Борода из ваты – пули из серебра. Том 1 - Михаил Северный
Они ходили по квартирам, по домам и встречали счастливых детей, веселых и уже пьяных родителей. Собаки лаяли им вслед, плакали от счастья старушки и уступая дорогу сигналили машины. Целые сутки, а иногда и двое неустанно они работали на благо людей, несли минуты счастья в дома и теперь они получили это?
— Да как это блядь может быть?
Лютый сам не заметил как ударил пленника. Да, не по-военному и не по-человечески, но и это всего лишь пощечина. Голова Фомы мотнулась в сторону, и он завыл. Тихо, не крича, но глаза которыми он посмотрел на Лютого выдавали его с головой. Страх и ненависть перемешались там глубоко в тени, как белый снег может перемешаться с красной кровью. Ненависть можно выбить, если тщательно поработать над пленным и тогда останется страх, а ненависть заменит рабская покорность на грани с обожанием.
«Не убивай, — стонал он, — не убивай, пожалуйста. Я всю правду расскажу. У меня жена и дети»
— У твоего друга тоже дети. И ты его убил.
— Нет у него никого. Сам он. Ни жены, ни детей, ни родителей. Даже друзей нет, ты последних убрал.
— А я думал ты последний. Никого нет говоришь?
Дед задумался. Ствол продолжал смотреть «деревне» пониже груди, пусть не расслабляется. «Обтекай, мразь», так говорит молодежь?
— Совсем — совсем? Кто его искать будет? Может с работы или из милиции?
— Не работает он уже лет десять, как и все мы. Торгуем понемногу — я налаживал сбыт, он чистая торговля. Ну да, клиенты приедут, конечно за товаром, но я всё улажу. Его никто и не вспомнит. Ты только не убивай меня, отпусти, дедушка. Давай забудем все обиды, ведь на Новый Год нужно забывать старое, оставлять в прошлом все плохое.
— Ишь ты как заговорил. Про Новый Год вспомнил. Чего-то я тебя и не припомню на своих утренниках.
— Так был я, чего не был. Как и все ходил, дедушка. Только я застенчивый был, ага. Вот и на глаза не показывался, на коленках не сидел, вирши Снегурочке не рассказывал.
— Как ты ее назвал?
Фома охнул и замер, начал дрожать и вдруг на колени упал:
— Чего же я не так сказал, дедушка? Ты меня извини по-братски. Ничего плохого не хотел сказать.
— Как ты назвал внучку мою?
— Эм… — он молчал и смотрел в лицо старику снизу вверх, боялся оступиться, хитрый колорадский жук.
— Ну?
— Сне… гурочка? Это не я придумал, все так вашу внучку называли. По доброму, без задних мыслей. Снегурочка, внучка дедушки Мороза?
Ствол уперся ему в лоб и перепуганный завыл, кося взглядом в сторону, искал кого-то или ждал.
— Де де де дедушка Мороз, — он почти прошептал окончание и зажмурился ожидая грохота и удара в лоб, который выключит свет в его комнате навсегда. Пуля с такого расстояния пробьет голову насквозь и выйдет через затылок, унося с собой на стенку ошметки плоти и мозгов.
5
Лысый не убил его. Только подвигал морщинами в попытках подумать. Фома мысленно выдохнул, «спасибо что живой», как говорится. Где Галка пропала? Какого хрена её так долго нет? Прошло достаточно времени чтобы вернуться, начать, блин, беспокоиться о муже и пойти на поиски. Где дети? Где племянники? Где хоть кто-нибудь? Почему когда он им нужен, то быстро прибегают, а как помощь нужна отцу ни одного отпрыска нет и близко. Может они залегли неподалёку и следят за ними? Боятся подобраться ближе? Ну так пока они будут думать старик его всё-таки порешит. Уже пришлось отсосать двустволку, что дальше? Куда нечистый надумает вставить ствол следующий раз?
— Ладно, вставай.
— Зачем? — голос предательски дрогнул. — Спасибо я посижу.
— Вставай. Пойдем снежного ангела лепить.
— Что?
— Пойдем, поможешь мне. Если всё пройдет хорошо — отпущу. Руки опусти.
Они обогнули стену и через пролом вернулись внутрь, на место гибели Женьки. Фома шел первым, ощущая двойной взгляд стволов на спине и непроизвольно ёжился, как от холода. Дед топал за ним и молчал пока они не остановились у тела погибшего.
' Не надо, — вдруг Фома четко понял, что дед хочет сделать. — Не убивайте. Боже, у меня дети. Я боюсь, не убивайте. Только не здесь.'
Он не падал только потому что не хотел рухнуть коленями в кровь, которая обтекала Женьку, как море большой остров. Сил у него уже практически не осталось. Легкое дуновение ветерка унесло бы его в соседнее село. Если бы лысый хлопнул в ладоши у него бы лопнуло от страха сердце.
«Обернись и посмотри мне в глаза».
Он не мог повернуться. Ноги не слушались. Они ослабли и дрожали, если бы он повернулся, то потерял бы равновесие и лег лицом на деревянное покрытие пола.
«Обернись!»
Он постарался. Медленно переставил левую ногу, развернул туловище и переставил правую следя за тем, чтобы его не занесло, как машину на повороте. Так потихоньку движениями инвалида он развернулся и увидел деда. Тот опустил ружье и странно смотрел на него.
«Разве я похож на того, кто хочет убивать, человек? Посмотри на меня.»
Он посмотрел увидел старика, который стоял перед ним весь в грязи, обритый наголо, с морщинами под глазами и невероятно изможденный.
«Послушай.»
Фома вдруг услышал совершенно чуждые звуки. Колокольчики. Фыркание животных. Шум городской улицы. Смех детей и негромкие разговоры взрослых. Звуки шли отовсюду и ни откуда. «Морок, — подумал Фома — наводит на меня гад гипноз свой, нечистый». «Хо-хо-хо!» — кричал кто-то глупым голосом.
«Что ты слышишь?»
«Не знаю. Городскую улицу. Ярмарку может быть».
«Ты слышишь радость. Ты слышишь детское счастье. Взрослое тоже. И ещё праздник. Это — моя стихия, а не убийства людей даже плохих. Вот что меня интересует, и в какую атмосферу я хочу окунуться снова и снова. Но кое-что произошло, и я перестал понимать происходящее. Я вышел раньше срока как недоношеный ребенок и вокруг меня происходят странные вещи. Я родился не в том мире в котором должен был, понимаешь? Меня выплюнуло не туда. Здесь злые врачи, акушерка с черными глазами и пропали родители, а стены роддома покрыты слизью.»
«Чего?»
«Это метафора, человек. Не ломай голову, зря я тебе это рассказываю. На самом деле всё