно? — поинтересовался я.
— Э, не пустят, только если веру их примешь, — помотал головой брат. — В Софийский собор можно, а в другие могут и не пустить, так что не пойдем. Я когда в Царьграде с батюшкой был, вот там мы ходили смотреть на базилику святой Софии, кажется, вот там настоящая красота была, а это так, — и брат махнул рукой, — с цареградской не сравнится, — брат с гордостью это говорил и свысока на нас посматривая.
Эстет хренов, куда нам, сиволапым.
— Вот ты был в Царьграде, братишка, а щит не видал ли, который вещий Олег на ворота города прибивал? — я тоже решил поумничать.
— Не, не видал, — брат с задумчивым видом ответил. — А ты откуда об этом слыхивал, тоже, небось, Рознег сказывал.
— Имеющий уши да услышит, — отбрил я Володара.
— Ты прям как грек, говоришь, а грека лукава суть, — ответил Володар.
— А как же Никита, он же друг твоего отца, — изумился Дален.
— Друг, — кивнул брат, — но только отца, здесь понимать надо. Поймете, если часто с ними будете общаться. А вон смотрите, — и брат указал на двухэтажное каменное здание, — это больница.
Чего, какая больница, десятый век на дворе.
— Что значит больница? — опередил меня Гостивит.
— Больница — это такое место, приют для бедных и больных людей, там им дают кров, могут лечить и всячески помогать.
— То есть там есть местные лекари? — я с интересом разглядывал больницу.
— Ага, но не только, я же говорю, для бедных, остальные лекари сами к больным ходят и берут за это деньги.
— А вон там школа, — и брат, предвосхищая наши вопросы, начал рассказывать: — Там детей обучают писать и считать, может, и еще чему, но я не знаю.
— Обучать — это как на нашем испытании, что ли? — спросил Даллен.
— Да, только не тому, чему нас учат, ромеи все же.
— О, смотрите, ручная рысь, — и Гостивит указал на монаха в темном одеянии, который сидел на траве, а у него на коленях расположилась рыжая кошка.
— Нет, это вовсе не рысь, это кошка, — просветил брат.
— Как не рысь? Похожа же, — Гостивит попробовал настоять на своём.
— Похожа, но это кошка, она меньше рыси и не такая дикая, — с каким-то смирением ответил брат.
Тут я его понимаю, месяц рядом с Гостивитом, и ты можешь познать вселенское спокойствие или попробовать его придушить, что не так просто.
— А, — начал опять Гостивит.
— Все, пойдемте обратно, нам к полудню с Яромиром к Никите надо успеть, а вас я в корчму отведу, — брат посмотрел на Гостивита и Далена.
— Слушай, Володар, а расскажи, как твой отец с Никитой подружился? — задал я давно интересующий меня вопрос.
— Что не рассказать, отец тогда в первый свой самостоятельный торговый поход шёл, товара мало было, он и купил холопов по сходной цене, надеясь здесь их хорошо продать. У кого купил, я не помню, может, у хазар, а может, и у печенегов.
— Никита был деканом в армии императора, вот его в бою и взяли в плен.
— А что такое декан?
— А что такое армия?
Одновременно задали вопросы Гостивит и Дален. Что такое декан, и мне было интересно, это ж вроде в институтах или в университетах руководитель факультета, и как он связан с армией?
— Декан — это десятник по-ромейски, а армия — это дружина большая, только не князя, а императора. Вот у германского императора тоже армия, а не дружина, Гостивит, ты чего?
— Да мало ли, что это здесь значит, все чудно, да и словеса непонятные, — смутился он.
— В итоге отец Никиту не продал, полезен он оказался и грамотен, забрал с собой к нам. Еще три раза он ходил с ним в торговые походы, а на четвертый раз привез его в Трапезунд и просто отпустил к родным, без всякой платы. А Никита за эти четыре года наш язык и выучил, да и понимать хорошо начал нас. А после они уже и совместно дела торговые вести начали.
— Вот это история, получается, твоей отец ему помог, а после и волю дал, — удивленно пробормотал Гостивит.
— Ага, давайте пошевеливайтесь, времени мало.
* * *
С родичами мы подошли к воротам особняка Никиты, который размещался возле крепостной стены города Трапезунд.
У меня на плече болталась сумка, которую я одолжил у своего брата Горисвета. В сумке покоились заготовленные мной деревянные статуэтки различных животных, которых я успел наделать во время пути. Ведь одно дело прикоснуться к мужчине через рукопожатие, и совсем другое — к девушке или девочке. Вот и заготовил, так сказать, подарков, во время которых и смогу незаметно прикоснуться и провести тест на отцовство. Жалко мужика, конечно, любил их, воспитывал и растил, а тут раз — и папка-то не ты. Страшно.
Особняк Никиты был двухэтажным, выполненным из кирпича, причем на фасаде дома была отделка из кирпичей разного цвета, белого и красного, которые составляли какие-то рисунки.
Ворота были деревянные, двустворчатые и окаймленные железом. А рядом с ними была небольшая калитка.
Дядька Колояр, не стесняясь, постучал в ворота кулаком. И, словно нас ждали, ворота сразу распахнулись. За ними стоял немолодой слуга, он был то ли грузином, то ли армянином, а может, и вовсе арапом, но уж точно не ромейских кровей.
Открыл нам главные ворота, это было проявлением уважения, вроде мелочь, а приятно. Вот такие мелочи показывают истинное отношение хозяина к гостю.
Мне неожиданно вспомнилось описание одного ритуала гостеприимства в Узбекистане, о котором рассказывал мне товарищ во время службы. Сам он был родом из тех краев, вот и поделился во время отдыха.
Когда гости приходят в дом, хозяева обязательно ломают лепешку, даже если её есть не будут. Так сказать, преломляют хлеб. А во время чаепития хозяин сам наливает гостю чай в пиалу, и это говорит о многом, если пиала не до конца наполнена чаем, то гость уважаем, и хозяин готов